Я Горбов - Все отношения

• Название: Все отношения
• Автор: Я Горбов
• Жанр: Русская классическая проза

---

О каком, стоя на краю тротуара, я думал сюжете подлинном? Думал, и не смел себе в этом признаться? О Мари, конечно, и о том, что мне сказала Зоя, когда мы шли по мокрой аллее. О том, что она мне предложила молчание. "Даже молчать, - сказала она, - я согласна. чтобы только вам было лучше". Тогда вот и начался грохот перфоратора, которого я не хотел слышать. Я, если можно так выразиться, заткнул уши моей души и отогнал мысль о револьвере, всегда лежавшем в ящике письменного стола.

Вспыхнул зеленый сигнал и я стал переходить улицу. Мое внимание, верней разрешение самому себе доводить мысли до заключений, - крепло, но мой фотографический аппарат продолжал быть заслоненным и пленка нетронутой. Сознание, что я не позволил Зое расставить точки над i, несколько успокаивало.

Нервы математика не выдержали грохота, но я с собой справился. Я мог бы, конечно. если бы не справился, найти свидетелей и при судебном разбирательстве мое душевное состояние было бы принято во внимание. Но не лучше ли было обойтись без всего этого? Что, в самом деле, пришло бы в порядок, если б я попросил Зою все назвать своими именами, и вернувшись, сказал Мари: я знаю! Знаю, что с тобой было, когда ты была еще девочкой, знаю от другой, которую постигло то же самое. И знаю, кто виновник. Потом у Аллота, лежащего в гипсовом бандаже, раздалась бы стрельба. Две пули. Одна за Мари. Другая за Зою.

Что другое можно было сделать, как не уйти?

{115} Все оставить по старому? Окружить Мари еще большей заботой?

В сущности, я ведь именно этого и хотел, и для этого не позволил себе слушать грохот внутреннего перфоратора. Но хватило меня на сутки. Потом, у киоска, все подозрения и вся уверенность навалились мне на душу сразу, как в аду, наверно, сразу наваливаются все угрызения. Было отчего расщепиться несчастной секунде !

"Заменю счастье горем, - думал я, - семью одиночеством, и, ни на что не жалуясь, дождусь смерти".

Справа я увидал большой и роскошный дом. Это был Банк. Я вошел и взял со своего счета сумму, которая, не соответствуя никакому расчету, была все же крупной. Укладывая кредитки в бумажник, рассовывая их по карманам, я спрашивал себя: можно ли так поступить? Ответ пришел сам собой: после некоторых формальностей и по истечении некоторых сроков, все состояние мое, без малейшего сомнения, перейдет в руки Мари. Мне же некоторый запас денег очевидно нужен. То, что я предпринимал, не походило ведь на уход, к которому призывают всем известные слова: раздай имение свое и следуй за мной! Я самому себе подчинялся, за самим собой готовился следовать.

29.

Я подозвал такси и попросил отвезти меня на Северный Вокзал. Лучезарный юг был в таком противоречии с моим душевным состоянием, что о нем я подумал едва ли не с враждебностью и от него мысленно отвернулся. Когда я приблизился к кассе чтобы купить билет, окошко внезапно захлопнули, и это еще раз навело меня на мысль о "фотографическом аппарате". Можно ли уехать так и не сделав снимка? - спросил я себя. - Потом будет поздно, далеко, освещение изменится, пейзаж распадется...

- Нельзя, нельзя упустить случая, - пробормотал я, - он может быть последним.

Я вошел в телефонную кабинку, набрал номер ателье и, услыхав "Алло", узнал голос Зои.

- Возьмите такси, - сказал я, повелительно, - и немедленно приезжайте на Северный Вокзал. Я буду в ожидальне первого класса. Вы меня узнали?

- Узнала.

- Ничего никому не говорите.

- Ничего никому не скажу.

Я со злобой повысил трубку. Я уходил от Мари, от дочерей, от дела, но от Зои, как оказывалось, не уходил, а ее беспрекословная готовность явиться была в сущности готовностью подтвердить сообщничество. Впрочем, сообщничество или не сообщничество, какое это теперь могло иметь значение? В ожидальне, прямо против меня, была стеклянная дверь, сквозь которую я мог видеть разные станционные {116} сооружения, поезда, платформы и ходивших по ним людей. Звуков я не слышал, - мне кажется теперь, что кругом стояла тогда полная тишина. Так я провел около получаса. Когда, наконец, стеклянная дверь распахнулась чтобы пропустить Зою, я поежился, как от холода. Она стала искать меня глазами и, до того, как она меня заметила, я успел еще раз ее рассмотреть, и еще раз себе сказать, что она очень хорошо сложена, что она как раз нужной полноты, что у нее прекрасные плечи, что ее ноги не могут не быть стройными и великолепно прилаженными к телу. Потом взгляды наши скрестились.

- Я пришла, - сказала она, приблизившись.

Ничего не ответив, я встал и сделал ей знак за мной следовать. Она подчинилась. Раздражение, злоба, непреодолимое желание истязать себя и других побудили меня ускорить шаг. Дойдя до очереди такси я открыл дверцу, почти втолкнул Зою и назвал адрес того самого ресторана с домоткаными скатертями, где впервые обедал с Мари.

- Что вам от меня надо? - спросила Зоя, сдавленным голосом. Ответ мой был, конечно, готов, но я предпочел воздержаться. У самого края, почти уже начав скользить под откос, я не решался. Не надеялся, но почему-то медлил и не "снимал фотографии!".

- Вчера, - сказала она, тихонько, - вы были совсем другой.

- Вчера, - ответил я, - все было другим.

Тогда, повернувшись в мою сторону, она стала в упор на меня смотреть. Без всякого сомнения талант художницы позволял ей различать в моих чертах отражения чувств, которые от взгляда неопытного ускользнули бы и на полотне Зоя передала бы эти отражения с той же точностью, с которой передала глаза и улыбку Аллота. Но поняла она, или не поняла сложный комплекс моих мыслей, побуждений и эмоций - я не знал. Могло ведь быть, что ее наблюдательность превосходила ее проницательность.

- Если я могу вам чем-нибудь помочь, в чем-нибудь вас облегчить, произнесла она, - скажите. Я все сделаю.

- То, что вы можете сделать, никакого облегчения мне не принесет, прошипел я. - И не облегчения я ищу, а как раз обратного.

- Это одно и то же, - ответила она, спокойно.

- Объяснитесь.

- Если вы хотите большей боли, то я могу вам помочь и в этом. Это тоже услуга.

"Проницательность это, или словесная игра?" - недоумевал я. Наступило молчание.

- Вы свободны? - спросил я.

- Нет. Вы знаете, что я замужем.

- Я не про то. Свободны ли вы сейчас? - огрызнулся я.

- Мне надо накормить Аллота. Я вам сказала, что он в гипсе.

- И вы не можете пропустить?

- Могу пропустить, - пробормотала она сумрачно.

Когда мы вошли в ресторан и я увидал домотканые скатерти, {117} то все внутри меня сжалось. Но не только я не хотел побороть боль, но еще мне казалось, что надо ее разжечь.

- Как вам нравятся эти скатерти? - спросил я.

- Довольно безвкусно, - произнесла Зоя, равнодушно, - и при чем сейчас скатерти?

- Я объясню за завтраком.

Столик, за которым мы обедали в первый раз с Мари, был занят, и мы сели за другой, симметрично расположенный. Я предложил Зой выбрать что ей нравится, но она еле взглянула на карточку.

- Вы безразличны к хорошей кухне? - отнесся я.

- Нет, но сегодня у меня не то в голове.

- Голова тут не при чем. Кухня касается желудка.

Зоя промолчала.

- Конечно, - продолжал я, со злобой, - ни рубцами, ни осетриной, ни пшенной кашей голову не кормят. Голове нужно другое.

- Да.

- И душе тоже, - добавил я с возраставшей злобностью. - Не все ли равно душе, что на тарелке: вобла или сливки? И не безразлично ли в каком порядке будут это есть?

Пока расставляли приборы, пока откупоривали и наливали выбранное мною вино, пока раскладывали закуски, мы молчали. Метрдотель, попытавшийся было проявить любезность, определив наше настроение, не настаивал. Когда он отошел, Зоя тихонько промолвила:

- Если бы все, что мне пришлось выслушать, сказал кто-нибудь другой, я ушла бы.

- Почему для меня исключение?

- Вы знаете.

- Как раз я не все знаю.

- Почему я терпелива - вы знаете. Род предчувствия подсказал мне, что решительная минута не далека. "Надо приготовить фотографический аппарат", подумал я и сказал:

- Это правда. Вчера вы предложили мне "даже молчать".

- Что вам от меня надо? - воскликнула она. И было в ее интонации столько муки, что я широко открыл двери в прошлое и позвал ее за мной туда последовать.

- Мне надо узнать от вас все подробности, - произнес я.

Зоя закрыла глаза. Я припомнил, как тут, в этом самом ресторане, с безвкусными, но мне так тогда понравившимися, скатертями, опускала ресницы Мари.

- Подробности обо мне, или о Мари? - спросила Зоя, шепотом. Я встал, обошел кругом столика, сел рядом с ней на диванчик, обнял ее плечи, тихонько ее к себе прижал... Мне казалось, что я соблюдаю некий злотворный ритуал, и это мне было удовлетворительно.

- И о вас, и о Мари, - произнес я. Зоя замерла и прошептала:

{118} - Мне было немного больше тринадцати лет, я вам про это уже говорила.

- А Мари?

- И Мари. Он мне сам рассказал. Она была первой и он приводил мне ее в пример, чтобы я не боялась. Он говорил, что так бывает почти всегда.