Майк Эшли - Волшебники: антология

• Название: Волшебники: антология
• Автор: Майк Эшли
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91377-024-0

Российское издание антологии Майка Эшли 2004 года.

В новой антологии серии «Лучшее» на этот раз собраны рассказы о волшебниках, принадлежащие перу таких мастеров, как Том Холт, Майкл Муркок, Урсула Ле Гуин, Дуг Хорниг и других талантливых авторов. Многие рассказы публикуются впервые, некоторые написаны специально для этого сборника.

Магия принимает разные обличья. В этой антологии вы встретите ведьм, колдунов, чернокнижников, заклинателей. Есть даже маги-компьютерщики. Они могут повелевать человеческими чувствами и судьбами, драконами и природными стихиями.

Все они очень разные, только вот добрых волшебников среди них немного.

Магия, волшебство дают своим обладателям почти неограниченную власть. Такая власть — слишком большое искушение, чтобы удержаться в рамках человеческой морали и не сотворить какую-нибудь пакость под плохое настроение. Или подправить окружающую действительность в соответствии со своими (зачастую весьма оригинальными) представлениями о добре и зле. Видимо поэтому большинство волшебников — не самые приятные в общении люди. А иногда они вообще не люди.

---

Вордег распрямился. На его губах играла холодная, горделивая улыбка. Он поднял руку, в которой сжимал переданную ему Верховным магом тонкую металлическую палочку. От жезла распространялось холодное бело-голубое свечение; по всей его длине медленно двигались тени, и Савринор тихо вздохнул, когда узнал вещицу. Это был ключ к Вратам Хаоса. Важнейший символ власти, богами данной магам; использовать его мог лишь бесспорный владелец замка.

Верховный маг назвал преемника.

Вордег повернулся лицом к Вратам и высоко поднял ключ над головой. Когда рука мага вытянулась, белое сияние жезла внезапно изменилось на черное, и он начал пульсировать, словно колеблющаяся темная звезда. Дрожащий столб черноты у Врат начал подстраиваться под ритм пульсации жезла, и вскоре оба они двигались синхронно.

Лежавший на одре старец вновь шевельнулся. На изборожденном морщинами лице заиграла улыбка безумца, а запавшие глаза заискрились, когда с помощью многих рук он оторвал голову от подушки на несколько дюймов. Пульсирующий черный спет усилился до страшной вспышки: столб тьмы опрокинулся, закрутился вокруг самого себя и открылся, словно гигантский глаз. Врата Хаоса распахнулись.

Савринор вглядывался в этот глаз, а сквозь него — в черную дорогу, которая от Врат устремлялась к горизонту — столь безбрежному, что летописец прикусил язык от потрясения. Он никак не мог привыкнуть к необъятности, головокружению, к невозможному, чуждому безумию мира, который открывался его чувствам. В неистово буйных цветах являлись не поддающиеся объяснению формы. Они изменялись в постоянно чередующихся узорах темного и мертвенно-белого блеска; на периферии зрения двигались беспокойные привидения, не вполне реальные фигуры, сохранявшие форму лишь на время одного удара сердца. Мраморный зал вибрировал в предвкушении чего-то громадного, нарушающего измерения. Оно приближалось.

Маги опять застыли в неподвижности. Даже сморщенный старик На носилках оставил попытки приподняться и вновь лежал смирно — лишь глаза светились предвкушением и нетерпением. Затем раздался звук, похожий на размеренные шаги или вялое сердцебиение; он скорее ощущался костным мозгом, нежели мог быть услышан. Напряжение нарастало. Откуда-то — казалось, оно порождается необъятностью за Вратами, но, может, это было не так — исходило низкое жужжание, заставлявшее резонировать кости черепа Савринора.

Врата содрогнулись, и на мгновение показалось, что они обвалятся. Ярчайшая вспышка алого и раскаленно-белого наполнила Мраморный зал светом и пламенем, принуждая находившихся в нем людей отвернуться. Когда невольно сжавший зубы Савринор вновь обрел способность видеть, в тенях портала стоял эмиссар Хаоса.

Существо было в полтора раза выше любого из магов, человеческое тело венчала чешуйчатая голова рептилии с ощеренной пастью. Над плечами возвышались огромные крылья; перья на них были из раскаленного добела металла, который расплавленными каплями струился к ногам. Вокруг фигуры сияла пламенеющая золотистая аура из языков пламени; сбоку рвались на цепях две чудовищные безглазые химеры, в воздухе мелькали их змеиные языки, а собачьи когти в нетерпении скребли и царапали мозаичный пол. Эмиссар разомкнул челюсти, и зловоние склепа ударило в нос Савринора, который заставил себя при этом не поморщиться: неучтивость могла оказаться опасной. Спокойные, умные и прекрасные глаза теплого янтарно-карего цвета медленно изучали собравшихся, затем их пристальный взгляд остановился на застывшем Верховном маге.

Стояла глубокая тишина. В ушах Савринора стучала кровь; он сдерживал дыхание, не смея шевельнуться. Эмиссар глядел на носилки. Он поднял руку, и палец с изогнутым когтем цвета старой бронзы указал на сердце Верховного мага.

Старец улыбнулся — в той улыбке была радость и торжество достижения желаемого. Он подался вперед, словно желая приветствовать и обнять творение Хаоса. Затем шепот его последнего вздоха глухо пронесся по затихшему залу, и пустая оболочка старика упала на носилки.

Торопливо следуя примеру магов, Савринор упал на одно колено и прикоснулся к Семиугольной Звезде у собственного сердца. Все отдавали дань уважения ушедшему Верховному магу, лишь Вордег не преклонил колени и не коснулся знака Звезды: он просто стоял прямо, не шевелясь и твердо смотрел в спокойные глаза демона. Он ждал. Эмиссар кивнул рептильей головой, и Вордег вытянул руку. На раскрытой ладони светился темным светом ключ к Вратам Хаоса. Эмиссар потянулся за ним и подцепил когтем; в его руках палочка засветилась ярким светом, словно раскалилась добела. Чудовищные челюсти широко осклабились в подобии улыбки. Эмиссар прикоснулся кончиком жезла точно к центру лба Вордега и замер.

Савринор чуть не задохнулся от запаха обгорающей плоти, а некоторые маги отвели взгляд. Но Вордег даже не вздрогнул. Веревками выступили сухожилия на его шее, но он твердо стоял на ногах и смотрел вперед, хотя от напряжения взгляд его не был сфокусирован. Маг старался противостоять мукам, которые испытывал. Он не отшатнется, не станет молить о пощаде. Внутренне содрогаясь, Савринор подумал, что этот человек обладает просто невероятной волей.

Внезапно все прекратилось. Рука демона опустилась, и Савринор увидел на челе Вордега морщинистую и почти черную выжженную отметину ужасного шрама — шрама, который никогда не заживет. Вордег опустил глаза — лишь этим он позволил себе выдать облегчение, — и эмиссар протянул новому Верховному магу жезл, который на сей раз уже не сверкал раскаленным пламенем. Две безглазые химеры открыли беззубые рты и тряхнули цепями, эмиссар сделал шаг назад. Еще раз он быстро обвел собравшихся взглядом, в котором светилось что-то похожее на хладнокровное размышление. Затем плавящиеся крылья высоко поднялись, ударились друг о друга, и с бесшумным толчком громадной силы черный глаз Врат Хаоса закрылся. Эмиссар исчез.

В тиши самых темных часов Савринор сидел за столом в своей комнате и, как предписывал долг, увековечивал на пергаменте события этой ночи. Он никак не мог унять дрожь. Окно было плотно занавешено, от жара горящего очага в комнате стояла ужасная духота. Но Савринора до костей пробирал холод, и причиной его был весьма неприятный ход мыслей.

В церемонии было что-то дурное. Когда она свершалась, Савринор не решался обдумывать это, но теперь воспоминания ночным кошмаром всплывали в голове. С виду все прошло достойно: душу Верховного мага забрали в царство Хаоса, и он с радостью проделал последний путь; его преемника подвергли испытанию и признали достойным. Но аномалия была налицо. Посланники властителей Хаоса — демоны невысокого чина. Хаос весьма парадоксален, и создания высшего ранга имеют склонность появляться менее эксцентричным образом, нежели их низшие собратья. До сих пор Савринору не доводилось присутствовать на таком значимом событии, но ему рассказывали, что сам Яндрос принимал облик обычного человека в тех редких случаях, когда соизволял явиться к поклоняющимся ему людям. Ну хорошо. Допустим, эмиссар был приличествующего такому событию ранга. Но почему не было ни фанфар, ни неистового взрыва эмоций — никаких церемоний, обычно сопровождающих прибытие низших демонов? Эмиссар не произнес ни слова и, в свою очередь, не требовал ни восхвалений, ни псалмов. А испытание Вордега само по себе оказалось крайне простым.

Все это не соответствовало принятому образцу ритуала. Несмотря на беспорядочную природу. Хаос в отношениях с миром смертных придерживался предсказуемой очередности действий. Без этой стабильности поклонники Хаоса не смогли бы выжить. И значит, аномалия, подобная той, свидетелем которой стал Савринор этой ночью, попросту пс могла случиться. Но она все же произошла. По мнению летописца, это свидетельствовало о двойственности отношения со стороны Яндроса и его шести братьев. Но двойственности — по отношению к кому? К старому Верховному магу? К новому? Или к чему-то еще, чего Сарвинор пока даже не мог предположить?

Историк посыпал песком последний лист пергамента. Времени на ложную скромность не было, и Савринор знал, что сегодняшней работой даже превзошел самого себя. Он не упустил ни малейшей детали церемонии, в изложенные факты искусно вплел умеренное воздаяние мудрости и благородству покойного Верховного мага, тщательно уравновесив их несколькими абзацами ненавязчивой, но выразительной похвалы его преемнику. Даже Вордег не смог бы придраться. И Савринор надеялся и молился, чтобы никто никогда не узнал о другом документе, кратко записанном в его личном коде стенографии и спрятанном в нижнем ящике. О документе, рассказывающем совсем другую историю.

Испытывая слабую тошноту вместе с облегчением оттого, что завершил наконец неприятную работу, Савринор отложил готовый документ. Аккуратно откинул одеяло с кровати, сделал движение, желая затушить лампу, при свете которой писал. Во мраке, куда не добирался свет лампы, шевельнулось очертание вытянутой формы, и Савринор нервно вздрогнул, но тут же понял, что это всего-навсего его собственная тень, потревоженная краткой вспышкой огня. Игра света и тени — бояться здесь нечего. Именно за эту слабость летописец подсмеивался над другими, поскольку сумрак, как буквальный, так и метафорический, всегда являлся естественной средой его обитания. Но теперь в объятиях сумрака Савринор чувствовал себя неуютно. И никуда не делись мысли, тревожащие его ум, — и они, увы, уже не покинут его…