Нина Горланова - Голос жизни

• Название: Голос жизни
• Автор: Нина Горланова
• Жанр: Русская классическая проза

---

- А твои крашеные ногти Галину Дорофеевну, конечно, взбодрят! загрохотал Гамлет, у которого брови стали разрастаться, а один глаз выпучился, как небольшой глобус, а другой ушел в глубь черепа и стал сиять, как злобный бисер. Только чувство вкуса удерживало его, чтобы не крикнуть: "3арежу!" Дочери перешептывались: "Весь Кавказ затрясся! Такие счас камнепады там ревут", - и они уселись поудобнее на диване, чтобы наблюдать геологические подвижки в семье.

- Да что вы напали на меня! - ворковала Ольгуша. - Я крашу для себя. Ногти на ногах должны быть в форме маленьких черепашек.

- Для себя?

- Да.

- Для себя !!!

Тут на свое горе пришел Игнат. С достоинством человека, начинающего новую жизнь, он сказал... то есть открыл рот, но отец обездвижил его рыком:

- Ты вообще молчи! Ничего не говори, я знаю все, что ты хочешь сказать о злобных и безжалостных работодателях.

А бедной собаке не понравилось то, что сейчас происходило в ее стае. Вита забегала, полегоньку хватая всех за ноги, говоря этим: "Ребята, если будете продолжать, мне придется вас искусать". Все стали ее успокаивать, жалея ее и свои ноги, налили ей "суп ужасов" (варили его из страшных когтистых лап куриных).

Когда Ольгуша ушла, Гамлет еще долго бормотал, вычесывая догиню:

- Социальная альпинистка нашлась! Мало ей головных болей и сына алкоголика... Мало! Ну она еще получит от Галины Дорофеевны за все свои жалобы.

Он отлично зазубрил весь этот сценарий. Ольгуша была в самом деле гиперсоциал с талантом сватьи или сводни, сконструировала много супружеских пар, и те во время семейных зачисток ей звонил. И вот тогда она узнавала о себе все: никакие у нее не головные боли, а лень!.. Да еще: "как ты хитро действуешь: пугаешь будущим одиночеством, а потом подсовываешь чуть ли не в постель!" Еще больше жалили ее те, кого она сватала, но не преуспела: "Ты ему сказала не то, не так, не теми словами, не тем тоном, не с тем видом (трагизмом)..."

Гамлет закончил вычесывать Виту и вознаградил за терпение, предложил ей погрызть щетку, именуемую в семье "злодейкой". Собака посмотрела на хозяина с обидой: мне как-никак не два годика, а три, я солидная зрелая особа, плесни-ка лучше еще супу ужасов! Обиды таких существ, как Вита, наполовину укорачивают твои обиды, поэтому ты их видишь со стороны, такими же вот почти забавными.

Полууспокоенный Гамлет решил не звонить жене, не проверять, там ли его странная жена, не искать, да. Твердо решил! И тут же позвонил:

- Это фирма "Овца Долли"? Я хочу склонировать свою жену, потому что она часто уходит ночевать куда-то с крашеными ногтями ног зимой.

- Эльбрусович, я тебя сразу узнала, - торжествовала Галина Дорофеевна прокуренным басом. - Здесь твоя курочка: сидит, жалуется, что затаптываешь в усмерть.

- У тебя же старообрядческое отчество - "Дорофеевна", а ты...

- А я содержу тут дом свиданий, как солидная бандерша, не могу твою жену сразу позвать!

- Я хотел спросить только: где новый ошейник.

- На твою толстую шею Людовик купит десять ошейников, - сказала Ольгуша, видимо, с параллельного аппарата.

Трубка задрожала в его увесистом кулаке - так хочется грохнуть эту подлую пластмассу с голосом внутри, а вместо этого приходится говорить ровным, внушающим голосом:

- Какую кашу сварить завтра утром?

- Ты и так уже заварил кашу... спасибо!

Гамлет лелеял кровавые мечты; позвонить бы в милицию, сообщить доверительно-доброжелательно про то, что в подъезд Дорофеевны подложено взрывное устройство... их сейчас бы всех на мороз, и жена как миленькая домой!

Гамлет двадцать раз погрузил в свои ушные раковины свои толстые пальцы, с резким хлопком доставая их - для улучшения изношенного слуха. Из лежащей трубки он ловил голос жены: "Нарушили девятую заповедь..."

- Это какую конкретно? - он прикинулся не собой, чтобы сбить накал страстей.

- Ваша газета все время врет - лжесвидетельствует! А ты там редакторшу чуть ли не на столы заваливаешь! - волна высоких чувств гуляла по проводам

- Это подлость не только по отношению ко мне, но и к городу...

Гамлет издал задумчивый носовой звук, но мембрана была там, видимо, чуткая - голос жены взвился до седьмого неба:

- Наши мученики зря, выходит, страдали! Солженицин и Сахаров? Бились за свободу слова, а вы... там! Молчать, Дорофеевна! Он мне о Кирюте каждый день рассказывает - все о ней знает, вплоть до последнего червя на ее даче. С Елизаветой... в молодости целовался у газовой плиты, выгорело полспины не заметил! Почему-почему... Новый год, все под елкой, а они на кухне, там газ горел, холодно было.

- А они прямо на плите? - уточнила Галина Дорофевна.

- Это Ирисов с нею целовался, ты что, Оль, не я!

Тут вдруг Галина Дорофеевна вывернула весь сустав общения, так что он затрещал и чуть не вылетел:

- Ольга Александровна! Я к вам обращаюсь как к женщине и как особи смотрите на экран, этот тип может выносить электрические заряды. Гамлет крикнул в трубку:

- Намек понял - пойду, пропущу парочку зарядиков!

Они его знали таким: за словом своим может пойти далеко, и уйдет вплоть до воплощения слова. Закричали хором: "Не надо зарядов!" Гамлет тут отдалил трубку от себя на расстояние вытянутой руки - несколько раз болезненно вскрикнул и крякнул:

- А ничего пошло! Настоялись зарядики.

Из трубки неслось: "Не надо! Не смей" Гамлет нажал кнопку на пульте (ведущий с экрана повторил: "Не надо! Не смейте повторять эти опыты!").

- А будет такая эпитафия, - говорил в трубку Гамлет, - "Он повторил опыт их передачи "Сам себе режиссер" из рубрики "Слабо".

Ольгуша тотчас развила идею мужа: нет, не эпитафия, а целое кладбище такое: "Сам себе режиссер". У нас есть северное кладбище, а это будет "Самсебреж"... и уж там по разделам: здесь лежат те, кто повторил подвиг с зарядом, тут - залезшие на сосну в девяносто лет, а во-он там, - сделавшие мостик к своему столетию.

- Прославимся, - размечтался Гамлет.

Он думал: напрасно пишут множество книжек о том, как можно примирить поссорившихся супругов... всегда получается это каким-то непредвиденным способом наподобие жизнеутверждающего маразма с кладбищем.

* * *

Ольгуша стояла в церкви вся в Игнате, вчера напившемся, он облевался, упал на диван и всю ночь колотил в пол сползающей ногой. Мимо промчался регент, обдав ее перегаром, который, как след реактивного самолета, расходился за ним. Этот выхлоп ее совершенно не смущал. Она думала: это потому, что он служит Богу. Но после подумала: регент ей не сын, не муж и не отец, а то бы ох как припекло. Игнат вчера, Игнат сегодня, Игнат всегда!..

Пока служба не началась, а муж пошел ставить свечку за упокой родителей, Ольгуша начала подробно рассказывать святому Серафиму об Игнате, как будто бы он этого не знал:

- Святый отче! Если уж я оказалась сейчас возле тебя, то выну все самое больное, что у меня есть! - И она стала просить Серафима помочь ее сыну исцелиться от пьянства, а если сил у него, Саровского, не хватает, то чтобы... других святых позови! Святого Пантелеймона, Моисея Мурина...

Потом она начла рассказывать подробно, как стирала рубашку и брюки, потому что они были единственными, если сразу не отстирать, уже никогда... у него все в единственном экземпляре!.. Она поцеловала край иконы Серафима, и ее понесло к Андрею Рублеву.

- Святой Андрей! Богомаз прекрасный! Святопрекрасный... Я после фильма Андрея Тарковского о тебе молчала целую неделю ради тебя... Помоги мне рада нашего Христа. - Тут она хитренько посмотрела и решила задобрить искренностью: - "Люблю я "Троицу" твою! Это же символ единения всех людей (и она добросовестно пересказала несколько абзацев из Аверинцева). Исцели моего сына! Он дизайнер на компьютере, пусть воскипит у него такой талант, что он обо всякой водке забыл бы...

В этот миг она почувствовала: какой-то коршун на нее пикирует. А это отец Никодим, настоятель храма, подбежал, толчком отбросил ее от иконы. И возгремел:

- Говорим вам, говорим! - с мучительной раскачкой голоса закричал он. - Мы их только-только вызолотили, эти иконы. Вы все слизали! Вы же ведь не бабушка какая-нибудь, все понимаете, интеллигентная женщина -прихожанка! Вон туда идите припадайте, к аналою! В Москве это уже все знают, а вы какая-то провинция (чувствовалось, что из гортани поднималось слово "деревня", но он его по пути перехватил и заменил). Все-все слизали!

И сам гладил жадно раму золотую, подсигивая на коротких ногах. Библейский гнев его заставил женщину, стоявшую в церковной лавке, быстро-быстро пересчитывать деньги. Подрагивающей рукой отец Никодим гладил оклад иконы, утешая: "Ну, это еще ничего, вызолотим снова!"

Ольга ничего не понимала, а только по-куриному поклевывая головой в поклонах, бормотала: "Простите меня! Простите же меня!" Слезы перпендикулярно лицу пронзали воздух. Наконец она побежала из храма. Гамлет догнал ее.

- Я не выстою - плохо с сердцем!

- Ольгуша, ты чего - ты посиди, может быть, еще ничего...