Николай Александров - Севастопольский бронепоезд

• Название: Севастопольский бронепоезд
• Автор: Николай Александров
• Жанр: О войне

---

В этой операции Михаил Дутченко и я крепко подружились с Иваном Тараховичем и Константином Поплавским — бесстрашными, отчаянными ребятами. Нам довелось участвовать в бою за мост через реку. Гитлеровцы бдительно охраняли мост. Они обнаружили партизан метров за двести от берега, открыли сильный огонь. Нам пришлось залечь. Особенно беспокоил дзот слева от моста. Ваня Тарахович, лежавший рядом со мной, сменил уже два диска, стреляя по амбразуре вражеской огневой точки. Вот после длинной очереди его пулемета дзот замолчал. Партизаны поднялись, побежали вперед, но вражеская точка вновь ожила.

— Попробуем проползти вон той канавой, — предложил мне Константин Поплавский. — Пулемет оставь, Дутченко — нам он не понадобится. Держи вот…

Он протянул мне две ручные гранаты. Мы поползли по канаве. В это время комиссар Захаринский со своей группой стал заходить южнее, отвлекая на себя внимание фашистских пулеметчиков. Мы воспользовались этим и незамеченными прокрались по канаве. В дзот полетели наши гранаты. Захлебнулся пулемет. Комиссар поднял партизан:

— Вперед!

Наши уже добежали было до моста, как снова хлестнули очереди. Мы с Костей в это время стояли на крыше дзота и растерянно смотрели, как, высовываясь из амбразуры, поворачивается из стороны в сторону пулеметный ствол и изрыгает огонь и пламя. А у нас ни одной гранаты не осталось. Костя ругается на чем свет стоит. И тут на глаза ему попался какой-то ломик. Схватил он его и со всего размаху ударил по стволу. [254]

Умолк пулемет. А через секунду открылась дверь, и из дзота выполз немец с поднятыми руками. Вскоре взорванный мост рухнул в воду.

Фронт быстро приближался к белорусской земле. Уже образовался Паричский коридор, по которому партизанский край мог сообщаться с Большой землей. Со дня на день мы ждали прихода наших войск. Но осенняя распутица приостановила наступление. Фронт стабилизировался. Это позволило немецкому командованию бросить новые силы на подавление партизанского движения. Паричский коридор был уничтожен. Враг со всех сторон окружил партизанские районы. Связь с Большой землей могла теперь осуществляться только по воздуху. А дождями размыло все посадочные площадки, самолетам приходилось сбрасывать боеприпасы в мешках.

Получив пополнение, каратели полезли напролом. Бои в лесах не стихали. В эти трудные дни прежнего нашего командира В. П. Бабича перевели в другой отряд, а к нам назначили Павла Михайловича Юневича, человека тоже хорошо известного белорусским партизанам. В свое время он организовал в этих краях первый партизанский отряд. Фашисты не раз назначали за его голову большие награды.

Павел Михайлович — сдержанный, немногословный. Раз он сказал, значит, будет исполнено. Вид у него суровый, густые черные брови всегда нахмурены. А на самом деле — добрая, простая и открытая душа. Заботливый, внимательный к людям, он пользовался всеобщей любовью.

На долю нового командира с первых же дней выпали все тревоги и испытания, связанные с усилением активности карателей. Гитлеровцы напали на деревню Слободку, где в то время располагался отряд. Нам приказали дать здесь бой, основательно потрепать противника, а затем по болоту перейти на остров Загалье, предварительно отправив туда всех жителей деревни.

Немцы, атакуя нас, пустили вперед танкетки. Бронебойщик Павел Прохоцкий на моих глазах выстрелом из противотанкового ружья подбил одну из них. Вторая еще раньше подорвалась на мине. Дальше танкетки [255] не пошли. Видя, что в лоб нас не взять, противник пытался обойти деревню со стороны поймы. Но там его встретила группа партизан под командованием начальника штаба отряда Репина. Силы были неравны. Командир понимал, что Репин долго не продержится, и приказал нашей 2-й роте ударить гитлеровцам во фланг. Мы лесом подошли к месту боя и открыли огонь. Вместе со мной с ручными пулеметами перебегали от дерева к дереву Михаил Дутченко и Иван Тарахович.

Бой длился до вечера. Под покровом темноты отряд оставил деревню. А немцы всю ночь обстреливали ее из орудий и минометов. Утром они наконец ворвались в пустую деревню и дотла сожгли ее. После этого мы три дня сражались возле деревни Бобровичи, пока все ее население не было эвакуировано на остров. Только тогда и мы отступили к болоту.

Здесь воочию убедились, с какой заботой относится к людям наш новый командир. Выяснилось, что в урочище возле Бобровичей остались две семьи партизан, не успевшие отойти с остальными жителями села. Юневич вызвал меня.

— Вот что, моряк, возьми с собой пять-шесть ребят и проберись сюда, — он указал точку на карте. — Выведи людей, пока немцы лес не прочесали.

Со мной отправились шесть партизан, и, конечно, в их числе Миша Дутченко, Ваня Тарахович и Костя Поплавский. Провожая нас, Юневич предупредил:

— Глядите в оба. В засаду не попадите.

Ночь темная, хоть глаз выколи. Но Тарахович и Поплавский уверенно провели нас по болоту. Чем ближе деревня, тем становилось светлее: над лесом пламенело зарево пожара, повисали «люстры» ракет. На рассвете разыскали забившихся в чащу женщин и детей. Быстро собрали их в дорогу. Я послал в разведку Мишу Дутченко и Поплавского. Вернулись они втроем — с ними пришел пожилой колхозник Федос Нехлебов, житель Бобровичей, наш связной-осведомитель. Старик успел побывать во многих местах. Вести принес тревожные. Окрестные деревни почти все сожжены. Каратели вылавливают жителей, скрывавшихся в лесах. Вчера полтораста крестьян согнали в деревню Лясковичи, заперли в амбар и сожгли. Вокруг Бобровичей [256] гитлеровцы тоже прочесывают лес, того и гляди и в это урочище заглянут. Надо быстрее уходить.

Узнав, что мы держим путь в Загалье, дядько Федос огорчил нас: деревня уже в руках гитлеровцев. Значит, нам еще придется разыскивать свой отряд.

Опять посылаю разведку. Ребята сразу же возвращаются: немцы кругом. Будем дожидаться вечера. Договариваемся: если фашисты приблизятся, Нехлебов, который знает здесь каждую тропинку, уведет женщин и детей в чащу, а мы примем бой и прикроем их отход.

Тарахович, наблюдавший за тропинкой, доложил, что из Бобровичей показался взвод гитлеровцев, идут к нам. Приказываю приготовиться к бою. Но в лес немцы не рискнули забираться. Обстреляли заросли, а потом зажгли костер и стали греться. Мы от них всего в четырехстах метрах. Притаились, ждем. Скорее бы темнело. Теперь и лес стал ненадежным укрытием: листва опала, видно за километр.

С восточной окраины леса поднялась стрельба. Гитлеровцы у костра повскакивали на ноги, рассыпались в цепь и зашагали в сторону выстрелов.

Пока беда миновала. Мы перевели дыхание. Федос шепчет мне, что за урочищем по грунтовой дороге все время ездят немцы.

— Давайте заминируем дорогу, — предложил Тарахович. — Все равно нам здесь торчать до вечера. У нас есть две мины, не нести же их обратно в лагерь.

Мысль хорошая. Оставив всех в чаще, мы с Тараховичем и Поплавским пробираемся к дороге. Прямо напротив нас — деревянный мост через канаву. Его мы и заминировали. Ждем. Никого. А наступили сумерки. Пора бы уходить и нам. Я уже собирался снимать мины, когда поблизости затарахтели колеса. Мы замерли в кустах. По дороге ехали груженные доверху разным барахлом повозки. Ездовые-немцы лениво понукали лошадей. Чуть поодаль от них брели старики и женщины. Их сопровождало с десяток автоматчиков. Тарахович уже целится из пулемета. Шепчу ему:

— Подожди, пока мины сработают, а потом бей по автоматчикам, да смотри в своих не попади!

Мины сработали удачно, как только обе подводы въехали на мостик. Вокруг еще сыпались обломки повозок, [257] когда два наших пулемета ударили в упор по растерявшимся гитлеровцам. Крестьяне побежали в лес. Там уже распоряжался дядько Федос:

— Давай по балке сюда!

Уцелевшие немцы удрали по направлению к сожженным Бобровичам.

У нас прибавилось подопечных — еще пятнадцать человек. Собрав всех, зашагали к Загальскому озеру. Впереди — три партизана с Федосом, три бойца замыкают шествие. Идем молча. Дети испуганно жмутся к матерям. Опустился туман. Ни зги не видно. А Федос шагает себе. Может, он и в темноте видит?

Подвел к болоту. Здесь начинается гребля — дорога из настеленных жердей. Не успели нащупать ее ногами, крик:

— Хальт!

И автоматная очередь. Подопечные наши бросились на землю. Тарахович и Прохоцкий метнули гранаты. На гребле послышались стоны.

Лежим на влажной земле.

— Куда теперь? — спрашиваю Федоса. — Другого пути на острова нет?

Старик задумался.

— Есть одна тропка, да уж очень ненадежная.

— Веди. Здесь нельзя оставаться.

На гребле заливались пулеметы. Тарахович, Поплавский и Прохоцкий короткими очередями сдерживали гитлеровцев. Но вскоре все трое отошли. Патроны были на исходе, приходилось беречь их.

Тихо пробираемся по берегу болота. Чуть выйдем из лозняка, трещат выстрелы. Один из партизан падает мертвым. Михаила Дутченко ранило в руку. Люди устали шагать по густой жиже, в которую иногда проваливаемся по колено. Отвожу всех на сухое место. Федос Нехлебов и Павел Прохоцкий пошли искать злосчастную тропу. Пропадали часа полтора. Я чувствовал себя как на иголках. Так и до рассвета проторчим тут. Но вот зашуршало в кустах. Дядько Федос весь мокрый, с длинной палкой в руках.