Вероника Кузнецова - Дневник штурмана

• Название: Дневник штурмана
• Автор: Вероника Кузнецова
• Жанр: Научная Фантастика

---

Итак, моих соотечественников звали Серафима Андреевна Сергеева и Иван Сергеевич Державин. При первом же удобном случае я продолжу изучение списка, но теперь, раз независимость была уже продемонстрирована, пора было показать, что я не бездельница и к своим обязанностям отношусь очень ответственно. Кроме того, что самолюбие вообще не позволяет мне работать плохо, надо было думать и о престиже страны: уж если именно меня выбрали в эту экспедицию, то я должна оправдать доверие Комитета. Я вновь поглядела на спину бортинженера, олицетворявшую усердие, украдкой полюбовалась обезьянкой, отчего у меня стало легче на душе, и углубилась в работу.

Когда часы вахты бортинженера протекли и его сменил первый штурман, мистер Гюнтер так быстро покинул рубку, что мне оставалось лишь сделать предположение, что какой-то злой рок не даёт мне взглянуть в лицо немцу.

Наконец у меня даже возникло предчувствие, что моё будущее каким-нибудь страшным образом окажется связано с мистером Гюнтером, и поэтому судьба не спешит отдёргивать занавес перед будущей драмой. Глупости, конечно. Воображение нередко настраивает мысли на некий романтико-фаталистический лад, а жизнь продолжает идти размеренно, без всяких опасных приключений, что, возможно, и к лучшему.

Я думала увидеть таинственного бортинженера за ужином, но не учла, что буду в это время на вахте. Когда мистер Форстер отпустил меня в столовую, там уже никого не было, и безмолвная финка подала мне овощное рагу с куском тушёного мяса под сложным соусом. Так что сегодня мой день прошёл суетливо, как и всякий первый день, и в относительной изоляции от живых людей. Даже таинственного бортинженера я так и не увидела.

25 января

Я изучила график дежурств в рубке и обнаружила, что ночных вахт у меня вообще не предвидится, завтракать и ужинать я буду в гордом одиночестве и лишь в обед смогу созерцать общество. Что ж, похоже, обед станет для меня самым долгожданным и любимым событием дня.

Зато главным событием сегодняшней ночи был бортинженер. Я вчера так много о нём думала, что увидела его во сне. Лицо у него очень красивое, но сумрачное. Было в нём что-то демоническое. В натуре волосы у немца тёмные, а во сне они были абсолютно чёрными, без всякого отлива. Помню, что я его почему-то очень боялась и старалась не оставаться с ним наедине, а от неизменно шёл за мной, куда бы я ни пыталась скрыться. Как всегда бывает во сне, я пряталась, но мой демон всюду меня находил. Наконец, он настиг меня в рубке, и я не могла увернуться от его рук, которые тянулись меня задушить, как в романе старинной писательницы Уайт "Для спящих — ночь, для стражи — день". Я где-то читала, что люди делятся на убийц и жертв, только днём сознание контролирует их поступки, а ночью сознание спит и угнетаемое подсознание получает возможность дать проявиться сущности человека. Ночью во сне люди убивают, терзают, насилуют или пытаются убежать от убийц, садистов и насильников. Может, если планетка действительно влияет на разум человека, то именно тем, что высвобождает подсознание? Впрочем, я рассуждаю не просто как дилетант, а как любитель чтения, знающий о таких проблемах лишь из художественных книг, так что лучше не выказывать своё мнение вслух, а оставить его на страницах дневника. Уж наверное, учёные специалисты лучше, чем я, разберутся в ситуации. Лично я не знаю ни одного человека, которому бы снилось, что он за кем-то гонится и хочет убить. Все мои знакомые видят в кошмарах, что это именно они убегают, прячутся и всё равно их настигают. Может, не все откровенны и кое-кому стыдно признаться, что он кого-то убил во сне? Интересно, если кому-нибудь приснится очень ярко, что он убил человека, что у его ног в крови лежит ещё тёплое тело, может ли эта отчётливая картина навсегда привить ему ужас и отвращение к убийству не только наяву, но даже во сне?

Однако, я отвлеклась, а начала с того, что во сне за мной гнался немец с лицом либо мистера Джаспера либо, что более вероятно, мистера Хитклифа, нагнал и протянул руки, чтобы задушить. Тут уж я, как человек умный, содрогнулась от ужаса и, не дожидаясь печальной развязки, проснулась. Думаю, не стоит упоминать, что сердце у меня сильно билось, словно я, и впрямь, едва избежала гибели. Тут весьма кстати раздался автоматический сигнал побудки, и мне не пришлось принуждать себя вставать.

В рубке до меня дежурит первый штурман. Командир и бортинженер тоже уже были там. Я не заметила, чтобы при моём появлении мистер Уэнрайт посмотрел на часы, как это сделал мистер Форстер, но вполне возможно, что он заранее проверил время. Мы поздоровались, командир разрешил мистеру Гюнтеру идти, я обошла приборы, посмотрела на обезьянку так, чтобы это не было заметно, и занялась расчётами, а мистер Уэнрайт унёс графин и принёс его со свежей водой. Когда все ушли, мне пришлось поправлять нарушенную гармонию между обезьянкой и лианой и поворачивать графин нужным образом.

Жизнь текла своим чередом. Бортинженер обходил свои владения, я считала, первый штурман тоже что-то считал, командир занимался своими обязанностями. Вновь царство молчания и неподвижных лиц. В отличие от человеческих лиц мордочка фарфоровой обезьянки была сама выразительность.

Бортинженера я увидела лишь перед обедом, когда он вошёл в рубку и медленно, словно не случайно, а по точному расчёту, повернулся ко мне лицом. Это был незабываемый момент ожидания скорой разгадки тайны, но, как обычно бывает, ожидание оказалось значительнее самой тайны: внешность у мистера Гюнтера была самой прозаической. Если бы ему подклеить усики и сделать соответствующую причёску, то из известных исторических лиц его можно было бы сравнить разве что с располневшим Гитлером, но, конечно, чисто внешне. Я была настолько ошеломлена плачевным итогом своих фантастических предвидений будущего, что, по-моему, только слепой мог не заметить моего вытянутого лица, отражавшего всю степень разочарования. К счастью, к слепым можно было отнести и моё начальство. Мистер Форстер с непроницаемым видом велел бортинженеру занять свой пост, а холодный англичанин и вовсе отвернулся, удостоив немца слабым кивком.

Моё положение было не из приятных. Лучше было бы мистеру Гюнтеру оставаться таинственным призраком, чем вот так, без подготовки, лишить человека почвы под ногами, а значит, и дара речи. К счастью, изобразить радушную улыбку я смогла, а после первого шага не так уж трудно сделать второй.

— Мы с вами ещё не познакомились, мистер Гюнтер, — сказала я, сознавая, как глупо говорить это на второй день совместной работы, но в этой экспедиции всё было или глупым или страшным.

Дурацкий немец едва удостоил меня кратким ответом типа стандартного "очень приятно" и, переполненный исполнительности, устремился к приборам. Что ж, если к концу полёта у меня выработается манера придавать своему лицу кислое выражение, то в этом будут повинны мои спутники. К счастью, обезьянка не была подвержена плохому настроению и встретила мой взгляд с полным пониманием. Если бы и на её фарфоровой мордочке я уловила признак высокомерия или бесчеловечного усердия, жить стало бы очень трудно.

В столовой всё было так же, как и вчера, только учёные стали поживее и удостаивали друг друга краткими и поучительными беседами. Например, чёрная статуэтка Салли Хаббард, грациозно повернувшись к своему соседу, попросила передать ей соль, а вежливый японец поделился с ближайшим окружением мнением, что суп очень вкусный. Я уважаю чужое мнение, но ведь каждый волен иметь и своё собственное, даже если он держит его при себе. Я сочла, что в супе-харчо перец — излишняя роскошь. А вот Май Нгуен имела собственное мнение, отличное от моего и японского. Она его не высказывала вслух, но я догадалась о нём по её поступку, потому что она крепко поперчила свой суп сначала чёрным перцем, а затем красным. Да, недаром говорят, что о вкусах не спорят. Тома Рок с живостью оглядел моих конвоиров и пронзил меня весёлым взглядом, вселившим в меня бодрость от сознания, что не весь свет погрузился в унылое своей демонстративной добросовестностью исполнение служебного долга. Я очень уважаю людей дела, но нельзя ведь при этом превратить себя в роботов и потерять способность улыбаться.

Помня вчерашний запрет мистера Уэнрайта общаться с пассажирами, я молчала, но смотреть и слушать мне никто не мог запретить. Учёные уже оттаивали понемногу, несмотря на присутствие командира, а потом, когда их сплотят подготовительные обсуждения их будущей работы, они и вовсе перестанут замечать сурового англичанина. А из отрывков их будущих бесед я узнаю подробности о происшествиях с «Мегаполисом» и «Молнией» и уловлю общий смысл их предположений.

Из-за просьбы негритянки передать ей соль я обратила внимание на её соседа. Волосы чёрные, гладкие, лоб высокий, глаза умные и, кажется, чёрные, под стать волосам, брови широкие, нос прямой, губы тонкие, подбородок довольно массивный, лицо овальное, смуглое, словом, ничего интересного. В толпе я бы не обратила на этого человека ни малейшего внимания, а теперь приглядывалась к нему лишь от скуки и желания поскорее научиться различать сидящих в столовой людей. Это, несомненно, был южанин. Но кто? Итальянец, испанец, турок? А может, бразилец? Если мне хотелось разобраться в ситуации, то требовалось не только глядеть, но и слушать.