Маргерит Дюрас - Моряк из Гибралтара

• Название: Моряк из Гибралтара
• Автор: Маргерит Дюрас
• Издательство: Инга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87993-002-5, 5-87993-008-4

Очередная книга серии "Горькая луна" представляет читателям автора многочисленных романов, самый известный из которых "Хиросима — любовь моя", французскую писательницу Маргерит Дюрас.

Роман "Моряк из Гибралтара" — это романтическая история встречи мужчины, разочаровавшегося в своей жизни, с хозяйкой яхты, путешествующей по всему свету, в поисках любимого человека. Однако тот, словно мираж, непостижимо исчезает отовсюду, где оставил свои следы.

В ходе совместного путешествия между мужчиной и женщиной возникает сильное чувство, переходящее в романтическую любовь.

---

— Да, во что только не заставляют верить людей, — заметил я, — когда идет война.

Я чувствовал себя совсем разбитым. Он не сразу об этом догадался.

— А как вам Пиза, красивая, да?

— Ничего не скажешь, — согласился я, — очень красивая.

— Это просто счастье, что площадь совсем не пострадала от бомбардировок.

— Да, действительно счастье.

Он повернулся и посмотрел мне в лицо. Я сделал над собой усилие, чтобы ответить на его взгляд, и он это заметил.

— У вас усталый вид, — заметил он.

— Немного.

— Ясное дело, такая жара, — проговорил он, — и потом, путешествие.

— Да, так оно и есть, — согласился я.

Но ему все равно хотелось поболтать. Он говорил о себе, и минут двадцать мне даже не приходилось ему отвечать. Он рассказал, что заинтересовался политикой после Освобождения, да, особенно с тех пор, как стал членом заводского комитета в Пьемонте. Это была самая счастливая пора в его жизни. Когда комитеты распустили, ему все сразу опротивело, и он вернулся в Тоскану. Но тоскует по Милану, «потому что Милан, он живой». Он долго говорил об этих заводских комитетах, о том, что натворили англичане.

— Это же просто безобразие, что они здесь творили, разве не так?

Чувствовалось, что для него это очень важно. Я подтвердил, да, правда, просто безобразие. И он снова заговорил о себе. Теперь вот он каменщик в Пизе. Там сейчас много строят, восстанавливают. Грузовичок этот его. Он попал к нему после Освобождения, так и оставил его себе. Продолжая говорить, он слегка сбавлял скорость, когда мы проезжали какие-нибудь городки, чтобы дать мне возможность получше рассмотреть церкви, памятники и надписи на стенах: «Viva il partito communista» и перевернутое «L» перед словом «Король». Всякий раз я смотрел с таким вниманием, что он не пропустил ни одной достопримечательности.

Мы прибыли в Понтедеру. Он снова заговорил о своем грузовичке. То, как он завладел им, явно немного его беспокоило.

— Что говорить, конечно, я должен был бы вернуть его товарищам по комитету, а я взял и оставил себе.

Он сразу понял, что это ни капельки меня не возмутило.

— Должен бы, да вот не смог. Я водил этот грузовичок уже два месяца, разве можно было с ним расстаться…

— Многие поступили бы точно так же, — успокоил я.

— Я говорил себе, у тебя в жизни не будет другого, бывают такие вещи, просто не можешь поступить иначе, иной раз даже украдешь. Эту машину, можно сказать, я ее украл. Но чтоб я жалел об этом, сказать по правде, нет.

Он добавил, сами видите, из этой колымаги больше шестидесяти никак не выжмешь, но он все равно чертовски доволен, что она у него есть. Эх, признался он, до чего же люблю я эти машины. Вообще-то заняться ею как следует, клапана привести в порядок, она бы могла делать и все восемьдесят. Но ничего не поделаешь, никогда не хватает времени. Да она и так ему неплохо служит. Благодаря ей, когда погода подходящая, он может даже иногда ездить на выходные в небольшой рыбачий поселок на берегу Средиземного моря и брать с собой друзей. Стоит вполовину дешевле, чем на поезде.

— А где это? — поинтересовался я.

— В Рокке, — пояснил он.

У него там родственники. Это недалеко. Ему трудно ездить туда каждую неделю, бензин-то нормирован, только пару раз в месяц. Он как раз был там на прошлой неделе. Да что говорить, порт-то совсем крошечный. Правда, в последний раз там была одна богатая американка, интересно, каким это ветром ее занесло в такую глушь. Да-да, американка, так, во всяком случае, люди говорят. У нее такая красивая яхта, стоит на якоре прямо напротив пляжа. Он видел, как она купалась. Просто загляденье, а не женщина. Вот потому он и говорит, никогда не стоит обобщать, даже в мелочах. Раньше-то он и сам верил тому, что говорят: будто американки не такие красивые, как наши итальянки. Но вот та, ничего не скажешь, та была по-настоящему красивая, он не припомнит, чтобы ему доводилось когда-нибудь видеть такую прекрасную женщину. Он не говорил, что она была хорошенькая или уж очень ему приглянулась, нет, именно прекрасная. Он сказал это как-то очень серьезно, по-итальянски: «Bellissima». И добавил: «Е sola», — она была одна.

Потом он рассказывал мне про Рокку. Вообще-то почему бы вам туда не съездить, если, конечно, есть время? Ведь чтобы по-настоящему увидеть Италию, нельзя ездить по одним только городам. Надо обязательно заглянуть хоть в одну-две деревушки, поглядеть на природу. А Рокка отличное местечко, чтобы увидеть, как живут простые итальянцы. Уж сколько им пришлось натерпеться, вкалывают, как ни один другой народ, а сами увидите, какие они приветливые, какие доброжелательные. Уж ему ли их не знать — ведь родители-то у него были простые крестьяне, — правда, теперь он уже многое понял и не такой темный, как они, но все равно очень к ним привязан, даже больше прежнего. Если уж ты откуда родом, это навсегда остается твоим. Он говорил об этом как о каком-то чуде, с гордостью. Да, если будет время, мне надо непременно съездить в Рокку. Правда, в городке всего одна гостиница, но нам с женой там было бы хорошо. Потом пояснил:

— Там с одной стороны море, а с другой речка. Когда на море поднимаются чересчур большие волны, или делается жарко невмоготу, или просто охота поменять обстановку, идешь купаться на речку. Там всегда прохладно. А гостиница, она аккурат на самом берегу речки.

Он рассказывал мне об этой речке, о гостинице, о горах, что окружают со всех сторон долину, о подводной рыбалке.

— Это даже представить себе невозможно, если ни разу не попробовал. В первый раз страшно, а потом уже не можешь без этого обойтись. А уж как там красиво, цвета необыкновенные, а рыбины проплывают прямо у тебя под брюхом. И такая тишина, такой покой, просто не передать словами.

Он рассказывал мне про сельские танцы и праздники, про фрукты, лимоны величиной с апельсин, которыми славятся эти края.

Мы добрались до Сан-Романо, что в долине Арно. Небо сделалось медно-красным. На дороге солнца уже не было, теперь оно лишь изредка показывалось над вершинами холмов. Они, от подножия до самых вершин, были засажены оливковыми деревьями. Дома были красивы, совсем того же цвета, что и земля. Возле каждого, даже самого маленького, возвышался кипарис. От всего пейзажа веяло каким-то душераздирающим покоем.

— А вы сами из этих краев, из Тосканы? — поинтересовался я.

— Да, родился здесь, в долине, — ответил он, — только не по эту сторону от Флоренции, а по другую. Правда, теперь все семейство поселилось в Рокке. Мой отец, он любит море.

Солнце скрылось за холмами, и теперь долина освещалась только светом, идущим от Арно. Это оказалась совсем небольшая речка. Спокойная, блестящая гладь, частые плавные изгибы и зеленый цвет воды делали ее похожей на какого-то сонного зверька. Удобно устроившись меж суровых на вид, отвесных берегов, она блаженно несла вперед свои воды.

— Какой он красивый, Арно, — проговорил я. Сам не заметив, он стал называть меня на «ты».

— А ты, — спросил он, — сам-то где работаешь?

— В Министерстве колоний, — ответил я. — Отдел актов гражданского состояния.

— И что, нравится тебе это, такая работа?

— Жуть, — ответил я.

— И чем же ты там занимаешься?

— Переписываю свидетельства о рождении и смерти.

— Понятно, — заметил он. — И давно ты там?

— Восемь лет.

— А вот я, — проговорил он после паузы, — я бы не смог.

— Верно, — согласился я, — ты бы не смог.

— Хотя, — добавил он, — каменщиком тоже несладко, зимой тебе холодно, летом жарко. Но все время переписывать, нет, я бы ни за что не смог. Есть которые могут, ведь надо же кому-то, а вот я нет, я бы не смог.

— Вот и я тоже не могу, — заметил я.

— И все-таки делаешь?

— Делаю. Поначалу мне казалось, помру от этого, но все равно делаю, представляешь, каково это?

— Ты что, и сейчас так думаешь?

— Что от этого можно помереть? Да, но только уже не я, а кто-то другой.

— Представляю, какая жуть, все время только и делать, что переписывать и переписывать… — медленно, с расстановкой заметил он.

— Кошмарная жуть, — согласился я. Конечно, я признался в этом немного шутливым тоном. Можно было предположить, что либо на самом деле это не такой уж кошмар, либо просто такая уж у меня манера говорить о себе и своей жизни.

— Работа — это важно, — заметил он. — Делать что попало, нет, так не годится.

— Но ведь должен же кто-то это делать, — возразил я, — тогда почему бы не я?

— Да нет, — усомнился он, — я не согласен, а почему именно ты?

— Да я пытался подыскать что-нибудь другое, так и не нашел.

— Бывает, — заметил он, — что лучше уж подохнуть с голоду, чем такое… Вот я на твоем месте лучше уж подох бы с голоду.

— Знаешь, вечно боишься, как бы не потерять работу. И потом, еще почему-то стыдно, даже сам не пойму почему.