Матрёна Распутина - Распутин. Почему? Воспоминания дочери

• Название: Распутин. Почему? Воспоминания дочери
• Автор: Матрёна Распутина
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0180-6, 5-8159-0458-9

Матрена Распутина — старшая дочь Григория Распутина — родилась в 1898 году. Вскоре после революции Матрене с мужем удалось выехать из России. Свои записки об отце Матрена Григорьевна писала с 1946 по 1960 год.

Что же представляют собой записки Матрены Распутиной?

Это, если попытаться определить одной фразой, — объяснение с теми, кто считает Григория Распутина виновником едва ли не всех бед, обрушившихся на Россию. Книга построена как толкование жизни отца — от рождения в селе Покровском до смерти в водах Невы в Петрограде. И именно в неожиданном (но всегда абсолютно логичном психологически) толковании поступков Григория Распутина заключается прелесть записок Матрены. При этом естественно, что, отвечая на вопрос «почему?», Матрена передает массу подробностей, ускользавших от других, как она пишет, «воспоминателей».

Какая связь между смертями братьев — Михаила и Григория Распутиных, случившимися с почти сорокалетним разрывом; между Елизаветой Английской и Анной Вырубовой; между тягой великого князя Николая Николаевича к охоте и вступлением России в войну в 14-м году; между религиозностью и эротизмом в самом Распутине и т. д.? Матрена Распутина обо всем этом знает.

Насколько точно ее знание? Ровно настолько, чтобы то, о чем она говорит, «было вполне возможным». Прелесть записок Матрены Распутиной и в том, что каждый читающий сам сможет, если захочет, определить дистанцию от возможного до действительного.

---

— Да так, ничего.

Поспешно отряхнул руки и отошел прочь.

Через некоторое время я увидела, что отец подолгу стоит, как бы высматривая в горшке. Вздыхает. И расстроенный, уходит.

Наконец я решилась:

— Что там такого?

Отец, застигнутый врасплох, ответил:

— Я косточку посадил. А ничего не растет. Месяц уже. Поливает ли Дуня этот цветок?

Дуня исправно ухаживала за цветами. Через несколько недель я увидела в горшке новый росток. Нежно-зеленый. Тут же бросилась за отцом.

— Слава тебе, Господи!

В этом восклицании отца было столько радости, будто произошло нечто долгожданное, особенное.

— А что посадил?

— Лимон.

Я не удержалась и рассмеялась. Отец тоже рассмеялся. Обнял меня и велел смотреть за ростком.

Может, в одном горшке двоим было тесно или по какой-то другой причине (ведь лимон капризен), через некоторое время росток зачах. Я не без робости сказала отцу об этом.

Он напустился на Дуню. Мол, та плохо поливала. Дуня оправдывалась, что поливала.

— Значит, залила, — настаивал отец.

Он расстроился всерьез.

За обедом в тот день он спросил, нет ли в доме лимона. (Надо сказать, что у нас в доме всегда было в достатке и более того разных фруктов — гости приносили.) Лимона не было. Отец велел купить.

Когда запыхавшаяся Дуня вернулась, отец просто вырвал у нее из рук фрукт и отправился на кухню.

Мы ждали в столовой. Через некоторое время отец вернулся совершенно удовлетворенный. На шелковой рубахе и под ногтями была земля, но он, нисколько не смущаясь, сел за стол и продолжил обед.

А на кухне мы с Дуней обнаружили вырванную с корнем фиалку. И не просто вырванную, а растоптанную, изломанную. Земля же в горшке была аккуратно разрыхлена и обильно полита.

Дуня, вздыхая, убрала с пола. Поворчала, но отцу ничего не сказала.

Через некоторое время лимон проклюнулся. Рос на удивление быстро. Отец подолгу стоял возле него, щупал листики, нюхал. Но вскоре росток зачах. Дуня, протестуя против варварского отношения к ее фиалке, к лимону не подходила, поливал его сам отец, и винить на этот раз было совершенно некого.

Отец ходил сумрачный, даже злой. Однажды он заговорил со мной поздно вечером после ухода наших обычных гостей. Он зашел на кухню, где я сидела у теплой плиты, читая что-то романтическое, приобнял меня за плечи.

— Вишь, как пусто. Ни цветов, ничего у нас нет.

Я обернулась. В его голосе были тоска и отчаяние. То и в самом деле были плохие времена — шестнадцатый год, конец лета…

— Что ты, папа, все наши здоровы, слава Богу, остальное тоже наладится.

Отец погладил меня по руке, как он это делал всегда, — от локтя к ладони, широкими взмахами, — и отошел к окну.

Теперь он стоял ко мне спиной. Руки сложены на груди, голова опущена.

— А что же Дуня фиалку, что ли, выбросила? Неужто нельзя было спасти?

Я не сразу поняла, про что говорит отец.

— Так ты же ее измял, только выбросить и оставалось.

Помолчали. Я подошла к окну и стала рядом с отцом.

Он взял меня за руку. Но не сжал ладонь, как обыкновенно, а держал мою в своей.

— А ты лимоны не любишь, — почему-то сказал отец, глядя не на меня, а в темную улицу.

— Кислые они, — ответила я первое, что пришло в голову.

— Верно, кислые, а я вырастить хотел. Уж так хотел.

Я расхохоталась.

— А фиалку Дунину зачем вырвал?

— Как затмение на меня нашло. Она ж мешала.

— Так и потом твой лимон не принялся.

— Верно. Но то ж потом. Дуня и теперь злится?

— Да уж не злится.

— А чего не сажает снова?

Я пожала плечами. Постояли молча. Потом отец вышел.

Больше он не предпринимал садоводческих шагов. Дуня же снова посадила цветы, да не одну фиалку, а несколько, хоть и одинаковых, в два горшка. Цветы удивительно быстро разрослись, хоть и были посажены в неурочное время.

Потом я не однажды видела лимонные деревья в местах, где они, казалось, совсем не могли расти, и всякий раз вспоминала отца и его попытку.