Кришан Чандар - Ветка эвкалипта

• Название: Ветка эвкалипта
• Автор: Кришан Чандар
• Издательство: Государственное издательство ходужественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

Кришан Чандар – индийский писатель, писавший на урду. Окончил христианский колледж Фармана в Лахоре (1934). С 1953 генеральный секретарь Ассоциации прогрессивных писателей Индии. В рассказах обращался к актуальным проблемам индийской действительности, изображая жизнь крестьян, городской бедноты, творческой интеллигенции.

---

Не говоря ни слова, доктор отсыпал в мешочек десять сиров[4] риса, приложил к нему пачку соли и черного перца, завязал все это в узел и положил на голову Назан, сверкающую под лучами солнца, как цветок подсолнуха.

– А лекарство? – растерянно спросила Назан.

– Это и есть лекарство, – сказал доктор.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Возможно, они хотели что-то сказать друг другу. Возможно, они ничего не хотели сказать, так как у обоих не находилось слов. И минута, которая наступает раз в жизни, минута, которая необыкновенно хрупка, нежна и недолговечна, минута, в которую человек может протянуть другому руку помощи, согреть его жизнь пламенем своего сердца, претворить его мечты в действительность, эта минута прошла. В следующую минуту они стали чужими. Она поблагодарила его, он вежливо ответил. Она поклонилась ему на прощанье, он сделал то же самое.

– Если вам случится побывать в нашей деревне, обязательно заходите к нам. Мой отец всю жизнь будет благословлять вас. Мы вам так благодарны, так благодарны! До свидания, до свидания!

Ласточка улетела, и небо опустело.

Когда Назан была уже далеко, доктор обрел утраченное мужество. «Сейчас я догоню ее, – подумал он. – Я прижму ее к своей груди, я осыплю ее лицо поцелуями. Я скажу ей о своей любви. Я наговорю ей тысячу нежных слов».

Доктор в тоске протянул к ней руки, но не тронулся с места. Руки опустились, и он, устыдившись своего внезапного порыва, повернулся и уныло побрел в больницу.

Вечером он писал своему начальнику. Он доказывал ему, что больницу в этом районе следует закрыть, а вместо нее открыть благотворительный дом. Только тогда можно будет прекратить свирепствующую здесь эпидемию.

Результаты этого письма не замедлили сказаться. Ему было предложено оставить деревню и переехать в город. Хорошо еще, что так обошлось, его могли совсем уволить за подобную смелость.

Переехав в город, доктор почти забыл о событиях в деревне. В городе жили другие люди – начальники, помещики, лавочники, их дети и семьи. Они одевались в белые одежды, много пили и ели и хворали другими болезнями. Эпидемии здесь тоже были другими. Доктор с головой окунулся в работу. Постепенно его начала мучить одна мысль: зачем он писал начальству и скомпрометировал себя? Зачем ему было вмешиваться в это дело? Разве он не получает каждый месяц жалование? Разве его не обещали на будущий год повысить в должности? Разве начальство не уважает его? А он хотел бросить все это и взять в руки знамя безработицы. Хорошую бы службу он сослужил своему народу, своей стране!

Теперь, когда он смотрел перед собой, он видел только крыши. Каким миром и покоем веет от этих голубятен! И доктор, как настоящий голубь, повел плечами, погладил гладко выбритый полный подбородок и вошел в больницу.

Однажды, когда он сидел у себя в кабинете и в восьмой раз перечитывал письмо своего отца, в котором тот сообщал ему, что подыскал для него невесту, его позвали к телефону.

– Доктор, умоляю вас, приезжайте поскорей! – говорил министр Фироз Чанд. – Дело очень важное. Я уже выслал за вами машину.

Доктор сложил письмо отца и убрал его в карман. Потом он положил инструменты в чемоданчик и вышел. Машина министра ждала его у подъезда.

Вилла министра находилась за городом на живописном холме. Вокруг был разбит виноградник, в котором стояли пчелиные ульи. В воздухе, напоенном ароматом плодов и трав, гудели пчелы, навевая сон. И сам воздух, казалось, находился в дремотном опьянении, словно он впитал в себя весь хмель виноградных кистей. Доктор тоже начал дремать и проснулся только тогда, когда автомобиль остановился у виллы и слуга, одетый в расшитую золотом одежду, распахнув дверцу машины, сказал:

– Прошу вас, господин!

Доктор вздрогнул, открыл глаза и схватился рукой за свой чемоданчик. Министр, стоя в дверях, радушно приветствовал его:

– Входите, доктор-сахиб, входите!

Выхоленное улыбающееся лицо министра, его приветливость, крепкое пожатие руки – все это подействовало на доктора, как глоток хорошего вина. На лице его появилась счастливая улыбка. А министр, дружески обняв его за плечи, повел в комнаты.

Как прекрасно они были обставлены. Ноги утопали в пушистых дорогих коврах, на стенах висели редкие картины древних раджпутских художников, тяжелые, шитые золотом занавеси и драпировки.

– Я рассмотрел ваше прошение о повышении в должности, доктор-сахиб, – любезно говорил министр. – Завтра вы получите официальное подтверждение.

Доктор поклоном выразил свою благодарность: «Поистине, министр Фироз Чанд необыкновенный человек! Сколько в нем благородства и внимательности. Он не забывает даже о ничтожных мелочах».

Министр, смеясь и шутя, провел доктора через мужскую половину дома, через помещение для слуг и подвел его к женской половине. Здесь он остановился и подал знак служанке, стоящей у дверей. Та, униженно кланяясь, распахнула дверь и жестом пригласила их войти. Министр взял доктора под руку и повел его в комнату. Несколько служанок бросились бежать в разные стороны, зажимая руками рот, чтобы не рассмеяться. Доктор увидел только, как мелькнули их разноцветные одежды.

Теперь они стояли в комнате с золоченым потолком, с которого свисала огромная хрустальная люстра. На резной кровати из черного дерева, под легким прозрачным пологом, шитым золотом и жемчугом, спала женщина. Сердце доктора бешено заколотилось. Это была Назан!

Он увидел ее лицо. Тонкая изогнутая бровь, длинные густые ресницы, бросающие на щеки тень, уголок нежных пунцовых губ, маленькое розовое ухо и локон, упавший на щеку, нежный изгиб шеи, словно выточенной из слоновой кости. И вдруг перед глазами доктора появилась ветка эвкалипта. Потом в глазах его потемнело, и он уже ничего не видел перед собой.

– Я побеспокоил вас ради нее, – сказал Фироз Чанд. Доктор молчал.

– Вот уже три дня, как она ничего не может есть. Стоит ей съесть хоть маленький кусочек, как ее сразу же начинает тошнить. Все ночи она не спит, а сейчас только что уснула. Стоит ли нам ее будить?

Последнюю фразу министр произнес просительно, и было ясно, что он надеялся на то, что доктор сжалится над ним.

– Разбудить придется, – сухо сказал доктор. – Иначе как же я стану ее осматривать?

Несколько минут министр умоляюще смотрел на доктора, но, поняв, что тот непреклонен, потихоньку направился к кровати. Он осторожно раздвинул полог и потрогал локон спящей, потом тихонечко похлопал ее по щеке и потряс за плечо.

Назан потянулась, зевнула и открыла глаза. Заметив стоящего перед ней министра, она протянула к нему руки, но в ту же минуту увидела доктора. Вскрикнув, она отпрянула назад.

– Не бойся, дорогая, – засмеялся Фироз Чанд. – Это же не чужой, это наш доктор. Он пришел лечить тебя.

– Оставьте нас ненадолго одних! – резко сказал доктор.

– Конечно, конечно! – заторопился Фироз Чанд и, смеясь, вышел из комнаты.

Доктор присел на край постели. Он повернул голову, избегая смотреть на Назан, которая, потупив глаза, нервно перебирала пальцами конец простыни.

– Что с вами? – спросил доктор.

После долгого молчания Назан сказала едва слышно:

– Живот.

– Что еще?

Но снова наступило молчание. И волны чувств, разбушевавшись, захлестнули их обоих. А потом в сердце доктора пришла ночь и он почувствовал, как тьма разливается по его крови.

– Министр сахиб хочет, чтобы я сделала аборт, – чуть слышно проговорила Назан.

– А вы?

Снова воцарилось молчание. И доктору показалось, что за эту минуту перед его глазами прошла вся его жизнь. Когда капля становится морем, сколько слез можно увидеть в одной улыбке! Сколько веков помещается в одном мгновенье! Что же это за минута?

– Я тоже этого хочу, – сказала Назан и, повернув лицо, стала смотреть в окно.

– Почему?

– Да потому, что я его любовница! Девка!

Все встало на свое место. Стены и потолок перестали кружиться, люстра перестала раскачиваться. Ковры больше не улыбались. Теперь доктор видел лишь одну комнату, одну постель и одну женщину.

– Где твой отец? – спросил доктор.

– Он умер во время той эпидемии.

Доктор открыл чемоданчик, но тут же снова закрыл его и взял руку Назан. Потом он отпустил ее, и она бессильно упала на одеяло. Назан так посмотрела на доктора, что ему показалось, будто в ее глазах скрывается потайная лестница, по которой она приглашает доктора взойти. «Смотри, доктор, – казалось, говорили ее глаза, – он ведь только прикасался ко мне, но моя душа никогда не принадлежала ему. Моя душа осталась прежней. Посмотри, я все та же простая, застенчивая Назан, какой была всегда. Доктор, неужели ты не видишь, что я осталась прежней Назан, дочерью пламенного солнца!»

И вдруг она разрыдалась, закрыв лицо руками.

– Почему вы не пришли тогда в мою деревню, доктор? – говорила она сквозь слезы. – О, почему вы не пришли тогда ко мне?! Доктор! Доктор!