Александр Верт - Россия в войне 1941-1945

• Название: Россия в войне 1941-1945
• Автор: Александр Верт
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-203-01911-8

Корреспондент газеты «Санди таймс» и радиокомпании ВВС (Би-би-си) А. Верт находился в СССР с июля 1941 по 1946 год, а потом по собственным впечатлениям, документам и другим первоисточникам написал эту, по его словам, «человеческую историю». Впервые книга вышла в США в 1964 г., затем в Англии, Франции, ФРГ и других странах. Как там считали, она «открыла глаза» западным читателям на подлинные события, происходившие на Восточном фронте и в России. «Я делал все, что было в моих силах, чтобы рассказать Западу о военных усилиях советского народа», - отмечал Верт, имея в виду свою корреспондентскую деятельность. Эти слова можно отнести и к его книге.

На русском языке она выходила в 1967 г, небольшим тиражом и с того времени не переиздавалась, стала библиографической редкостью.

Авторизованный перевод с английского.

---

Все знаменитые исторические дворцы вокруг Ленинграда - в Павловске, Царском Селе и Петергофе - лежали в развалинах.

Глава VII. Почему Ленинград выстоял

Почему Ленинград выстоял? На этот вопрос авторы некоторых исторических работ на Западе дают легкий, простой и на первый взгляд вполне основательный ответ, что, поскольку все шоссейные и железные дороги были перерезаны, у ленинградцев не было иного выхода, как выдержать и стать «героями» - хотели они того или нет. Если бы у них было достаточно времени, чтобы выбраться из города, доказывают другие, они бежали бы из него. Однако в действительности дело не в этом. Самое замечательное в истории ленинградской блокады - это не сам факт, что ленинградцы выстояли, а то, как они выстояли.

В своем крайне тенденциозном труде «Осада Ленинграда» американец Леон Гур высказывает мнение, что в городе были люди, готовые сдаться немцам, и что хотя они не представляли собой большинства, однако «число недовольных… было, по-видимому, далеко не незначительным»[110]. Когда я был в Ленинграде, не раз приходилось слышать разговоры о существовании в городе немецкой «пятой колонны»; о ней упоминается также и в последних исследованиях советских авторов. Однако доказательства того, что сдаться хотела не маленькая группа, а якобы значительное число людей, весьма легковесны.

Гур сам признает, что «патриотизм, местная гордость, растущее возмущение против немцев и нежелание предать «солдат» в большой степени способствовали “сохранению дисциплины”». В то же время Гур делает необоснованный, с моей точки зрения, упор на якобы присущую русским «врожденную склонность подчиняться властям», «отсутствие опыта политической свободы» и т.п. и слишком полагается на рассказы некоторых послевоенных эмигрантов[111].

Имеются гораздо более убедительные доказательства того, что в Ленинграде не было ни одного человека, за исключением небольшого числа шкурников, который допускал бы даже мысль о капитуляции перед немцами. Правда, в самый разгар голода несколько человек - притом это были не обязательно коллаборационисты или вражеские агенты, а просто люди с помрачившимся от голода рассудком - действительно обращались к властям с просьбой объявить Ленинград «открытым городом»; но ни один нормальный человек не мог этого сделать. За тот период, когда немцы подходили к городу, люди очень быстро узнали, что представляет собой враг: сколько молодежи, работавшей на рытье траншей, погибло от бомб и пулеметного обстрела! А после того как город был полностью окружен и начались воздушные налеты, немцы вместе с бомбами сбрасывали на город садистские листовки, как, например, 6 ноября в «ознаменование» годовщины революции: «Сегодня мы будем бомбить, завтра вы будете хоронить».

Вопрос об объявлении Ленинграда открытым городом никогда не мог возникнуть, как это было, например, с Парижем в 1940 г. Война фашистской Германии против СССР была войной на истребление, и немцы никогда не делали из этого секрета. Кроме того, местная гордость Ленинграда носила своеобразный характер - горячая любовь к самому городу, к его историческому прошлому, к связанным с ним замечательным литературным традициям (это в первую очередь касалось интеллигенции) соединялась здесь с великими пролетарскими и революционными традициями рабочего класса города. И ничто не могло крепче спаять эти две стороны любви ленинградцев к своему городу в одно целое, чем нависшая над ним угроза уничтожения.

Но одних чувств, каких бы похвал они ни заслуживали, еще мало. Армия, без сомнения, не могла не разочаровывать людей, пока она отступала вплоть до окраин Ленинграда, а ленинградские власти за эти первые два с половиной месяца немецкого наступления допустили, очевидно немало ошибок. Вся проблема эвакуации, в особенности эвакуации детей, была решена скверно, и очень мало или почти ничего не было предпринято, чтобы создать запасы продовольствия. Но, как только немцы были остановлены за стенами Ленинграда, как только было принято решение биться за каждый дом и за каждую улицу, ошибки военных и гражданских властей были охотно забыты, ибо речь теперь шла о том, чтобы отстоять Ленинград любой ценой. Вполне естественно, что поддержание в осажденном городе суровой дисциплины и организованности было необходимо, но такая дисциплина и организованность не имеют ничего общего с «врожденной склонностью подчиняться властям». Ясно, что выдачу продуктов пришлось строго нормировать; но говорить, что население Ленинграда работало и не «поднимало мятежа» (ради чего?), только чтобы получить продовольственную карточку - которая многим не давала даже возможности выжить, - значит совершенно искаженно понимать дух Ленинграда. Вряд ли можно сомневаться в том, что ленинградская партийная организация сыграла очень важную роль в спасении Ленинграда; во-первых, она обеспечила максимально справедливое в тех невероятно тяжелых условиях нормирование продуктов; во-вторых, организовала широчайшую систему противовоздушной обороны в городе; в-третьих, мобилизовала население на заготовку дров, торфа и на другие работы; в-четвертых, организовала несколько «дорог жизни». Нет также сомнений в том, что во время самых ужасающих трудностей зимы 1941/42 г. такие организации, как комсомол, проявили величайшие самопожертвование и стойкость, оказывая помощь населению.

Никакого сравнения с Лондоном тут, конечно, быть не может. Воздушные налеты на Лондон были тяжелыми, хотя их нельзя сравнить с тем, что несколько лет спустя выпало на долю немецких городов. Фактически бомбежки Лондона были более тяжелыми, чем бомбежки и артиллерийский обстрел Ленинграда, по крайней мере если сравнить число жертв. Но только если бы в ту зиму, когда немцы беспрерывно бомбили Лондон, население этого города голодало и если бы там ежедневно умирало от голода 10 тыс. или 20 тыс. человек, можно было бы поставить знак равенства между этими двумя городами. В Ленинграде люди могли выбирать между позорной смертью в немецком плену и почетной смертью (или, если повезет, жизнью) в собственном, непокоренном городе. Также ошибкой была бы попытка проводить различие между русским патриотизмом, революционным порывом и советской организацией, или спрашивать, который из этих трех факторов сыграл более важную роль в спасении Ленинграда; все три фактора сочетались в том необыкновенном явлении, которое можно назвать «Ленинградом в дни войны».

Глава VIII. Немного о Финляндии

Одно обстоятельство резко бросалось в глаза в период ленинградской блокады: настоящим врагом была Германия, а о Финляндии почти никогда не упоминалось. Между тем финны также воевали с Советским Союзом; они принимали участие в блокаде Ленинграда, и их войска стояли в каких-нибудь 30 км к северо-западу от города. Восточнее они проникли в глубь советской территории и держали в своих руках полосу по реке Свирь между Ладожским и Онежским озерами. Крупный советский город Петрозаводск был оккупирован финнами.

Позиция финнов в их войне против Советского Союза в 1941 - 1944 гг. была, однако, весьма необычной. Они были во многом связаны с немцами, но их война против СССР была все же «сепаратной» войной, и они, конечно, не так раболепствовали перед Германией, как некоторые другие ее сателлиты. После войны Финляндия заявила, что она не позволяла немецким войскам действовать против Ленинграда с финской территории и что финские войска не участвовали в бомбежках или обстрелах Ленинграда.

Несомненно, что переговоры между Германией и Финляндией о совместных действиях против Советского Союза начались задолго до 22 июня 1941 г. Несомненно также, что одно время финнам удалось прорваться через старую границу, когда они захватили советский пограничный город Белоостров. Однако на следующий же день финны были выбиты из Белоострова, после чего положение на этом участке фронта стабилизировалось.

Немцы были недовольны этим, и 4 сентября Йодль специально приехал повидаться с Маннергеймом и убедить его продолжать финское наступление за линией старой границы, то есть на Ленинград. Маннергейм, кажется, отказался. После войны, на судебном процессе над бывшим главой финского правительства, пособником немцев Рюти, последний утверждал даже, что финны фактически «спасли» Ленинград. Рюти заявил:

«24 августа 1941 г. я посетил штаб-квартиру маршала Маннергейма. Немцы добивались, чтобы мы, перейдя старую границу, продолжали наступление на Ленинград. Я сказал, что захват Ленинграда не является нашей целью и что нам не следует принимать в нем участия. Маннергейм и военный министр Вальден согласились со мной и отклонили предложение немцев. В результате возникла парадоксальная ситуация, когда немцы были не в состоянии наступать на Ленинград с севера; получалось, что финны, таким образом, защищали Ленинград с севера»[112].