Вера Крыжановская - Два сфинкса

• Название: Два сфинкса
• Автор: Вера Крыжановская
• Издательство: Товарищество
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1916

---

– Смотри! – он указал на мумию. – Это дело твоих рук. Если бы ты не вмешалась в мою жизнь, то теперь Нуита была бы жива, и я не был бы так одинок!

Эриксо вырвала свою руку и, страшно побледнев, отступила назад.

– Да! – упавшим голосом прошептала она, опуская глаза. – Не будь меня, жива бы была она, и ты это оплакиваешь! Раба Аменхотепа могла занять лишь место Нуиты в сфинксе, но не смогла заменить ее в сердце твоем! Я сознаю свое безумие, но не в моей уже власти что–либо изменить.

Эриксо стояла вполоборота и эта поза еще рельефнее вырисовывала идеальное совершенство ее гибких форм. Художник проснулся в Рамери. Он невольно сравнивал эту воздушную красоту с грубой женщиной, которую прислал ему Анаксагор в качестве натурщицы. Нет, это Эриксо представляет идеальную натуру для Гебы, Авроры или Психеи! Восхищение смирило его гнев, и он почти жалел этого ребенка, который если и согрешил, то из любви к нему, и который, в конце концов, один остался ему от всего его прошлого.

– Прости меня, Эриксо! Жестокие слова навеяны мне горечью только что пережитых мною часов, – печально и без гнева сказал он. – Я не должен был бы забывать, что ты поступила так по детскому безрассудству, не взвесив всех последствий своего поступка. Я постараюсь позабыть рану, которую ты нанесла мне; не можем мы быть врагами, – потерпевшие крушение – одинокие, на пустынной скале.

Яркий румянец залил бледное лицо Эриксо и слезы ручьем брызнули из ее глаз. Она упала на колени и прижалась головой к руке скульптора.

– О, Рамери! Не осуждай меня за мою ошибку! Как все это случилось – я и сама не знаю. Ты был первым мужчиной, внушившим мне любовь – мне, бедной рабе, вечной затворнице в стенах этой тюрьмы какой для меня был дом Аменхотепа! Спрятанная в нише лаборатории, я подстерегала каждое твое слово! Дни твоего прихода были праздником для меня: я упивалась твоим голосом, а между тем ты говорил о любви к другой! Я же вообразила, что когда ты увидишь, ты полюбишь меня. Мною овладела, к тому же, такая жажда свободы, желание видеть людей и свет, избавиться от тяжелого, гнетущего взгляда Аменхотепа, что я ухватилась за единственный представившийся мне случай порвать мои оковы и, в то же время, завоевать счастье. Теперь, когда прошлое, увы, непоправимо, когда ты сам говоришь, что мы два потерпевших крушение, полюби меня хоть немного, Рамери! Что мне все эти богатые римляне, твердящие о своей любви и просящие меня в супружество! Позволь мне жить близ тебя, служить тебе – и я буду счастлива!

– Бедное дитя, – пробормотал Рамери, с участием слушавший ее. – Она права, что была узницей, если даже он, близкий друг Аменхотепа, не подозревал о ее существовании. Но какие причины руководили магом? Любил ли он Эриксо? Был ее любовником? Даже мага могла восхитить подобная красота.

– Эриксо! – спросил он, наклоняясь к ней и пытливо засматривая в ее голубые глаза. – Скажи мне правду. Аменхотеп любил тебя? Почему он так тщательно прятал тебя от всякого постороннего взгляда? Ты принадлежала ему?

Эриксо гордо откинула голову и в глазах ее вспыхнуло презрение и ненависть.

– Никогда я не принадлежала ему! Я была для него ясновидящей. Он погружал меня в священный сон, от которого я просыпалась разбитой и истощенной. Я знаю, что нравилась ему, но он никогда не говорил мне о любви. Да разве он может любить! Нет, он умеет только повелевать стихиями, вызывать духов из вечернего сумрака или из пруда своего сада да готовить снадобья. И хвала богам что он не любил меня, так как я ненавижу и боюсь его! Когда он смотрел на меня своим пронизывающим, острым, как кинжал, взглядом, я вся дрожала и слепо повиновалась ему.

– Я понимаю, что ты много выстрадала в тяготившем тебя одиночестве, но зато ты так жестоко отомстила Аменхотепу, что могла бы простить его. К тому же теперь он не имеет на тебя ни малейшего права, даже если бы и проснулся. Твои покровители – Галл и Валерия! По закону ты принадлежишь им. Убедившись в своей неотъемлемой свободе, не поможешь ли ты мне отыскать Аменхотепа или хотя бы место, где ты заживо погребла его? Я должен наверное знать его судьбу. Если ты согласишься помочь мне, ты доставишь мне большое удовольствие, и я буду глубоко признателен тебе.

Последние слова он произнес ласковым тоном, привлек ее к себе и поцеловал.

Яркий румянец зажег лицо Эриксо.

– Понимаешь ли ты, чего ты у меня просишь, Рамери? – вскричала она, дрожа всем телом. – Если бы ты спросил у меня жизнь мою – я с радостью бы отдала ее за твой поцелуй и за доброе слово! Но помочь тебе найти этого ужасного человека – это безумие! Не ищи его, Рамери! Не буди скованного льва! Страшись его, ибо и дружба его опасна. Это я говорю тебе, я, которая знает его лучше тебя! Ты говоришь, что Аменхотеп не имеет больше прав на меня, что закон делает меня свободной в этом доме, где нашли меня. Да разве существуют человеческие законы для него, который обладает ужасными законами магии? Что может остановить человека, которому стоит лишь поднять руку, чтобы вызвать источник из скалы, который может взглядом высушить куст, а из–под земли вызвать огонь, все убивающий, пожирающий? Нет, нет, Рамери, требуй от меня чего хочешь, только не этого! Я ненавижу его, боюсь – и никогда не стану искать его.

Голос ее дышал такой ненавистью и отвращением, глаза горели такой ужасной злобой, что Рамери в раздумье покачал головой. Кроме того, несмотря на свое восхищение мудростью Аменхотепа, он вовсе не считал его таким могущественным, как говорила Эриксо, но ей было лучше знать, и она, видимо, следила за ним.

– Я, разумеется, не стану принуждать тебя искать Аменхотепа, раз это до такой степени тебе противно, – сказал он. – Но сам я попытаюсь, так как считаю своим долгом, если возможно, освободить друга, который ради меня открыл секрет таинственного зелья, не подозревая, что в самой его лаборатории таится измена. Я исполню все, что в пределах моих сил, что налагает на меня дружба и справедливость. Но ты неблагодарна, Эриксо, к человеку, который, несмотря на все, был твоим благодетелем. Подумай, какая участь ожидала тебя, если бы такую красавицу, как ты, купил другой? Он же, несмотря на свои права господина, уважал тебя, избавил от всякой работы и дал тебе необыкновенное для женщины образование. Этот дом, который ты называешь темницей, был тебе отцовским кровом, и если он держал тебя взаперти, то, конечно, для того только, чтобы твой ум и твое тело созрели прежде, чем выдать тебя замуж за достойного человека. Что бы он дальше стал с тобой делать? Что особенного мог представлять из себя ребенок для человека, облеченного таким необычайным могуществом? Ты поступаешь дурно, Эриксо, не желая помочь вернуть к жизни человека такого полезного, хранителя великой науки, которого ты не понимаешь и не ценишь, а судишь по–детски!

То краснея, то бледнея слушала его Эриксо. Рассудок подсказывал ей, что Рамери говорит правду, инстинкт шептал, что Аменхотеп опасен и что вернуть ему свободу – значит снова очутиться в положении мышонка в лапах тигра. Если он не желал ее для себя, то в то же время не делал намека на то, что намерен выдать ее замуж, совершенно забывая, что она – существо живое и молодое, что жилах ее течет бурная кровь, а сердце полно порывов и жаждет счастья.

– Нет! Пусть он остается там, где находится теперь! – воскликнула она.

Быстро повернувшись, она бросилась вон из комнаты; ей не хватало воздуха, она задыхалась. Прижав руки к груди, она промчалась по залам и галерее, направляясь в сад.

Поглощенная своими думами, она ничего не видела и не слышала; стремительно спускаясь с лестницы, она споткнулась и упала бы, если бы две сильные руки не подхватили ее на лету. Это был Галл, возвращавшийся от проконсула. Он был разгорячен вином, так как пир был грандиозен. Когда он почувствовал в своих объятиях нежное и гибкое тело Эриксо, его обычное артистическое восхищение превратилось в страсть.

– Что с тобой, прекрасная из прекрасных? От кого бежишь ты как газель, преследуемая охотником? – спросил он, подняв ее как перышко.

Он порывисто прижал ее к своей груди и покрыл страстными поцелуями.

В первую минуту смущения и удивления Эриксо онемела и не сопротивлялась, но затем с силой, какой от нее нельзя было ожидать, она высвободилась из объятий легата, в два прыжка очутилась на террасе и скрылась.

Прибежав к себе, задыхаясь, она упала на стул у окна и обеими руками откинула влажные локоны, в беспорядке прилипшие ко лбу. При воспоминании о страстных объятиях патриция, о его пылающем взоре и поцелуях, она вздрагивала от отвращения.

– О! Если бы это Рамери так привлек меня в свои объятия – как это было бы сладко. Хорошо быть любимой, но только тем, кого любишь взаимно, – пробормотала она. – А этот, муж Валерии… Нет, нет, его любви я не хочу и приму меры, чтобы это более не повторялось, – прибавила она, направляясь к своей постели.