Мэг Кэбот - Отчаянная девчонка

• Название: Отчаянная девчонка
• Автор: Мэг Кэбот
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007

Трудно быть непризнанным гением, а еще иметь старшую сестру, самую популярную девчонку в школе… Еще хуже – влюбиться в ее парня… И вдруг меняется все! Но самое главное – приходит настоящая любовь!

---

Я перестала жевать и отложила сандвич.

Что я наделала?

И главное… как теперь все исправить? 

Вот десять причин, по которым я могу умереть молодой (и это, кстати, никого не огорчит): 

10. Я левша. Исследования доказали, что левши умирают в среднем на десять – пятнадцать лет раньше. Все потому, что мир создан для праворуких людей, а нам вечно приходится доказывать свою полноценность. Например, писать в блокноте, хотя пружины впиваются тебе в запястье. 

9. Я рыжая, а значит, больше других людей подвержена раку кожи. 

8. Я маленького роста, а коротышки умирают рано. Это факт, хотя и малопонятный. Может, потому, что люди вроде меня не могут дотянуться до верхней полки в магазине – той, на которую ставят витамины. 

7. У меня нет парня. Серьезно, счастливая любовь продлевает жизнь. 

6. Я живу в городе, а значит, дышу загрязненным воздухом. 

5. Я ем много красного мяса. Долгожители, например, где–нибудь в Сибири, питаются, как известно, одними йогуртами и злаками. Вряд ли они вегетарианцы, просто все коровы передохли от холода. 

Я терпеть не могу йогурт, не говоря уже о всяких кашах, и ем гамбургеры минимум раз в день. 

4. Я средний ребенок. Мы умираем раньше, чем старшие или младшие. Этому пока нет научного подтверждения, но я уверена в своей правоте. 

3. Я не принадлежу ни к одной конфессии. Родители не занимались нашим религиозным воспитанием, потому что сами агностики. И поскольку они не уверены в существовании Бога, нам запрещено ходить в церковь. А согласно статистике, верующие живут дольше, чем атеисты.

Интересно, а как будут выглядеть мои похороны, если брать в расчет концепцию «пусть–девочки–сами–решат–во–что–им–верить»? Пока я склоняюсь к индуизму, потому что мне нравится идея реинкарнации. Правда, сложно будет отказаться от говядины… 

2. У меня собака, а дольше всех живут хозяева кошек. Итак, будь Манэ котом, я приобрела бы пять–десять лишних лет жизни. 

И, наконец, главная причина. 

1. Мое сердце разбито. 

Честно. Я не могу спать, не могу есть – даже бургеры. Я вздрагиваю от каждого телефонного звонка.

И я сама во всем виновата.

А здоровье, как известно, напрямую зависит от работы сердца. Конечно, можно жить без Дэвида – убогой, серой жизнью. Я упустила свою любовь. Я смотрела на мир широко открытыми глазами, но ничего не видела.

Итак, я дала себе срок. Две недели – за это время я должна что–то изменить.

23

Итак, я чувствовала себя ужасно глупо, стоя на крыльце Сьюзен Бун. Если честно, в последнее время я постоянно ощущала себя глупо. Правда, сейчас у меня для этого были все основания: я явилась к Сьюзен Бун без приглашения, в воскресное утро, и ждала перед ее дверью, пока кто–то откроет. И была уверена – если мне все–таки откроют, то только со словами: «А ты, девочка, что здесь делаешь?»

Конечно, Сьюзен была бы абсолютно права, но я боялась, что если позвоню перед тем как прийти, она скажет: «Сэм, поговорим на уроке во вторник, ладно?»

Но я не могла ждать до вторника: сердце у меня разрывалось и я должна была узнать, что делать. К родителям было бесполезно обращаться, а уж к Люси – тем более. Знаете, что она сказала? «Надень узкую мини–юбку и извинись. Боже, это же так просто!» А Ребекка нахмурилась и бросила: «А я тебя предупреждала!» Тереза до сих пор не вернулась от Тито, а Катрину спрашивать было бесполезно: она думала исключительно о Поле.

Итак, я без звонка и без приглашения заявилась к Сьюзен Бун. Нет ничего хуже, чем стоять под дверью, зная, что тебе вряд ли откроют. Хотя нет, еще хуже стоять под дверью с пятью багетами в рюкзаке и знать, что тебе вряд ли откроют.

Я решила, что нехорошо приходить с пустыми руками, хотя, признаюсь, хотела при этом и подлизаться к Сьюзен: еще не один человек на свете не отказывался от багета, испеченного нашей соседкой–француженкой.

Мне стоило большого труда достать этот хлеб. Я встала очень рано и повела Манэ гулять не в парк, как обычно, а в противоположном направлении – к дому нашей соседки. Пес, естественно, упирался, и у меня чуть руки не оторвались, когда я тащила его в нужном мне направлении. Заполучив золотистые, свежеиспеченные багеты, я почувствовала было голод, но тут же устыдилась: люди с разбитым сердцем, как известно, ничего не едят.

А потом был аттракцион под названием «прокатись в нью–йоркском метро с пятью батонами, торчащими из рюкзака», который я не решилась бы повторить. Все хихикали и показывали на меня пальцем, особенно школьники из Национального географического общества. К счастью, я додумалась надеть кепку Люси и никто не узнал во мне Девочку, Которая Спасла Президента. Когда дети стали слишком уж явно перешептываться и откровенно разглядывать меня, поезд приехал на нужную станцию и я поспешно вышла.

До дома Сьюзен было довольно далеко, и по пути я успела еще раз обдумать свое отчаянное положение: что со мной случилось, если я иду за помощью к человеку, которого пару недель назад ненавидела?

Почему–то мне казалось, что она и только она сможет объяснить мне, что произошло на самом деле и как исправить ситуацию. Сьюзен научила меня видеть и наверняка сможет научить, как с этим жить.

Я очень хотела с ней поговорить, но, услышав приближающиеся к двери шаги, столь же сильно захотела убежать.

Но не успела. Раздался щелчок замка, и передо мной предстала Сьюзен Бун в бриджах, забрызганных краской, с белыми волосами, заплетенными в две косы.

– Саманта, откуда ты здесь взялась? – с изумлением спросила она.

Я быстро стащила рюкзак и предъявила багеты.

– Я… ну… проходила мимо, – мямлила я, – и решила занести вам хлеб. Он очень вкусный, правда, это моя соседка испекла.

Увидев Сьюзен, я вдруг поняла, что не надо было приходить. И как это пришло мне в голову? Она просто моя учительница рисования, и ей дела нет до проблем одной из учениц.

На плече Сьюзен сидел ворон Джо. Он оживился и радостно прокаркал:

– Джо хорррропшй! Джо хоррроший! – Кажется, он не узнал меня в кепке.

Сьюзен улыбнулась:

– Проходи, Сэм. Очень мило с твоей стороны зайти… с хлебом.

Дом Сьюзен был очень похож на студию: мало мебели, много света и устойчивый запах краски.

Не успела я снять кепку, как на меня набросился Джо.

– Джозеф! – прикрикнула на него Сьюзен. – Отстань от Сэм. Сэм, пойдем–ка лучше на кухню.

Я хотела было сказать, что зашла только на минутку, но Сьюзен снова улыбнулась, внимательно взглянула на меня, и я, как загипнотизированная, пошла за ней.

Стены на кухне были выкрашены ярко–голубой краской, такого же цвета, что глаза Сьюзен. Вместо того чтобы залить пакетики кипятком, моя учительница заварила чай по всем правилам и нарезала багет. Затем достала горшочек масла, варенье и поставила все на стол.

Попробовав хлеб, Сьюзен с изумлением сказала:

– Просто невероятно! Такой вкусный багет я ела только в Париже.

Мне, конечно, было приятно.

– Как вы отпраздновали День Благодарения? – спросила я, немного осмелев. Конечно, вряд ли художники интересуются такими пустяками, как национальные торжества, но ничего более умного, увы, не пришло мне в голову.

– Неплохо, спасибо, – кивнула Сьюзен. – А ты?

– Тоже неплохо, – неуверенно отозвалась я.

И снова повисла тишина. Если честно, неловко не было: уютно свистел чайник, за окном чирикали птицы. Наконец Сьюзен заговорила;

– Знаешь, есть у меня один план на лето.

– Правда? – с энтузиазмом подхватила я. – Какой?

– Я решила не закрывать студию, чтобы ребята вроде тебя или Дэвида могли приходить в любое время и рисовать. Устроить нечто вроде летнего лагеря.

Услышав имя Дэвида, я вздрогнула:

– Ух ты, здорово!

Чайник закипел. Сьюзен дала мне синюю кружку с надписью «Матисс», себя взяла желтую «Ван Гог» и, сев обратно, внимательно на меня посмотрела:

– А теперь, Сэм, расскажи мне, зачем ты пришла,

В первое мгновение я решила соврать что–нибудь насчет того, что собиралась к бабушке и зашла по дороге, но взглянула на Сьюзен и не смогла.

И тогда я рассказала все – и про Джека, и про Дэвида, про президента, конкурс и Марию Санчес. А закончила словами:

– И самое ужасное, что вчера я узнала – у Долли Мэдисон был только один ребенок от первого мужа, а не от Джеймса Мэдисона. И мы с ней не родственницы.

Я говорила, глядя в кружку с чаем, и теперь, подняв голову, поняла, что ничего не вижу. Может, потому, что глаза мне застилали слезы,

Сьюзен слушала мои откровения, ни разу не перебив. Теперь она глотнула чая и медленно проговорила:

– Но, Саманта, разве ты не понимаешь? Дэвид уже объяснил тебе, что делать.