Николай Дементьев - 3амужество Татьяны Беловой

• Название: 3амужество Татьяны Беловой
• Автор: Николай Дементьев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

Всем существом своим этот роман направлен против собственничества, против разъедающего душу человека мещанства. Мы видим жалкую жизнь Татьяны Беловой, все ее мнимое благополучие и понимаем — нет и не может быть страшнее наказания для человека, который с юных лет заботился только о своем маленьком счастье, для которого мелкое, обывательское, личное заслонило окно в большой мир подлинных радостей и страстей. Героиня романа, человек незаурядный по сути своей, много пережив и передумав, начинает постепенно осознавать, в чем ее беда, но — увы! — как много упущено, как много не понято, сколько сделано неверных шагов. И все же она пытается найти в себе силы и мужество, чтобы выйти на путь поисков настоящего счастья. Так я понимаю замысел писателя и логику поведения его героини, ибо это логика жизни.

CEPГEЙ БАРУЗДИН

---

Но Светка — я бы никогда не посмела так разговаривать с родителями — однажды спокойно, выложила им что-то похожее на слова Киселева:

— Вы работаете много и умело. Я не против этого. Но ведь дом и хозяйство отнимают у вас столько времени! Я хочу, чтобы вы поняли: если бы все люди жили, как живет наша семья, человек до сих пор бегал бы голый с каменным топором в руках.

— Погоди, три-четыре, но чего же ты хочешь?..

— Я ведь не отказываюсь помогать маме. И всегда буду помогать, если время свободное: я даром хлеб есть не хочу.

— Ты давай яснее.

Светка поправила очки, посмотрела нам прямо в глаза и решилась:

— Мелко это все… Ненастоящее это.

— Да ты что? Поили-кормили!..

— Погоди, мать, три-четыре… А что же тогда настоящее?

Светка взяла со стола какой-то учебник по радиотехнике, ничуть не испугавшись, протянула его отцу:

— А вот, например, такие книги писать… Или придумать что-нибудь вроде электродвигателя.

— Его уж до тебя придумали!

— Погоди, мать. А если… не придумаешь?

— Ты дом строил — не боялся, что при пожаре он сгореть может?

— Так, три-четыре…

И когда мы учились в последних классах школы, не было уже такого, чтобы мы со Светкой забирались друг к другу в кровать и шептались чуть не до рассвета…

3

Экзамены на аттестат зрелости прошли для меня будто стороной, словно что-то неглавное. У меня, как и кое у кого из моих одноклассников, была твердая уверенность: если уж учителя и директор школы довели нас до десятого класса, то обязательно выпустят, дадут аттестаты. Моя ближайшая подруга в старших классах Зинка Копырева так прямо и говорила:

— Чего волнуетесь, суслики? Главное для директора и учителей — успеваемость. По этой успеваемости их работу оценивают. А зачем им ушами хлопать? Вот они нам ручки пожмут, пожелают трудовых успехов и больше, может, никогда в жизни не увидят. Здесь дураком надо быть, чтобы двойки ученикам ставить.

А Светка окончила школу на круглые пятерки. Поздравляя ее на вечере? усатый и грозный математик Сидор Степанович даже прослезился, поцеловал. Ей долго трясли руку директор школы и сам заведующий роно.

У Зинки и Лешки, да и у меня, вся эта официальная часть не вызывала особого интереса. Зинка сказала:

— Чего они тянут резину, скорей бы танцы! Показуха это все, спектакль.

На вечере я пела, мы много танцевали, потихоньку выпили чуть-чуть. Все ребята ухаживали за мной, Зинка дулась, а Лешка ходил злой как черт. Вдруг я заметила, что Светки нет, незаметно выбралась из толпы и пошла ее искать. Светка сидела одна в нашем классе за своей партой и почему-то грустно кивала головой. Я засмеялась:

— Ты как лунатик!..

Она подвинулась, я села рядом, Светка обняла меня, прижалась, замерла. Я сказала удивленно:

— Вот уж никогда не думала, что ты такая сентиментальная!..

— Есть случаи, когда сентиментальность называется по-другому… Ведь одна часть нашей жизни кончилась, Тань!

Я помолчала, стараясь лучше понять ее, потом ответила:

— А я, знаешь, ничего такого, пожалуй, не чувствую. То есть я, конечно, понимаю, о чем ты говоришь, только уж очень это обыкновенное дело сейчас — окончание школы. Теперь уж почти и не встретишь человека без среднего образования. Надо иметь аттестат — вот мы его и получили.

Она отодвинулась, посмотрела на меня и негромко ответила:

— А я вот вас, ну тебя, Зинку, Лешку, понять не могу. Какие-то вы… посторонние, легкомысленные, что ли?.. — Она задумалась, до-

говорила: — Хотя, с другой стороны, вы и очень практичные, земные. Неужели вы не чувствуете, что в вашей жизни начинается новая полоса? И ведь вам может дальше оказаться очень нелегко.

— Брось, ничего не может оказаться! Все-то Пушкиными не могут быть…

Но договорить нам не пришлось. В класс с шумом ввалились Лешка, Зинка, ребята:

— Поехали на Неву гулять!..

Я, конечно, понимала, чего хочет Светка. Но я тогда совсем не верила, что она может чего-нибудь добиться: ведь она хотела попасть в какой-то другой, необычный мир, где пишут книги, делают открытия. А вот рассуждения Зинки были понятны и близки мне. Надо просто хорошо жить. Ну, как мои родители, например. Конечно, лучше бы для этого меньше трудиться, но, здесь уж ничего не поделаешь. Да и работать по дому никогда не было в тягость мне. Приятно, конечно, когда о тебе говорят: «профессор такой-то» или «артистка такая-то», — но еще неизвестно, хорошо ли они живут, как чувствуют себя в личной жизни, а ведь она — главное. Вот приблизительно так я рассуждала тогда.

Лето после окончания школы прошло очень весело. Все в поселке смотрели на нас по-новому, как на людей, уже достигших чего-то, достойно завершивших первое серьезное дело в своей жизни. Даже мама нерешительно просила теперь помочь ей по хозяйству. И мы целыми днями купались, загорали, вечерами танцевали. Прямо в роще, на поляне: выносили собранный когда-то Костей проигрыватель, Светка подключала его к проводам на столбе. Потом это научился делать Лешка, другие ребята, и Светка перестала вообще появляться на танцах.

Ночами иногда гуляли чуть не до утра. Тогда я впервые стала целоваться с Лешкой. Кажется, даже была немножко влюблена в него: тогда я могла влюбиться во всякого симпатичного парня. Мне льстило уважительное отношение других ребят к Лешке: играет в сборной молодежной города! Это было, пожалуй, единственное, чем я могла, досадить Зинке. Она была тоже красивая: тоненькая, стройная, волосы рыжие, пышные, движения по-змеиному гибкие. Всегда очень хорошо одевалась: ее отец был директором нашей местной артели.

О поступлении в институт совсем не думалось. Может, потому, что Светка совсем не готовилась, а по-прежнему возилась со своими схемами в сарае. Я никак не могла решить, в какой именно институт мне надо идти. Ясно только, что в гуманитарный: технические дисциплины мне всегда не давались. Да и вообще было для меня неясно, стоит ли поступать в институт. Проучиться пять лет и стать учительницей, как Екатерина Васильевна? Возиться с тетрадками, нервничать на уроках? И получать зарплату меньшую, чем мой отец? Или получить диплом врача, возиться с больными, а в конце концов превратиться в ожиревшего дядю Симу?.. Дома тоже выжидательно молчали. То есть подразумевалось само собой, что я буду учиться дальше, но где и как — никто мне не говорил. Только Светка однажды мечтательно сказала:

— Шла бы ты на искусствоведческий в университет: это, наверно, так прекрасно — жить в мире красоты! Эх, было бы у меня время!..

— А кем она будет? — негромко спросила мама.

— Экскурсоводом! — ответила я.

— Это водить народ да картинки объяснять? — Мама хмыкнула.

Светка начала горячо и путано говорить о значении искусства в жизни человека, а отец молча поглядывал на меня. И тогда я впервые поняла, что и он тоже не знает, к чему в жизни меня лучше приспособить, к чему я больше подойду. Он и до сих пор ни слова не сказал мне об этом, но тогда, видимо, в первый раз по-настоящему сообразил, что я очень заурядный человек. У него к тому же была возможность ежедневно сравнивать меня со Светкой. Сама я этого, конечно, не понимала, просто не думала об этом.

Теперь я вижу, что из меня мог бы выйти и хороший врач, и хорошая учительница: я достаточно толкова и трудоспособна. Но самостоятельно я ни на что не решалась, а родители думали, как бы устроить меня «повыгодней».

В конце концов как-то определилось, что я должна все-таки идти в технический институт, если уж вообще идти: у инженера зарплата больше, чем у врача или учителя. Светка стала помогать мне готовиться, но было уже поздно, и на экзамене по математике я провалилась. А Светка поступила в электротехнический институт.

Мой провал никого не удивил и не расстроил, и меня в том числе. Мама сказала:

— Таня и без этого свое в жизни возьмет. Светка подтвердила:

— Честно говоря, Танька в институте только чье-нибудь место бы занимала.

Отец вздохнул:

— Ну что ж, три-четыре… У каждого своя дорога.

А я сама так была полна жизнью, так уверена, что ничего плохого со мной просто не может случиться, что даже немного обрадовалась провалу: не надо будет больше учиться, а можно жить так, для себя.

Этот период, до знакомства с Анатолием, делится как бы на две части: сначала я жила, ни о чем не заботясь, а потом уже делала все, чтобы как можно удачнее выйти замуж.

В первую осень я много помогала маме по хозяйству, продавала на рынке овощи, молоко, мясо — мы забили кабана. Варила, солила и квасила. А по вечерам развлекалась, как и раньше. И была довольна: почти все мои одноклассники заняты днем в институтах или на производстве, а я по-прежнему дома и относительно свободна. И отец с матерью не торопили меня с устройством на работу, хозяйственных дел у нас было предостаточно. Мама так и говорила: