Аркадий Стругацкий - Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.

• Название: Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.
• Автор: Аркадий Стругацкий
• Издательство: «Сталкер»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 966–596–445–3

В первый том собрания сочинений включены произведения, написанные в период с 1955 по 1959 годы: «Страна багровых туч», «Извне», «Путь на Амальтею», рассказы.

---

«Действительность всегда скучнее изображения — именно поэтому мы зачастую не понимаем прорицаний даже тогда, когда они уже сбылись».

(А. и Б. Стругацкие, 1990)

7

Согласно популярному анекдоту, Роберт Вуд на вопрос, почему он увлекается примитивными киновестернами, ответил шуткой: дескать, никак не может заставить себя поверить, как это все так классно совпало — и красавица, падающая в пропасть, и подвернувшаяся соломинка–тростинка, и смелый коровий парень, проезжавший мимо… А суть в том, что после тяжелого умственного напряжения даже такой суперинтеллектуал, как Вуд, способен наслаждаться совершенно бездумным зрелищем. Оглянитесь, и вы легко назовете среди своих очень неглупых знакомых любителей мыльных опер. Однако такой «отдых для ума» подходит не всем, и даже склонные к легким развлечениям люди жаждут порой и умной беседы, и серьезного кино, и, конечно же, общения с истинной литературой. Но — легко сказать! Подобное общение всегда требовало известного напряжения умственных и душевных сил, а в нашем веке и вовсе стало занятием, подобным скорее труду, нежели отдыху.

И блаженны те, кто способен в неделю прочесть семь детективов… А как быть тому, кто не способен осилить такое их количество и за всю жизнь? Не может — и все, мутит. Что тогда? Есть, конечно, и Анатоль Франс, и Франц Кафка, и… Ну, сами знаете — без умных книг не сидим. Но ведь устала она — головушка — за день. «Не держит» уровень напряжения, потребный для восприятия «Преступления Сильвестра Бонара» — умно, талантливо, дарит наслаждение. Но… Трудно все–таки, чего–то не хватает. Вот если бы сюжета чуть–чуть побольше и капельку поувлекательней… А?.. «Фи! — восклицает в нас утонченный «ценитель прекрасного», а проще говоря, сноб, — неужто вкусы презренной толпы возобладают над стремлением к высокому и Прекрасному?..» И так далее.

Что же почитать интеллектуалу? «Суждения господина Жерома Куаньяра»? Изысканный десерт — каждый день такое есть не станешь. (Что уж тогда говорить о рассказах Борхеса…) От «стрелялок–убивалок» толку и вовсе никакого… Неужели тупик? Неужели нереально это — создать развлекательное чтиво, пригодное для потребителя–интеллектуала? Причем такое, чтобы дурак «прочел» по верхам — с удовольствием — и не понял, что ему попалось, а вот умному было бы и интересно, и поучительно. Только уж чтобы и сюжет для умного оказался соответствующим его IQ — не примитивный боевичок, а с «наворотами». Что–то вроде «Обитаемого острова»…

8

Совсем недавно — в 1990 году Стругацкие написали о Герберте Джордже Уэллсе:

«Самый замечательный писатель среди фантастов, самый блистательный фантаст среди писателей».

Этим слишком многое сказано. Здесь не только вновь отделяется «писательство вообще» от написания фантастики, но и допускается некое снисхождение (пусть даже и неосознанно) к старшему собрату по перу, ибо планка для фантаста установлена все же не там, где для всех прочих. Ниже.

Вот этот порог, это отношение к фантасту как к многоборцу сами Стругацкие в конце концов все же одолели. Они — замечательные писатели вообще — без скидок на «среди». Но они и фантасты блистательные — минимум в мировой пятерке. И не «среди писателей», а просто блистательные. А раз так, то и это разделение на «литераторов вообще» и второсортных — из серии «детектив и фантастика» — к Стругацким уже неприменимо. И даже не потому, что они — исключение из общего правила. Нет, не исключение. Признаем честно, что «фантастика» — как правило — на роль Литературы не тянет. И не зря Стругацкие говорят, что фантастику не любят.

Многие — включая самих Стругацких — склонны попросту противопоставлять фантастику «большой русской классике»: Толстому, Гоголю, Достоевскому, Чехову… Насколько правомерно такое противопоставление? Вспомним о нашей несколько эпатажной формуле: «чем больше литература — литература, тем больше она — фантастика». Неужто применять подобный подход к Толстому?! Не присваивать же всерьез Льву Николаевичу звание фантаста! А почему нет — по зрелом–то размышлении? Напомнить просвещенному читателю, каковы на самом деле были Наполеон, Кутузов и прочие реальные персонажи? Как именно происходили сражения, военные советы и прочие события, известные нам из истории и документально подтвержденные?.. Да и вообще, к черту подробности: кого, если честно, волнует правда? Мы ведь не исторического исследования ждем от романа, мы хотим, извините еще раз за банальность, обобщенной жизни. Какое нам, в сущности, дело, спал Кутузов на совете в Филях или произносил громовую речь — если читая, мы верим именно в это: что спал? А уж если так о Толстом, то что говорить о Гоголе? Речь не о кузнецах, использующих чертей в качестве личного транспорта, речь о глубинной фантастичности творчества писателя. Или вот еще представьте себе, что сюжет «Идиота» или «Преступления и наказания» — включая сны, переживания и прочее подобное — вам кто–то попытался бы выдать за документальное повествование. Как бы вы реагировали? Причем вас убеждали бы, будто речь идет не о пациентах некоего известного заведения, а об обыкновенных, рядовых людях, жителях вашего города. Только честно, а? Но ведь мы не пытаемся обвинить писателей в том, что «все это неправда»! Смешно бы получилось — никто от них правды, собственно, и не ждал. Правда — она в газете (точнее, хочется, чтобы была). Или в книгах Тарле и ему подобных. А мы хотим видеть более чем просто правду:

«Вот выдумка, в которой больше правды, чем в самой действительности».

Эти слова Франса — лозунг не фантастики, но Литературы вообще. И стократ — литературы русской. Ибо ни в одной стране мира нет и не было культуры и народа, столь явно ориентированных на фантастичность мировосприятия. (Философ, вероятно, сказал бы «мифологизированный менталитет» или еще что–нибудь заковыристое). Не одно поколение наших людей выросло на сказках — и не только о леших–водяных и прочих языческих атавизмах, но и о добром и умном барине–царе–боженьке; о дураке, который оказывается в выигрыше у умных. И самое, конечно, главное, самая наша народная и обожаемая мечта — сказка о Емеле, который не то что не работая, а даже и не вставая с печи, творил что хотел!.. Впрочем, и былинный его предшественник Илья Муромец тоже был не из тех, кто регулярно тренируется… Что же удивительного, что русская литература, которая, как всем нам известно со школьной скамьи, корнями уходит в народное творчество, так тяготеет к сказкам, или — говоря нынешним языком — попросту пропитана фантастикой сверху донизу?

А правда… Какую правду можно было бы положить на великую музыку Исаака Осиповича Дунаевского? Правду о голоде, правду о ссылках и расстрелах?.. И, кстати, что делали бы те, «неофициальные» — во главе с Александром Галичем, в воистину свободной и счастливой стране, где действительно «с каждым днем все радостнее жить»? Да, это цинично, но давайте говорить честно. Чего стоил бы пафос солженицынского трагического реализма без его оборотной стороны — фантастического построения не искусства, но самой жизни? Нет, этот народ, как никакой другой, готовили к восприятию именно фантастики. Примерам несть числа. Скажем, так ли уж далеки «реалии» каких–нибудь «Девчат», или великого и неповторимого «Цирка», или вдохновенных до прозрачности «Трактористов» — от «Страны багровых туч». (Помните этот апофеоз в финале фильма «Цирк»: « — Теперь понимаешь? — Тепер панимаеш») Давайте наконец сознаемся, что вся «русская советская» литература и соответствующее киноискусство — сплошь фантастика. И далеко не всегда — бездарная. Да, вранье, зато — Искусство! А то, что не фантастика — то у нас и не искусство. Вот «Архипелаг» — сплошь правда, и «Жизнь и судьба» — тоже. А читать интересно только один раз: факты… Что больше фантастика — «Как закалялась сталь», в которой — ни слова правды, или «Трудно быть богом» — где ни слова фальши?..

Вероятно, есть и исключения — наши настоящие реалисты, которые, как и полагается исключениям, подтверждают правило. И все же масштаб у них, думаю, иной. Где российские Хемингуэй, Фицджеральд, Белль, Фейхтвангер, Ремарк?.. Есть, правда, Гроссман и Солженицын, есть Шаламов и Довлатов, но разве «Жизнь и судьба» Гроссмана — это «Война и мир»?..

И разве «Война и мир» — это реализм?.. Не считая, разумеется, психологии и правды характеров. Но если брать за критерий это, тогда, пардон, вообще никакой классификации не останется — только разделение на талантливое и бездарное. Что, впрочем, и есть единственное настоящее деление. А «фантастика — не фантастика» — это так, от лукавого…

9

Рядом с вопросом о реалистичности нашей литературы негромко, но явственно звучит и еще один, подобный же. Вопрос об уме писателя и уме героя. Уже о «Горе от ума» Пушкин писал, что в этом произведении единственный умный человек — автор. Умные же герои самого Пушкина, — а следом Лермонтова, Гончарова, Тургенева, Чехова — составляют, как известно, плеяду «лишних людей». И цепочка эта не заканчивается в девятнадцатом веке. Герой нашей литературы, «хороший» он или «плохой» — традиционно либо не слишком умен (возьмите любого персонажа «Мертвых душ», «Анны Карениной», «Вишневого сада»… ну все–все, прошу прощения, больше не буду), либо страдает, гибнет. За «лишними» прошлого века следуют герои Булгакова, Ильфа и Петрова, Трифонова, Аксенова, Венички…) Почему так получается?