Надежда Горлова - Паралипоменон

• Название: Паралипоменон
• Автор: Надежда Горлова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Евдокия стала бояться. Она наблюдала за Садовником и его женой, смотрела на них внимательнее, чем всегда, во всем видела намеки - Корнеич и Валентина ежеминутно выдавали себя, когда соседка зашла попросить сахар это был шантаж; за неделю родившаяся из страха обида на Булыча так выросла, что когда в воскресенье он пришел в гости с бутылкой самогона, оставляя черные следы на тонком прозрачном снегу, Евдокия поджала губы и не выходила с кухни. Говорила мужу:

- Надоел этот Булыч и надоел. Таскается и таскается - привадился. И что ты его привечаешь - это ж Корнеича товарищ, недруга нашего. Тот небось и подсылает.

- Ты, Дуня, устала. Плохо так говорить, но да я ему объясню, что ты прихворнула, он к Корнеичу пойдет.

Булыч заглянул на кухню проститься, подмигнул и пошел к Корнеичу. Показал в окно по наручным часам: "через час выйди к летнему сараю".

Евдокия, волнуясь, вышла.

В сарае было холодно, мелкого снегу подмело под дверь, едва ощутимое тепло шло от волнистого, подернутого коркой старого навоза и почерневшего сена.

Пришел Булыч - он что-то придумал, есть какой-то выход.

- Нету у нас выхода никакого, кроме одного, - сказала Евдокия.

Она смотрела в щель и видела серые и белые снежинки, сухие, словно бумажные, они летели косо, быстро.

Булыч осекся, замолчал.

- Так и так. Нет мне счастья, - сказала Евдокия. - Я и сейчас еще ничего, а какая в девках я была красавица! Бывало, все на меня заглядывали. А счастья не пришлось - война помешала.

- Да ты и сейчас красавица... Рано ты это, Дунь. Может, погуляем еще?

- Нет, баста. Уж люди прознавать стали.

- Да ты что? Не, Дуня. Кто? Показалось, показалось тебе.

Евдокия с трудом уже сдерживала раздражение. Вышла из сарая, зябко побежала домой.

Булыч напился у Корнеича, заночевал, Евдокия злилась - мало ли что скажет спьяну или в отместку - встретились через два дня в магазине в "Культуре" - не поздоровались.

-11

Слегла Катина свекровь. Деверь пил, покушался на Катины деньги пьяный, он ходил по дому медленно, как по дну морскому, движениями корчевальщика вырывал ящики и выламывал дверцы шифоньера. Деньги нельзя больше было держать за иконой. Когда вскапывали огород, Катя зарыла под калиной клад в трехлитровой банке. Всего два года оставалось до покупки дома, трешки, рубли, десятки складывались в матрас. Катя спала как принцесса на горошине - только она ощущала ломкий хруст мнущихся денег, она чувствовала, что у десятки загнулся уголок, она знала, что деньги потеют и знала запах их пота.

Деверя подобрала на улице, в лопухах, старая дева Зина Курьянова с прозрачным пухом на лице, и деверь стал жить с ней как с женой. Катя не знала, верить ли чуду, привезла Зине из Лебедяни платок.

Через неделю Зина пришла на ферму с трещиной на губе, как, бывает, трескаются сыроежки - Катин деверь ударил ее кнутом.

Катя срочно вызвала из Курпинки Яшу - пусть погостит, давно не видела братца, думала: "придет деверь - скажу: иди, откуда пришел, некуда и сесть тебе, у нас гость" - старуха лежала, не могла вступиться, только вздохи ее были слышны на улице.

Витька тоже обрадовался Яше: "повезу парня в шовский клуб, невесту искать". Кате было досадно - "придет деверь, а мужиков нету", но отпустила. Витька повез не в шовский клуб, а в искровский, Яше было все равно.

Ты иди, а я в машине подремлю, - Витька остановился у Машкиного погреба, и Яше пришлось идти, увязая в грязи, мокрый кленовый лист дал ему пощечину.

Окна клуба запотели, Яша не различал их матового света за свечением желтых деревьев - а в дождливых сумерках видно, что осенние листья светятся как тонкие ломти дыни в роящихся как звезды золотых каплях сока.

Сестры были на кухне - они помылись, и таз еще испускал пар, пахнущий телом.

Не стесняясь Наташи, Витька стал обнимать старшую, Машка выскальзывала из рук, из халата, смеялась как пьяная, Наташа пошла собираться в клуб, чтобы не мешать сестре.

Несмотря на свою молодость, она уже давно не ходила в клуб - ей было наименее горько обманывать себя именно так, объясняя отсутствие мужского внимания тем, что она сама не подает мужчинам повода проявить его. Наташа была достаточно умна, чтобы вести себя образом, не допускающим насмешек над ее безобразием - мужчинам она была как сестра, без намека на кокетство, с подругами никогда не заговаривала о мужчинах, одевалась опрятно, скромно, не позволяя себе ни наступать моде на пятки, ни слишком отставать от нее опрятность была ее модой. Наташа походила на безбровую птицу с острым загнутым клювом, но безобразие не было ее несчастьем - она смело смотрела в зеркало, ее серые как пыль рассудительные глаза усмехались - она сумеет устроить свою жизнь, заведет семью - все сделают здравый смысл и уверенность в себе. Так считали все - Наташу уважали, старшие женщины советовались с ней.

Она пришла в клуб, чтобы в темном углу побеседовать с подругами, пожаловаться, как нынче много дел по хозяйству, после смерти матери, а Машка совсем не помогает.

По полу так тянуло сквозняком, что шелуха от семечек волнистыми хребтами собиралась в углах и хрустела под ногами Наташи, которые как в холодной воде мерзли в ползучем ветре. Наташа и не смотрела на танцующих стояла с таким видом, что и пригласи ее - не пойдет.

В клуб зашел Яша Журавлев - Наташа знала его в лицо, раньше он никогда не бывал в "Искре", Наташа давно не встречала его, он был известен своей красотой, добротой и неопытностью, его считали дураком, была даже поговорка - "что стоишь как Яша Журавлев" - она применялась, когда кто-то проявлял нерешительность в важном деле.

Яша только что вошел - он долго курил на крыльце, смотрел, как дождь прибивает к земле мокрые листья - как будто это птицы падают. Не танцевали только они двое, Яше и в голову не пришло танцевать, он остановился, и не него натыкались пары.

Наташа была настолько умна, что не пригласила его на танец - тотчас засмеялся бы кто-нибудь. Она за рукав, заботливо улыбаясь, отвела Яшу в угол - "ну что ты раскрылился? мешаешь" - и начала беседу.

Яша переминался с ноги на ногу, шелуха скрипела под его сапогами как мокрый песок, девушка расспрашивала об армии, ей были интересны узбекские слова, что такое "алыча", деревня, где на улицах пахнет розами, похожими на корзинки, сплетенные из лепестков, и мочой, а на бахчах лежат дыни и светятся по ночам, как луны. Есть длинные, с лошадиную голову, гладкие, как кожа на женской щеке, они такие мягкие, что муравей оставляет на них следы, а есть маленькие и круглые, как головы младенцев, покрытые почти древесной корой. Когда дыню раскалываешь, из нее, как из шкатулки, туманом поднимается свет и исходит сырой медовый запах, а крупитчатые ломти ее точат сладкие слезы.

Солдаты воровали дыни, и прапорщик искал воров, обнюхивая солдатские воротнички - они пропитывались дынным туманом.

Яша провожал девушку - она попросила - "дюже собаки злые на улице". Девушка взяла Яшу за руку и просила пообещать, что он приедет и завтра. Эта девушка была единственным человеком, проявившим интерес к Яшиным рассказам - он обещал, чувствуя себя счастливым, и, не найдя Витьку, лег в кузов. Над ним качалась кленовая ветка, как будто изрезанная ножницами, листья, падающие на Яшу, были плотные, как поросячьи уши.

Они ездили неделю, Наташа от счастья похорошела, Яше надоели разговоры, собеседник был ему безразличен, он соскучился по охоте и ушел в Курпинку.

Наташа искала свои ошибки и находила их - из-за них она потеряла жениха. Между тем, у нее никогда не было жениха. Девушка решила во что бы то ни стало вернуть так быстро утраченную любовь. Яша ни разу - ни вслух, ни в мыслях - не произнес имени своей собеседницы.

-12

Кто-то шел, это был не Яша, тени облаков пачкали снег, Евдокия еще не могла понять, мужчина или женщина, а долгополая чужая тень уже наползла ей на ноги и поднялась как вода до щиколоток. Евдокия думала плохое: "либо сестру муж прогнал, либо помер кто".

Незнакомой девушке с искаженным от стужи лицом, с льдинками в ноздрях, мороз свел губы - поздоровалась, не выговорив "р", шла из Сурков в "Искру", не туда свернула, заблудилась. Девушка была жалка - замерзшая, некрасивая, Евдокия пригласила, девушка отказывалась от ужина, просила только чаю, ее уговорили, она скромно поджимала локти, как в городе, ее разговор был так умен и рассудителен, что ей отвечал Иван Васильевич, тени посинели и летали по печке, как пауки. Евдокия зажгла лампу, тени прыснули в углы и тотчас вернулись оттуда почерневшими, изменив пропорции. Вошел Яша, он убил зайца, голенища его сапог были изъедены кровью. Наташа едва справилась с волнением, загодя положила ложку - чтобы не застучала по тарелке или об зубы, но покраснела. Почувствовала, что уши созрели как малина, поспешно засобиралась. Евдокия заметила, не стала задерживать, заставила Яшу проводить гостью до Искровского поворота. Яша делал сестре гримасы - устал, есть хочу, не хочу идти - у сестры тускнел взгляд - "брат невежа, что за человек".