Александр Верт - Россия в войне 1941-1945

• Название: Россия в войне 1941-1945
• Автор: Александр Верт
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-203-01911-8

Корреспондент газеты «Санди таймс» и радиокомпании ВВС (Би-би-си) А. Верт находился в СССР с июля 1941 по 1946 год, а потом по собственным впечатлениям, документам и другим первоисточникам написал эту, по его словам, «человеческую историю». Впервые книга вышла в США в 1964 г., затем в Англии, Франции, ФРГ и других странах. Как там считали, она «открыла глаза» западным читателям на подлинные события, происходившие на Восточном фронте и в России. «Я делал все, что было в моих силах, чтобы рассказать Западу о военных усилиях советского народа», - отмечал Верт, имея в виду свою корреспондентскую деятельность. Эти слова можно отнести и к его книге.

На русском языке она выходила в 1967 г, небольшим тиражом и с того времени не переиздавалась, стала библиографической редкостью.

Авторизованный перевод с английского.

---

Именно в эту ночь, или накануне вечером, окруженные немцы, потеряв всякую надежду на помощь со стороны Хубе, решили предпринять последнюю отчаянную попытку вырваться из котла.

Шендеровка - большое украинское село примерно в 500 домов, и здесь войска Штеммермана (это был последний генерал, который еще оставался в котле; все другие бежали) вознамерились провести последнюю ночь и хорошенько выспаться. Конев узнал об этих планах и твердо решил любой ценой помешать немцам отдохнуть и осуществить на следующее утро организованный - или вообще какой бы то ни было - отход. «Знаю, что ночь черт знает какая, метет пурга, но мы должны применить ночные бомбардировщики, чтобы использовать обстановку», - сказал он. Ему возразили, что в такую погоду бомбардировщики просто не смогут ничего сделать, тем более что Шендеровка - такой мелкий объект. Но Конев заявил: «Это очень важно, и я не считаю ваши возражения вполне основательными. Я не хочу ничего приказывать летчикам, но свяжитесь с комсомольской авиачастью и скажите, что мне нужны для этого добровольцы». Нам выделили авиачасть, состоявшую почти из одних комсомольцев; все они без исключения пошли на выполнение задания добровольно. И вот как это все произошло. Самолеты У-2 сыграли здесь огромнейшую роль. Видимость была настолько плохая, что вначале никакой самолет, кроме такого тихохода, как У-2, не мог бы ничего сделать. «Уточки» засекли Шендеровку, несмотря на снегопад и темноту. Немцы их никак не ждали. Они пролетели вдоль всей Шендеровки и сбросили на нее зажигательные бомбы. Вспыхнуло множество пожаров. Теперь цель была ясно видна. Очень скоро после этого - а только что пробило два часа ночи - прилетели бомбардировщики и в течение целого часа бомбили село. Наша артиллерия, находившаяся теперь всего в 5 км от Шендеровки, также открыла по ней сосредоточенный огонь. Особенно радовало нас во всем этом то, что, как мы знали, немцы выгнали всех до единого жителей деревни в степь. Они хотели чувствовать себя здесь полными хозяевами, хотели, чтобы ничто не могло потревожить их сна. Начавшаяся бомбежка и обстрел заставили их, однако, покинуть теплые хаты и бежать.

Весь предыдущий вечер немцы находились в каком-то полуистеричном состоянии. Немногие оставшиеся в деревне коровы были зарезаны и съедены чуть ли не с каннибальской прожорливостью. Когда кто-то обнаружил в одной из хат бочку с кислой капустой, поднялась дикая драка. Острую нехватку продовольствия они ощутили сразу, как только оказались в окружении: непрерывно отступая, немецкая армия не имела крупных продовольственных складов поблизости от линии фронта. Поэтому войска, попавшие в корсунь-шевченковский котел, жили главным образом грабежом местного населения. Впрочем, тем же они занимались и до окружения.

У них была в ту ночь грандиозная попойка, однако зажженные «уточками» пожары, а также бомбежка и обстрел сразу заставили их протрезветь. Изгнанные из теплых хат, они были вынуждены бежать из Шендеровки и искать прибежища в оврагах за деревней. Здесь они приняли отчаянное решение прорываться рано утром. У них уже почти не оставалось танков - вся их боевая техника была уничтожена или брошена во время боев в предыдущие дни, а те немногие танки, какие у них еще имелись, стояли без горючего. За последние несколько дней территория, на которой они сосредоточились, сократилась настолько, что транспортные самолеты не могли им что-либо доставить. Но еще и до этого к ним добиралось лишь небольшое число транспортных самолетов, а иногда случалось так, что грузы продовольствия, горючего и боеприпасов сбрасывались прямо на наши позиции.

Итак, в то утро все немцы построились в две маршевые колонны примерно по 14 тыс. человек каждая и так прошли до Лысянки, где сходятся два оврага. Лысянка находилась внутри коридора, за пределами нашей передовой линии. Немецкие дивизии по другую сторону этого коридора пытались пробить себе дорогу на восток, но теперь коридор стал настолько широк, что это вряд ли могло бы им удаться.

Странное зрелище представляли собой эти две немецкие колонны, пытавшиеся вырваться из окружения. Каждая из них походила на колоссальную толпу. Голова и фланги колонны были образованы эсэсовцами из бригады «Валония» и дивизии «Викинг» в жемчужно-серых мундирах. Они были в относительно хорошем физическом состоянии. Внутри же треугольника брели простые немецкие пехотинцы, имевшие гораздо более жалкий вид. В середине толпы шла горстка «избранных» - офицеры. Они также выглядели сравнительно хорошо. И так эти колонны двигались на запад вдоль двух параллельных оврагов. В путь они тронулись рано утром, в пятом часу, когда было еще совершенно темно. Мы знали, с какой стороны они идут, и подготовили для их встречи пять линии - две линии пехоты, затем линию артиллерии и, наконец, еще две линии, где их подстерегали танки и кавалерия… Мы пропустили их через первые три линии, не сделав ни единого выстрела. Думая, что им удалось обмануть нас и прорваться через все наши укрепления, немцы разразились громкими, ликующими воплями, на ходу стреляли в воздух из пистолетов и автоматов. Теперь они выбрались из оврагов и шли по открытой местности.

И вот тогда-то все и произошло. Было около шести часов утра. Наши танки и кавалерия внезапно появились из своих укрытий и устремились прямо в гущу обеих колонн. Трудно описать, что тут началось. Немцы бежали во все стороны, и в течение четырех часов наши танки носились взад и вперед по равнине и сотнями давили их. Наперегонки с танками наша кавалерия[211] гнала их по оврагам, где танкам было трудно продолжать преследование. Большую часть времени танки не стреляли, опасаясь задеть свою кавалерию. Многие сотни кавалеристов рубили фрицев саблями и крушили их так, как никогда еще не крушила врага кавалерия. Брать пленных было некогда. Это была бойня, которую ничто не могло остановить, пока она не закончится. На небольшом участке было перебито более 20 тыс. немцев. Я был в Сталинграде, но мне никогда не доводилось видеть такого сконцентрированного в одном месте побоища, как здесь - в полях и оврагах на этом маленьком клочке земли. К девяти утра все было окончено. В этот и следующие несколько дней нам сдалось в плен 8 тыс. человек. Это были те, кто убежал как можно дальше от главной арены бойни и прятался в лесах и оврагах.

Три дня спустя мы обнаружили в Дюржанцах тело генерала Штеммермана. А вскоре после этого Конев мог от души посмеяться, когда германское радио сообщило со всевозможными подробностями о том, как Гитлер лично вручал Штеммерману высокую награду. В том, что генерал Штеммерман был мертв, никаких сомнений быть не могло. Я сам видел его труп. Наши бойцы положили его на грубо сколоченный деревянный стол в каком-то сарае. Там он и лежал, со всеми своими орденами и медалями на груди. Это был старик небольшого роста, седой. Судя по глубокому сабельному шраму на щеке, он принадлежал в молодости к какой-нибудь студенческой корпорации дуэлянтов. Мы сначала подумали, не было ли это инсценировкой - может, это простой солдат, переодетый в генеральский мундир. Однако все личные документы Штеммермана были при нем. Конечно, немцы могли подделать документы, но вряд ли им пришло бы в голову подделывать удостоверение с фотокарточкой на право ношения охотничьего ружья, выданное в 1939 г. в Шварцвальде… Мы похоронили Штеммермана как подобает. Мы можем себе позволить хоронить генералов подобающим образом. Остальных мы зарывали в ямы; если бы мы вздумали рыть для каждого отдельную могилу, нам потребовалась бы в Корсунь-Шевченковском целая армия могильщиков… А терять время мы не могли. Конев очень придирчив, он требует, чтобы трупы были убраны за два дня летом и за три зимой… Однако мертвые генералы попадаются не так уж часто, поэтому мы могли устроить Штеммерману надлежащие похороны. Во всяком случае, он был там единственный генерал, который не струсил. Все остальные драпанули на самолетах.

- Он что, покончил с собой? - спросил я.

- Нет, его ударило в спину осколком снаряда, но многие эсэсовцы действительно кончали самоубийством, хотя, пожалуй, только они.

- А что они делали со своими ранеными? Правда ли, что они их убивали?

- Да. И это, несомненно, способствовало той атмосфере истерии, какой была отмечена их последняя ночь в Шендеровке. Приказ убивать раненых выполнялся очень строго. Они не только застрелили сотни своих раненых - так, как они обычно расстреливали русских и евреев, в затылок, - нет, они еще зачастую поджигали санитарные машины с мертвыми. Что может быть более жутким, чем зрелище, представшее нашим глазам, когда мы открыли эти обгорелые фургоны? Все они были полны обуглившихся скелетов со слишком просторными гипсовыми повязками вокруг рук или ног. Ведь гипс не горит…

Разгром корсунь-шевченковской группировки подготовил почву для нашего нынешнего весеннего наступления. Он явился фактором огромнейшей психологической важности. Немцы до известной степени забыли Сталинград; во всяком случае, впечатление от Сталинграда отчасти уже потеряло для них остроту. Важно было напомнить им о нем. Теперь они будут еще больше бояться окружения».