Надежда Горлова - Мои сны глазами очевидцев

• Название: Мои сны глазами очевидцев
• Автор: Надежда Горлова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Бодрствование 2

В 23 я влюбилась. Я была счастлива только надеждами и ожиданиями. Я воображала себе такую близость, что начинала понимать, что значит "двое одна плоть" или "две души, как пламя двух свечей, слитое в одно". Но вместе с К я была еще несчастнее, чем в разлуке с ним. Никогда я не была так несчастна, как с любимым, потому что необыкновенное единение осталось в моей фантазии, и я ничего не могла поделать с отчужденностью. Быть рядом и врозь - как это хорошо с чужим, и как ужасно с родным человеком. Я рассталась с К потому, что была несчастлива с ним, и снова страдала от одиночества. А К...

Сон 3

Карл Славный

Мне снилось, что я читаю готскую летопись о каком-то никому не известном короле Карле. Желтая, ломкая, как засушенное крыло бабочки, бумага с оранжевыми буквами пахнет апельсиновой цедрой и пылью, как пахли книги, которые я читала в детстве. В детстве я читала старые, домашние и библиотечные книги, а сейчас читаю только новые, те, которые купила или получила в подарок. Во сне я тосковала по старым книгам. В детстве я ждала, что они откроют мне тайну, я причащалась чтению. Теперь я читаю книги с намерением тайну найти и изъять, как ученый, бескорыстный разоритель храма. Летопись была написана по-латыни, я читала и понимала все с гордым изумлением. Такое бывает, когда, только что научившись, едешь на велосипеде и не падаешь, преодолевая стойкое, опытным путем полученное впечатление об этом снаряде как об орудии пытки. Я читала по-латыни и не падала в непонимание. Были и миниатюры, в кирпичных тонах, - многофигурные сцены со смутным смыслом, и буквицы в заусеницах растительных закорючек. О Карле говорилось, что он был худшим королем из известных летописцу. "Он не обладал талантом ни политика, ни полководца, ни экономиста. В его правление королевство вестготов совершенно разорилось, обнищало, и было обложено непомерной данью. Народ взбунтовался, мятежники пленили короля к великой радости черни. Карла со связанными руками вывели на дворцовое крыльцо и с насмешкой спросили о последнем желании. Ветер наматывал длинные волосы вестготов на их обнаженные мечи. "Развяжите меня и дайте мне кинжал. Я сам лишу себя жизни" - таково было последнее желание Карла. Палачи сомневались. "Я никому не причиню вреда и не предприму попытку к бегству. Я вонжу кинжал себе в горло. Даю слово короля!" - сказал Карл. Его развязали. Зачинщик бунта отошел на почтительное расстояние и бросил под ноги Карлу кинжал. Его рука дрогнула, и кинжал запрыгал на каменных плитах как рыба, выброшенная из воды. Едва Карл успел поднять оружие, из внутренних покоев дворца появились роялисты. Они схватили растерявшихся мятежников. Их предводитель преклонил колена и подал Карлу корону вестготских королей. Ветер свистел в ее прорезях, изумруды моргали, как звезды в ветреную ночь. Карл принял корону. Он сказал: "Я дал слово короля и сдержу его. Отпустите их" Мятежники не успели смешаться с толпой. Король Карл вонзил кинжал себе в горло. Прозван он был Славным, и превознесен народом в песнях и легендах" Я вдруг понимаю, что речь шла о легендарном Карле Славном, представленном в средневековом фольклоре непобедимым воином, королем-волшебником, при котором страна процветала и народ благоденствовал. А он всего лишь сдержал слово короля.

Бодрствование 3

Когда-то ты много делал для меня. Внимание человека, которого я ничем не выделила, воспринималось мною только как попутное обстоятельство: вовремя подошедший транспорт, оказавшийся под рукой зонт. А ты, любящий, вдохновленный тем, что твои дары приемлются, все больше усердствовал в служении. В привычке, с которой я принимала твои услуги, ты видел признак сближения, но это было иллюзией, потому что я просто привыкла к удобству и уже не замечала его. Наконец, ты, как все любящие, начал требовать от меня ответных движений как очередного этапа сближения: ты шел по дороге беспрепятственно, дошел до ворот и стучал в них. Если любящего полюбили ворота распахиваются, а если, чаще всего, -- нет, то обманувшийся думает: "Я слабо постучал", и стучит все сильнее и сильнее. Реакция любимых бывает разной. Есть победители, которые видят, как идут к их воротам - и не препятствуют, чтобы упиться стуком, звуком их победы, и не отвечать. Есть невнимательные. Они ничего не видели и не замечали, и стук их пугает и заставляет обороняться. Есть неуверенные. Они винят себя в том, что проглядели путника или из-за нерешительности не остановили его вовремя. Они подают страннику милостыню дружбы или, скрепив сердце, пускают путника, а потом выгоняют его тем подлее, чем сами слабовольнее. Я отношусь к последним. Однако ты сам испугался собственного стука, и я не столько впустила тебя в собственную жизнь, сколько заточила тебя в ней.

Я не любила тебя, я жила с тобой от отчаянья. Временами твоя внешность вызывала у меня омерзение, судорога которого сменялась виной, жалостью, уничижительным умилением, а затем, последовательно, желанием. Ты оказался такой же, как и я. Твоя любовь ко мне, которую я поначалу сочла привлекательным для себя удобством, выродилась в отчуждение. Ты полюбил спать один, ты ел один, закрывая дверь на кухню, ты прятался от меня в собственной квартире, и я преследовала тебя только потому, что ты делал это явно. Я обнимала тебя потому, что видела - ты не хочешь объятий, и не думала, что буду так страдать после того, как уйду.

Сон 4

Битва ветров

Только ли в моих снах существует моя Родина? Мне снится поистине прекрасная местность, я могу начертить ее карту, а топонимы твердо закреплены за местами, - неужели не существующими на Земле? Ни в одном самом подробном атласе не могу я найти ни Курпинского леса, ни села Слонского...

Часто во сне я ищу Сурковский лог, знаю, что выйти к нему можно из Курпинского леса, но местность меняется у меня под ногами. Не успею я оглянуться, а все уже не так. Скульптор еще не вылепил моей Родины из этой земли, а я уже люблю ее, и прощаю ей бесформенность...

В этот раз я почти добралась до Сурковского лога, но снова была обманута. Вместо него я попала в другой, Шовский. Я пошла по руслу ручья. Он то разливался в ширину, то почти исчезал в траве, которая причмокивала и как губка пускала слюни под моей ногой. Рыжие пляжи сменялись острыми, словно обрубленными, берегами, или болотцами. Я перебиралась с одного берега на другой и вспугивала парочки крякв. Темная синева осколками тонула в воде, как бывает при солнечном небе и илистом дне. Однажды я поднялась на холм (когда-то он был берегом широкой и глубокой реки). Там шумели сосны, и не было ничего, кроме пустых полей и ветра.

Наконец лог влился в Курпинский лес. Ветер был сладким. Птица взлетела, и солнце прошло сквозь ее крылья, превратив перья в лучи. Я вспомнила (часто я вспоминаю во сне какие-нибудь странности), что все войны - от шума ветра в поле, он поет о набегах и победах, зовет вперед, а лесной ветер славит Бога. Оседлые и кочевники воспитаны разными ветрами. Движение ветра, путь которого преграждают деревья, кругообразно, такой ветер "возвращается на круги своя", и человек, подпадающий под действие его ритма, составляет представление об оседлости и сельскохозяйственном круге жизни. Звук полевого ветра - бесконечное стремление вперед, человек, подчиняющийся этому ритму, представляет жизнь как движение по прямой.

Я увидела гигантскую сеть, которая стояла, слегка колеблясь, на границе леса и поля. Начиналась битва двух ветров. От самого горизонта пошел все нарастающий свист. Облака вытянулись в стрелы и понеслись к лесу. Волна воздуха была такой сильной, что гребень ее искажал видимость, и поверхность поля словно бы морщилась, как море во время шторма. Я не сразу поняла, что темный лохматый вал, который катится по воздуху к лесу, состоит из жаворонков и сусликов, попавших в действие ветра. Волна ударилась в сеть, но не смела ее, а отпружинила, ветер с поля ослаб, вал из мелкой живности рассыпался и рассредоточился, вороша будто бы подкошенную траву. Сеть упруго колебалась, две воздушные массы пытались опрокинуть ее одна на другую. Лес шумел, клочья листьев забивали ячейки сети. Вдруг сеть подалась глубоко в поле. Мне показалось, что сам лес выбежал вперед: это сорванная листва рыбным косяком двинулась на сеть. Верещали клубы птиц, облака вертелись, будто две гигантские руки мыли в небе одна другую. Сеть порвалась, ее унесло в сторону, между двумя ветрами стояла живая стена всего, что было пленено ими: мелкого зверья, пернатых и зелени. Ветры ревели и выли, стена пищала. Конец поединка обозначила молния. Стена рассыпалась. Я проснулась от света, вспыхнувшего в окне напротив, удивляясь, что не слышу грома.

Бодрствование 4

Я скучаю только по твоему балкону. Когда, по ночам, темнота отторгала мое тело, и радиация страха проникала в душу, я выходила на балкон, в живую, уличную, воздушную ночь. Словно капли воды на странице книги, редкие пятна света из неспящих окон выделяли на черной плоской листве объемные бронзовые ветви. И моя тень была как гигантский пролом в лиственной скале. Я дышала этой ночью, а, значит, действовала, жила. На улице мрак никогда не бывает тусклым, он всегда блестит. Я видела кровь и лимфу огней, бриллиантовую мглу за деревьями, морщины старой городской воды в канале, и точно знала: я человек.