Нина Молева - Ее звали княжна Тараканова

• Название: Ее звали княжна Тараканова
• Автор: Нина Молева
• Жанр: История

Имя княжны Таракановой знакомо многим. О красавице-авантюристке говорила вся Европа. Однако после фантастического похищения ее графом Алексеем Орловым-Чесменским она бесследно исчезла: то ли в Петропавловской крепости, то ли в одном из русских монастырей Кто же на самом деле была неизвестная? Что за тайны скрываются за событиями того времени? Обо всем этом рассказывает книга «Ее звали княжна Тараканова». Многие исторические документы публикуются впервые. Автор книги — Нина Михайловна Молева, историк, искусствовед — хорошо известна широкому кругу читателей по многим прекрасным книгам, посвященным истории России.

---

Только ни Кастер, ни Горани не были первыми в своих утверждениях. Еще при жизни «самозванки» и задолго до ее похищения французский королевский историограф Шарль-Пино Дюкло в «Секретных мемуарах о Франции» коснется личной жизни Елизаветы Петровны. Склонный к грубоватой иронии, резкий в суждениях, но и на редкость требовательный в отборе фактов, Дюкло напишет в начале 1770-х годов, что Елизавета имела троих детей, воспитывавшихся у доверенной особы — итальянки Иоганны, которая при русском дворе официально считалась их матерью. Не изданный при жизни труд историка Ш.-П. Дюкло увидит свет в 1806 году в Париже. И это как раз в то время, когда, казалось, могут завязаться добрые отношения между империей Наполеона и Александром I и еще носится в воздухе проект брачного союза Бонапарта с одной из великих русских княжон.

В 1809 году к потоку сообщений о княжне присоединяется такой исторический авторитет, как Гельбиг, — в Тюбингене выходит его книга «Русские избранники». Саксонский посланник в России, Гельбиг много видел и умел смотреть. На дипломатической службе он точно знал, как велика цена факта и опасна сенсационность слуха.

Его сведения о личной жизни Елизаветы оказываются наиболее обстоятельными, связанными с датами, именами, легко проверяемыми фактами.

Гельбигу известны двое детей русской императрицы: от А. Г. Разумовского — сын, носивший фамилию Закревского, от И. И. Шувалова — дочь, родившаяся в 1753 году и называвшаяся Таракановой. Последняя воспитывалась при дворе у доверенной служительницы-итальянки под видом ее ребенка. После смерти матери Тараканова была отвезена своей воспитательницей в Италию, где неоднократно виделась с И. И. Шуваловым, жившим в Риме в течение 1768–1773 годов. Закревский же находился на гражданской службе.

Предположим, все здесь было заведомой выдумкой и ложью. Но почему русское правительство, сама Екатерина II не выступили с опровержением и на этот раз? Разве не проще было признать родственную связь с Елизаветой Петровной безликой инокини Досифеи или доказать, что она и была той самой похищенной особой, — заставить Тараканову хоть на мгновение появиться на сцене? И тем не менее Екатерина, Павел, Александр I один за другим предпочитают все ту же политику умолчания.

Вопросов становилось все больше и больше. Книга Гельбига появляется в год смерти Досифеи. Если что-то мешало обнародовать ее показания при жизни, то что препятствовало это сделать у свежей могилы? Как-никак известная реабилитация двора. А может, все обстояло совсем иначе?

Похороны пышные, но безымянные. Участники — московская знать, но только московская, безо всяких, тем более официальных, представителей двора. Место захоронения — усыпальница Романовых, но слишком стародавняя: еще с петровских времен Новоспасский монастырь перестал ею быть. Все получалось как намек: сказано и не сказано, можно догадываться и все равно толком ничего не знать. Лишь одно оставалось очевидным во всех предложенных зарубежными авторами вариантах: имя Таракановой было связано с дочерью императрицы Елизаветы Петровны.

Николай I уже в середине 1820-х годов понимал, что рано или поздно молчание по поводу Таракановой придется нарушить. Не предупреждать огласку, раз это уже произошло, а что-то ей противопоставлять — в этом рассчитанном на годы «противостоянии» нужны были знания и дарования историка. От талантливости и безоговорочной преданности исполнителя во многом, если не целиком, зависел успех необычного и сложного задания. Рекомендация Н. М. Карамзина пришлась как нельзя более кстати.

Тараканова была первым пробным камнем. Но память подсказывала, что не только в связи с ней приходилось сталкиваться с именем Блудова. Дело о смерти Петра III — от «геморроидальных колик», как гласило официальное сообщение, обстоятельства убогих похорон и через четверть века поиски Павлом исчезнувшей могилы. По словам современника, только один монах-старожил Александро-Невской лавры смог предположительно указать на какую-то могилу: «Должно быть, тут». Останкам из этого погребения и были отданы императорские почести. Архивом Петра III времен его низложения специально занимается Блудов. И сейчас о компрометирующих Екатерину подробностях говорят, по существу, воспоминания современников, но не складывающиеся в достаточно гладкую историю документы. В них свидетельств убийства и уничтожения могилы нет.

Или Мирович — попытка освобождения носившим это имя офицером томившегося всю жизнь в одиночном заключении императора Ивана Антоновича. Из современников некоторые верили, большинство не верило в заговор. Выступление Мировича считалось спровоцированным ради того, чтобы в возникшей суматохе «на законном основании» зарубить узника. Все документы допросов и следствия были обработаны и подготовлены к печати Блудовым.

Как сделать, чтобы события прошлого выглядели нужным образом не в отдельном труде, — ни одна самая фундаментальная монография не исчерпывает, тем более во времени, поднятого вопроса, — а вообще, навсегда, для всех? Переработанные источники, соответствующим образом подобранный архивный фонд, наконец, исчезающие документы — разве это не более верная гарантия, что реализовавшаяся таким путем концепция приобретет для исследователей значение неоспоримой истины?

Положим, нельзя сказать с полной уверенностью, что было сделано с фондами Петра III и Мировича. Иное дело — царевна Софья. Разобранное Блудовым по приказу Николая I дело Шакловитого поступило в архив, стало почвой для исследований, выводов, обобщений, вошедших в классические труды по русской истории. Блудов проделал гигантскую работу, подобрав перепутанные листы — «столбцы». Но около пяти тысяч этих «столбцов» были подобраны неверно, в корне искажая смысл содержания, суть происходившего.

Ошибка неумелого архивиста? Его излишняя самонадеянность? Но ведь Блудов с самого начала знал о существовании второй части того же фонда и не сделал попыток ни воссоединить его, ни хотя бы учесть отсутствующую половину. Зато результат — Софья как «черный характер», поборница старины и противница всяких реформ — полностью отвечал николаевской концепции, для которого все сосредоточивалось в Петре I. Вся линия Марии Милославской, первой жены отца Петра, старательно уничтожалась и компрометировалась — смешная на первый взгляд сатисфакция по прошествии полутора веков. Но ведь Блудовым достигался и другой результат: из свода фактов архивный фонд Шакловитого превращался в вольное сочинение на им самим выдвинутую тему.

Прошедших через руки Блудова дел было совсем немало, и общим во всех них оставалась важность для престола, связь с наиболее сложными для освещения событиями в ожесточенной борьбе за власть. Та же тема Таракановой всплывает вновь в преддверии событий 1905 года, и очередные публикации типа монографии Э. Лунинского должны смягчить ее остроту. Впрочем, безо всякого успеха. «В самозванцах привлекает идея сопротивления», — вынуждены будут констатировать со всей откровенностью чиновники Кабинета.

Итак, партия затянулась без малого на полтораста лет. И как всегда в очень длинном разговоре, обе стороны волей-неволей слишком многое сказали, в чем-то проговорились, в чем-то неожиданно для самих себя признались. Только суд над «самозванкой» не состоялся. Спор не равнозначен судебному разбирательству, обвинение — приговору, а защита — оправданию. Но ведь материалы, копившиеся годами, давали основание для такого пусть не разбирательства, во всяком случае, близкого к нему по смыслу анализа.

Говорит обвинение — материалы, собранные и интерпретированные официальными историками. Говорит обвиняемая — пусть даже те немногие письма, которые сочла возможным предать гласности официальная наука XIX столетия. Говорят свидетели — очевидцы, современники, события, непосредственно связанные с Таракановой или ставшие средой, в которой прошла ее жизнь. И еще есть жизнь тех, кто оказался соотнесенным с «самозванкой», — «Эпизод о государыне цесаревне», «Эпизод о русском вельможе», «Эпизод об узнице Ивановского монастыря» и «Эпизод о бароне Федоре Аше». А если так, слушается дело о…

Глава 2 Говорит обвинение… (Дело девицы Франк)

Мы сообщаем нашим читателям достоверные сведения о Самозванке, ошибочно называемой Таракановою разными писателями, ибо она сего имени никогда себе не присваивала.

Из сих сведений видно, что она не погибла во время наводнения, но скончалась от болезни в Петропавловской крепости 4-го декабря 1775-го года.

В. Н. Панин, начальник IIОтделения Собственной канцелярии Александра II1867 г.

Теперь она зовет себя принцессой,
А прежде — в Киле, Генте и в Берлине,
И в Лондоне потом была известна
Под именем то Франк, то Шель девицы,
Поздней уж госпожой Тремуйль в Париже
Зовут ее. Все прошлое ее —
Сплошная цепь нелестных похождений.

И. В. Шпажинский. Самозванка. Драма в стихах. Петербург, 1904

Берлин