Бертон Уол - Высшее общество

• Название: Высшее общество
• Автор: Бертон Уол
• Издательство: Шедевр
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7403-0004-3

Роман «Высшее общество» позволяет представить мир «благословенных свыше Господом», которые не знают счета деньгам. Бесконечные, ничем не ограниченные удовольствия, продажная любовь и дружба не пугают владельцев состояний. К такой жизни легко привыкают, поняв простую вещь: все в этом мире покупается и продается.

---

Позже Холдингу пришлось изучить все детали этой драматической истории, изучить и вызубрить наизусть все малейшие подробности, которые были ему открыты. Не успело пройти и двух недель после неудачного самоубийства, как он очутился в объятиях другого доктора – психоаналитика. И если розовая вода в ванне была знаком отчаяния, то багровые щеки доктора, как флаги на башнях, возвещали о полном душевном благополучии.

Этот милейший человек сразу же дал понять Холдингу, что, по его мнению, поступок мальчика имел основательные причины. «Всякий человек чувствует свою ненужность, – говорит он на правильном, но с варварским акцентом, языке, – когда еще любовь остается безответной». (Бесотфетной – Ходдинг все еще помнил несколько примеров его нелепого произношения.) А не ответил на его любовь сын великого магараджи, обаятельный, блестящий да еще чемпион школы по теннису.

Окутанный теплотой и пониманием, Ходдинг расчувствовался и заплакал (ему было только четырнадцать). И с той минуты началось его плавание в поисках открытий, которое (под началом разных капитанов) продолжалось всю его жизнь.

И сегодня, здесь, на террасе – террасе дома его матери в Куэрнаваке в Мексике – Ходдинг продолжал свой поиск. И хотя его плавание происходило внутри его самого, он был настоящим странствующим принцем. Он открыл Новую Индию своей души. Он соблюдал общепринятые правила, говорил, ел, пил, спал и занимался любовью, смеялся и злился – но все это относилось к внешнему миру. Настоящая жизнь, бесконечно знакомая, и бесконечно таинственная, протекала внутри него. И его мать, архидракон внутреннего мира, приближалась к нему. Бедняжка, она и не подозревала, что сын немедленно напал на нее, отрубил ей голову и привязал свой трофей к седлу. Она так и не узнала, что приключилось с ней.

– Imicorazón![4] – пропела Консуэла. Она откинула назад и немного набок свою голову, протянула руки к сыну, выставляя – нет, указывая, то место на своей тонкой шее, которое было предназначено для поцелуя. Ходдинг ничуть не смущенный тем, что он только что обезглавил эту шею, поцеловал ее и явственно ощутил запах лосьона для бритья, смешанный с духами Консуэлы. Он улыбнулся при этом открытии.

– Ты избегаешь меня. Я старая иссохшая ветвь, ты не выносишь моего вида, ánima mia.[5]

– Ты путаешься в языках, ведь это итальянский, не так ли? Кроме того, ты не поздоровалась с Полом.

– А, это все из-за того, что я безнадежно застенчива, да и имени его не могу вспомнить. Привет, вы, грязная мартышка Ходдинга!

– Я имею честь состоять на службе у вашего сына, мадам, – сказал Пол низким хриплым голосом и поклонился, раскачивая руками, как обезьяна.

– Конечно, вы очаровательны, но не надо меня слишком очаровывать. Ведь вы не будете? – В ее голосе явственно слышалось, что лучше бы и вправду не настаивать и не очаровывать. Консуэла не любила его, и он знал это. Но он знал также, что она была достаточно порочна, чтобы лечь с ним в постель именно по этой причине.

– Послушай, мама…

– Не говори так. Ты меня шокируешь, Ходди.

– Вот и хорошо. – Он улыбнулся. – Прекрати втыкать шпильки в моего коллегу. Он не работает на меня, а сотрудничает со мной. Мы с ним – одна команда, он и я, понимаешь?

– А я-то думала, что команда – ты и Сибил. А может быть, вы все трое – одна команда?

– Я объясню тебе все это позже, детка, когда уложу тебя в кроватку, – шутливо сказал Ходдинг. – Но почему бы тебе не пойти и не напоить это стадо? Я уверен, что ты подготовила интересное зрелище. Такое впечатление, что местность так и кишит тореадорами.

– Не кишит, милый. Их всего-то трое и еще один в абсолютной пустоте. Он потерял смысл существования. Я думаю, этого достаточно, чтобы пасть духом, не правда ли?

– Конечно, достаточно, и я разделю твою скорбь от этой утраты, но потом, мамочка. – И Холдинг, улыбаясь своей теплой улыбкой, взял мать за плечи, развернул ее, и легким шлепком под зад направил к другим гостям – «стаду». Она не повернула назад, и Ходдинг был совершенно уверен, что через шаг-другой она забудет про него.

– Она под кайфом, – сказал он, повернувшись к Полу. – Она жрет эти чертовы индейские мухоморы. Так, немного, не до транса или видений, или как это там называется. Клюет их время от времени. Кроме того, у нее злое сердце.

– Она любит вас, – сказал Пол. – Она не хочет видеть, как вас убивают. Я тоже не хочу это видеть. Это плохо отражается на делах. Я не только потеряю работу, но и приобрету плохую репутацию. Поедемте домой, а?

Как будто для того, чтобы собрать всю свою волю к сопротивлению, Холдинг закрыл глаза.

– Единственный твой недостаток это то, что ты не родился богатым. Единственный. И так как ты не богат, ты начинаешь читать мораль. Чувство вины, Пол, чувство вины. Как много его у тебя…

– Какого черта!

– Но с этим можно бороться. Посмотри на мою мать…

– Это не входит в мои обязанности. Я конструирую автомобили, чтобы вы могли получить приз – или разбиться, если случай подвернется.

– Ты все время сворачиваешь на тему смерти. Моей смерти, если быть точным. – Голос Ходдинга звучал изысканно ровно.

– Ради Бога! – Пол отвернулся, и в это мгновенье понял, что его раздражение было неподдельным, но оно не имело никакого отношения к этому разговору. Он помолчал, а потом добавил: – Это ничего не значит, черт возьми, и вы это прекрасно знаете. Прошу меня извинить. С моей стороны было хамством говорить такое. Я говорю чепуху последнее время. – Теперь его голос звучал доверительно.

– Послушай, Пол. Я знаю, кутеж несколько затянулся, но на это есть свои причины.

Пол посмотрел на него вопросительно.

– Это… Это обряд посвящения. Для Сибил. Я собираюсь жениться на ней.

Пол ухмыльнулся натянуто, как будто чужим лицом, как будто его нервные окончания были прикреплены к чему-то безликому, отдаленному, наподобие проводников, протянутых от зарядного устройства к разрядившейся батарее.

– Она вчера мне сказала. Мои поздравления.

– Спасибо. Неплохая мысль? Да или нет? Что ты думаешь по этому поводу?

– Я?

– Ты.

– Конечно, неплохая. Она прекрасная девушка, и – о, я понимаю – все это своего рода испытание. Вы проверяли ее на предмет вашей матери?

– Да. И еще на другие предметы. Не то чтобы все это имело большое значение, но если есть возможность избежать войны, ее следует избежать. Но если такой возможности нет, надо принимать все как есть.

– Я могу сказать, – Пол помолчал и приложился к стакану. – Все идет нормально. Кажется, у них нет ничего друг против друга. Если бы было иначе, я бы заметил. Но женщины болтают друг с другом на своем, птичьем языке. Как знать, что у них на уме?

Ходдинг рассмеялся:

– Вот почему я уезжал на охоту с Кэнфилдом и Хеннесси. Я хотел дать им время на знакомство.

– А если бы это не сработало? Мне пришлось бы выбросить белый флаг, запереть Сибил и дожидаться вашего возвращения.

– Все переменится, увидите. Теперь когда она уверилась в себе, ей будет легче примириться с вами. Черт возьми, все это уже было. Когда женщина хочет мужчину, она начинает ненавидеть любого, кто имеет на него какие-нибудь притязания.

– Ну, тогда это прелестные перемены, – рассмеялся Пол. – Мы станем с ней такими друзьями, что она даже позовет меня на свадьбу. – И, поднеся свой стакан к губам, он добавил про себя: «И я приду, черт меня возьми, обязательно приду». Но стакан был пуст, в нем не было ничего, кроме горького запаха виски, странно щекотавшего ноздри.

– Идем, – сказал Ходдинг, положив руку на плечо Пола, что он часто делал и что вызывало в Поле двойственное чувство. – Два дня я глотал бредовые речи Баббера Кэнфилда и бурбон у костра. Я отбился от стаи.

– Идем, бвана.[6]

Они стали продвигаться по направлению к освещенной террасе, которую Ходдинг однажды назвал «Cirque d'hiver[7] моей матери». Это было подходящее название. Только неприятности могли быть там, где не было новых выходок, а не было их уже очень давно.

Сибил Харпер вечеринки в Куэрнаваке приносили один триумф за другим. Даже теперь она ухитрилась расположиться так между янтарными и розовыми пятнами света, чтобы с помощью этой многокрасочности ее кожа выглядела красиво, но странно и неожиданно, сверкая и переливаясь, как… только что освежеванный кролик.

Многоцветие было последним криком моды, и Сибил оно нравилось. Она использовала все, что кто-либо и когда-либо придумал для украшения женщин, но использовала умеренно и сдержанно.

Нельзя было сказать, чтобы Консуэла Коул и графиня Вера Таллиаферро, которые составили треугольник с Сибил во главе, представляли ей благоприятные возможности показать себя во всей красе. Они были больше заняты друг другом, и все-таки Сибил была достаточно хорошей актрисой, чтобы знать цену этой зрительской аудитории.

К счастью, сцена была ярко освещена, что давало ей возможность более или менее выставлять себя на всеобщее обозрение. Она находила возможным полюбить Консуэлу. Она была благодарна ей за то, что в течение недели, которую она здесь провела, Консуэла ни разу не напала на нее откровенно. В своих редких письмах Сибил цитировала критические замечания, с которыми она соглашалась все более и более.