Александр Каревин - Русь нерусская: Как рождалась «Piдна мова»

• Название: Русь нерусская: Как рождалась «Piдна мова»
• Автор: Александр Каревин
• Жанр: Языкознание
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89097-068-8

В книге киевского историка Александра Каревина подробнейшим образом рассматривается история создания т. н. «украинского языка»: какие силы, каким образом и при каких обстоятельствах из народных диалектов сотворили язык, удаленный от общерусского языка больше, чем польский.

Феномен т. н. «украинского языка» тем более удивителен, что на нем никто, кроме кучки политиков, журналистов и профессиональных патриотов не говорит, но, тем не менее, постоянно декларируется необходимость его насильственного внедрения и защиты от языка общерусского — языка, на котором писали Гоголь, Булгаков, Короленко и даже кумир украинцев — Шевченко.

Автор тщательно исследует вопрос — зачем создавался этот искусственный язык? Стояли ли за создателями «мовы» какие-либо внешние силы, и если стояли — то какие?

Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в книге.

---

В общем, исследования И.И.Огиенко полностью подтверждали мнение И.С.Нечуя-Левицкого, хотя сам исследователь об этом не заявлял. Да и не мог заявить — его статья была опубликована в журнале редактируемом М.С.Грушевским. Поэтому Огиенко ограничился лишь осторожным признанием, что украинское правописание нуждается в улучшении, и выражал, казавшуюся тогда несбыточной надежду, что настанет время, когда будет возможность внедрять украинский язык в голову мужика через школу (как в Галиции). «Тогда и книжка на нашем языке будет ему родной и крестьянин не будет пугаться нашего правописания».

Сходную позицию занял Дмитрий Дорошенко. Откликаясь на печатные выступления Нечуя-Левицкого, он замечал: «Мы согласны с уважаемым автором, что вообще наш литературный язык еще очень неразвит и что язык, которым пишут в основном молодые украинские писатели из Галиции, а за ними и наши, таки действительно плохой, но нам кажется, что Левицкий не с того конца заходит, с какого бы следовало». Дорошенко признавал, что «когда рождалась новая украинская пресса, то, по правде говоря, мало кто обращал внимание на то, «каким языком писать», потому что считали, что народ массами бросится к своему печатному слову и что наши газеты будут выходить в десятках тысяч экземпляров. В этом довелось разочароваться, как и во многом другом». Видный украинофил подчеркивал, что созданный в Галиции язык испытал на себе «очень сильное влияние языка польского и немецкого». Поэтому, считал Дорошенко, можно было предугадать, что этот язык «не очень-то будет пригоден для широких масс украинского народа в России».

«Проф. Грушевский думает, что этим языком совсем хорошо можно удовлетвориться, и потому считает, что «игнорировать этот культурный язык, созданный такими тяжкими трудами нескольких поколений, отбросить его, спуститься вновь на дно и пробывать независимо от «галицкого» языка создавать новый культурный язык из народных украинских говоров приднепровских или левобережных, как некоторые хотят теперь, — это был бы поступок страшно вредный, ошибочный, опасный для всего нашего национального развития». С мнением уважаемого нашего ученого можно было бы совсем согласиться, если бы не одно обстоятельство, что очень уменьшает силу его доказательств: с украинской книгой и газетой приходится обращаться не только к небольшому обществу «сознательных украинцев», которые все равно будут читать, каким бы языком и каким бы правописанием не печатать наши издания; будут читать кривясь, ругаясь, но будут читать, как читали перед тем книги и газеты, напечатанные в Галиции. Дело в том, что приходится обращаться к широким массам интеллигенции и простого народа на Украине. Давая им украинскую газету, говорим: «Читайте, это ваше родное, это для вас понятное, это не такое, как все то, что вы до сих пор по-чужому читали!». И что же выйдет, если тот, к кому вы обращаетесь, скажет: «Нет, это не по нашему; правда, оно похоже на наше, но много что тут разобрать нельзя». Проф. Грушевский говорит, что нужно учится украинскому языку, потому что «все учатся своему родному языку». Разумеется, надо учиться, чтобы владеть хорошо языком письменно и усно. Однако же язык должен быть таким, чтобы его понять можно было без специальной подготовки, чтоб, не считая тех чужих ученых слов, которые не понятны каждому неученому человеку в каждом языке, можно было разобрать смысл».

Дорошенко призывал учитывать разницу между положением украинского языка в Галиции и в российской Украине. В Галиции распространение этого языка поддерживает правительство. В российской Украине — не поддерживает. «У них (галичан — Авт.) действительно можно издать декрет и будут слушаться, как когда-то было с правописанием. А у нас?». «Если дать теперь нашему крестьянину такую книгу, которая написана хоть украинским языком, но крутым, с галицкими словами и формами, то он ее не разберет или еще скажет, что уж московскую книжку ему легче понять, чем такую украинскую. Что же тогда нам делать?». Выход Дорошенко видел в том, чтобы не спешить с «очищением» украинского языка от «русизмов» (это можно будет сделать потом). Пока же следует постепенно «приучить народ к своему родному слову». Соглашаясь по сути с Нечуем-Левицким, он, вместе с тем, считал, что классик украинской литературы выступил слишком резко по форме, «очень остро и язвительно». И «эта едкая насмешка уважаемого писателя над своими же братьями-писателями украинскими принесла большую радость нашим врагам».

Поучаствовал в дискуссии и И.М.Стешенко, будущий министр просвещения в правительстве Центральной Рады. Он безоговорочно вступился за новый язык. По мнению Стешенко, «национально сознательные» галичане просто вынуждены были взяться за создание нового литературного языка, поскольку украинцы российской части Украины этим заниматься не хотели. Коренных жителей Центральной и Восточной Украины, «даже сознательных патриотов», вполне устраивал русский язык. Для них в сочинении особого украинского языка «не было нужды, потому что для него не было аудитории». Интеллигенция «обрусела», народу вполне хватало небольшого словарного запаса малорусского наречия. «И вот галицкие литераторы берутся за это важное дело. Создаётся язык для институций, школы, наук, журналов. Берется материал и с немецкого, и с польского, и с латинского языка, куются и по народному образцу слова, и всё вместе дает желаемое — язык высшего порядка. И, негде правды деть, много в этом языке нежелательного, но что было делать?».

Впрочем, уверял Стешенко, язык получился «не такой уж плохой». В том, что он непривычен для украинцев, нет ничего страшного. «Не привычка может перейти в привычку, когда какая-то вещь часто попадает на глаза или вводится принудительно. Так происходит и с языком. Его неологизмы, вначале «страшные», постепенно прививаются и через несколько поколений становятся совершенно родными и даже приятными». В Галиции новый язык тоже был принят не сразу, но после введения в школы приказом сверху, с течением времени «сросся с душою галичан, стал её содержанием. Может плохим? Не спорю. Но содержанием — единственно возможным».

«Таким образом, — призывал «национально сознательный» деятель, — если хотим понимать язык, то возьмемся за словари и другие источники — ничего тут страшного, никакого стыда нет». Не смущал его даже тот факт, что на новом «украинском литературном языке» никто на Украине не разговаривает. Хоть «правда и то, что литература должна существовать для публики, но бывают такие эпохи в истории, как теперь у нас, что скорее приходится не иметь публики и нести потери, но дело своё делать».

Что эта за «рідна мова», на которой никто не говорит и которую надо изучать при помощи словарей, будущий министр не объяснял. Да никто и не требовал объяснений. Стешенко просто не приняли всерьез. О принудительном введении отстаиваемого им языка в то время (брошюра Стешенко вышла в 1912 году) не могло быть и речи. Мало кто предполагал, что ожидает страну через несколько лет.

«Нестор Іванович, чому так вийшло?»

Все изменилось после революции. Дорвавшись до власти (сначала в роли ставленников Временного правительства, а затем и в качестве самостийных правителей), Грушевский и Ко принялись украинизировать Малую Русь такими методами и темпами, что вызывали нарекания даже со стороны своих более цивилизованных единомышленников. Известный украинофил В.П.Науменко, всю жизнь положивший на утверждение «украинского языка», пытался образумить украинизаторов. «Украинизацию должно проводить тактично и осторожно» — предупреждал он, но лишь накликал на себя обвинения в симпатии к «русским шовинистам».

Другой виднейший деятель украинофильского движения, крупный учёный профессор Н.П.Василенко также протестовал против попыток принудительно навязывать населению украинский язык. Он опасался, что насильственная украинизация только навредит новому языку и будет мешать «проникновению его в народную толщу». Как указывал Василенко, насильственные меры «диктуются скорей неверием в силу и способность украинского языка развиваться естественным путём и получить значение языка национального». В результате, и этот украинофил был зачислен кампанией Грушевского во враги «украинского национального дела».

«Руководители украинского движения настаивают на введении в Украине особого государственного языка и притом такого, который бы не явился продуктом органического развития, но искусственно создан с определенным и ясным расчётом на то, чтобы сделать его возможно менее похожим на общерусский язык. С этой целью в него включено множество слов и форм, чуждых не только великорусскому, но и малорусскому языку, что делает его мало понятным даже и для малорусского населения. Стремление к замене общерусского литературного языка в будущей Украине таким искусственно созданным и недостаточно ещё разработанным языком грозит задержкою развития образованности того народа, который вынужден будет им пользоваться» — предупреждали профессора Киевского университета в своём «Протесте против насильственной украинизации Южной России».