Рамон Майрата - Звездочет

• Название: Звездочет
• Автор: Рамон Майрата
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Впервые на русском языке — новейший роман одной из самых ярких звезд современной испанской литературы, достойного соперника Артуро Переса-Реверте и латиноамериканских мастеров прозы. Действие этого многопланового произведения с элементами любовного романа, военно-шпионского триллера и романа взросления происходит в годы Второй мировой войны в старинном портовом городе Кадисе. Главный герой — мальчик-гитарист Рафаэль Оливарес, за мечтательность прозванный Звездочетом; игре на гитаре его учил друг и ученик великого испанского композитора Мануэля де Фалья.

---

Утром он побывал в пещере Святого Георгия и в галереях, просверленных в скале. Он обратил особое внимание на органические отложения, которые вынимают из горы и сваливают на бывшей площадке для игры в поло. Они отняли уже приличный кусок пространства у вод бухты. При отливе уже заметна насыпь, и, когда она вырастет еще немного, по ней проложат взлетные полосы и поставят ангары для нескольких сотен самолетов. Он спешит закончить этот аэродром, без которого невозможно ни защитить Гибралтар, ни предпринять какие бы то ни было действия на севере Африки. Он улыбается, думая о том, что театральные жесты Гитлера или Муссолини, эскадрильи самолетов, собственное его нетерпение закончить строительство — все это не переживет окаменелых растений, костей доисторических животных и причудливых ракушек, которые послужат фундаментом аэродрома.

Этой ночью в углу Мавританского зала он заметил трех немецких офицеров, сидящих вокруг стола лицом к морю, превращенному луной в слиток серебра. У них такой вид, будто они обсуждают судьбу его Скалы.

— Полковник Ханс Пикеброк, шеф отдела разведки абвера, подполковник Микош и капитан Ханс Йохан Рудлофф ждут четвертого человека, — шепчет ему на ухо один из его связных, притворяясь, что поглаживает подбородок, а на самом деле прикрывая рукой рот.

Вскоре некий старик пересекает салон по направлению к столу. Он идет почти так же медленно, как движется луна. В длинном пальто, полностью скрывающем его тело, он похож на какого-нибудь гостиничного швейцара. Он неслышно ступает по плитам, привезенным из Тарифы, зато веско звучат шаги двух сопровождающих его гигантов телохранителей. Пожалуй, он притворяется более старым и утомленным, чем есть на самом деле, — чтоб успеть внимательнее рассмотреть все вокруг по мере своего продвижения. Но в углах его губ залегла тень, и эта мрачная гримаса, которую он смакует во рту, превращает его мясистое и полнокровное лицо в жаровню, над которой столбами дыма встают нос и скулы, поднимаясь к грозовому небу лба, занося сажей глаза, обугленные ужасными видениями.

В сгорбленной спине старика виконт де Горт узнает след тяжкого груза, который несет человек, вынужденный принимать решения, превышающие посильную для организма долю ответственности. Дойдя до его столика, старик мешкает одно мгновение и, не переставая иронически улыбаться, изучает соперника. Но вот в голове его зарегистрированы все детали генерала-врага, и он движется дальше.

Когда он приближается к столу, где его ожидают трое офицеров, те встают, и он кажется в этот момент еще ниже. Но они склоняются, чтобы не упустить ниточку его голоса. Англичане, оказавшиеся в тот момент в отеле, смотрят на него так, будто перед ними сам дьявол. Одиннадцать, и Звездочет начинает играть одну из этих своих песен, которые заставляют думать одновременно о любви и о смерти, как если бы это были две стороны одной монеты. Напряжение между двумя лагерями ослабевает в эту ночь, когда луна, как собачка, лижет темноту. Фридрих плачет и мечтает. В первом ряду один поклонник аплодирует так, что в конце концов останавливается и торжественно объявляет:

— Я остался без рук. Чертенок играл с душой.

Когда он заканчивает играть, один из немецких офицеров поднимается на сцену:

— Слушай, мальчик, адмирал Канарис хочет, чтоб ты сыграл специально для него.

22

Она бежит, как искра по бикфордову шнуру, вслед за ним. Настигает его у двери зала. Она вне себя.

— Какая удача! Твой отец сказал бы, что иногда жизнь подражает магии.

Она тревожится, заметив полное отсутствие энтузиазма у Звездочета. Она сурово глядит на него, с беспокойством ожидая ответа, но ответа нет. Ее возбужденное дыхание перекрывает звук защелкнувшихся замочков на футляре гитары.

— Я должен идти, — говорит мальчик.

Она догоняет его в коридоре. Хватает за плечо. Обернувшись, Звездочет ослеплен буйством ее рыжих волос, которые вспыхивают в воздухе и мгновенно воспламеняют его лицо. Она откидывает языки пламени и говорит ему с нажимом, как будто бы он не понимает чего-то важного:

— Послушай, Звездочет, адмирал Канарис — шеф абвера. Судьба дает нам его в руки. Ты что, не соображаешь? Благодаря тебе мы можем похитить его. Шефа немецкой разведки! Тебе не кажется, что это будет гениальный фокус?

Он идет не останавливаясь, но она заступает ему дорогу, и пожар ее волос снова вспыхивает между ними.

— Нет, — резко отвечает мальчик и продолжает с упреком, как будто она и так должна знать, что он скажет, и слова его лишние: — Я много раз играл в отдельных кабинетах для любителей. Когда люди ударяются в загул, они иногда забываются. Я никогда этим не пользовался.

— Но это же великолепная возможность!

— С любителями так не поступают.

— А на войне?

— И во время мира, и во время войны у артистов есть правила.

В вестибюле Фридрих видит ее, грызущую ногти, и его, удаляющегося со своей гитарой, одинокого и прекрасного, каким он всегда ему грезится. И глаза его внезапно освобождаются от увеличительных стекол ревности.

«Мерседес» тормозит на расстоянии двух ладоней от немецкого офицера, который пристально наблюдал за ними, пока они поднимались по холму к утесу, где высится вилла «Кончита». Появляется некий ассистент и, неожиданно щелкнув каблуками, берет на себя заботу о гитаре. Сунув руки в карманы помятых штанов, Звездочет следует за ним через салон, почти лишенный мебели, на террасу, откуда пролив похож на серебряную саблю, вошедшую в каменную рану. Бледный лунный свет. Его сердце бьется где-то в горле, когда он оказывается среди толпы офицеров, приветствующих его наклоном головы. Он знает, что это банда преступников. Адмирала среди них нет, но все кивают ему на открытую дверь, которая ведет в темноту.

— Пики! — кричит кто-то оттуда.

Один очень высокий полковник поднимается с кресла и говорит ему:

— Я полковник Пикенброк. Вы можете начинать, когда вам удобно.

Начиная перебирать струны, Звездочет чувствует себя отвратительно. Его трясет, горло пересохло. Наконец ему удается подцепить ноту. Она накатывает, как волна, и взрывается в его пальцах — и раз, и другой. Она заставляет его подобраться и воспрянуть духом. Он останавливает взгляд на черном квадрате открытой двери, и музыка неистово нарастает в его пальцах.

Какой страшной может быть музыка, когда в ней звучит только боль. Выглядывает удивленное лицо старого адмирала. Он смотрит на мальчика со страхом, даже не подозревая, что его глаза так красноречиво выдают этот страх — смешанный с сомнением и настороженностью. Своей музыкой Звездочет торопливо выкладывает ему все то, что хотел сказать. То, что звучит, вонзается преступным ножом в покой бухты и отдается отголосками эха, фальшивыми, как сама ложь. Выворачивается наизнанку, открывая свою пустоту и бессмысленность, как бывает, когда мы слепо влюбляемся в пустой бред. И все эти унижения, страсти и раздумья, которые вплетаются в мелодию и кружат в воздухе, срываются в конце концов в пропасть непомерной беды, как в вечность морских глубин.

Он заканчивает, сам не ведая, что это было, в ошеломленном молчании адъютантов и офицеров, наполняющих террасу. Адмирал берет его за локоть и отводит в угол, где никто не может их услышать. Он выбрал мальчика, чтоб сказать ему то, в чем не решается признаться никому, даже своим самым близким товарищам. Этот человек ледяной змеиной проницательности исповедует мораль, невозможную на практике. Отрешенный от мира эстет и одновременно начальник разведывательной службы, он холодно изучает войну, наклонившись над ней, как над кратером вулкана. Он не способен ужасаться. В его замороженный взгляд не проникает чужая кровь, стекает, как капли дождя по оконному стеклу. Его бесстрастная ясность не приемлет трагедии. Он просто говорит, что ему неприятна эта война, где ему выпало сражаться, как он убежден, в лагере тех, кто не прав и кто поэтому будет побежден.

Когда Звездочет возвращается в отель «Королева Кристина», Дон поджидает его в саду.

— Канарис пил? — спрашивает она.

— Ты так точно пила.

— Что тебе сказал старик?

— Ничего.

— Ты воображаешь, что будешь вести со мной двойную игру?

Он пожимает плечами. Он считает, что не должен выдавать клиента — настоящего любителя, который на мгновение уступил слабости.

В следующие месяцы, пока оркестр выступает в Альхесирасе, Звездочет и Дон не пытаются достигнуть прежнего взаимопонимания. Оба согласны лишь в одном: это другой должен сделать первый шаг навстречу и представить объяснения. При отсутствии желания понять друг друга растет недоверие. Она продолжает передавать ему новости от отца, раздраженно покачивая в пальцах рюмку «порто-флипа». Теперь она принимает отчужденный тон, который звучит особенно бесцветно, если вспомнить ее былую страстность. Любой предлог хорош, чтоб уклониться от этих встреч, тяжелых для обоих. Ясно, что она не хочет больше делиться с мальчиком своими любовными переживаниями. С другой стороны, и ему надоело выслушивать пошлости о том, как она любит отца. Звездочет скучает по очарованию и нежности, которые вызывали у него рассказы о магии отца, и он предпочитает обратиться к другим источникам, например к контрабандистам, чтобы узнать что-нибудь о нем, без необходимости выносить эти светские беседы с Дон.