Песах Амнуэль - Научная фантастика и фантастическая наука

• Название: Научная фантастика и фантастическая наука
• Автор: Песах Амнуэль
• Жанр: Научная Фантастика

---

В романе Клиффорда Саймака «Кольцо вокруг Солнца» описаны многочисленные планеты Земля, существующие каждая в своем мире, но на одной и той же орбите, и отличаются эти миры и эти планеты друг от друга лишь незначительным (на микросекунду) сдвигом во времени. Многочисленные Земли, которые посещает герой романа, образуют единую систему миров — по сути тот самый Мультиверсум, о котором физики начали серьезно рассуждать лишь десятки лет спустя.

Клиффорд Саймак неоднократно возвращался к проблеме параллельных миров — кроме «Кольца вокруг Солнца» можно упомянуть замечательный роман «Вся плоть — трава» (в русском переводе роман выходил под названием «Все живое») и очень поэтический рассказ «Пыльная зебра», ставший «прародителем» множества аналогичных произведений других фантастов, ничего по сути к идее, высказанной Саймаком, не добавивших.

Любопытный взгляд на ветвление миров высказал Альфред Бестер в рассказе «Человек, который убил Магомета». После появления рассказа Джона Уиндема «Хроноклазм» в фантастике утвердилось мнение о том, что если вернуться в прошлое и что-нибудь там изменить, то неминуемо меняется вся историческая «ткань», и персонаж возвращается уже не в свое настоящее, а в измененное его же вмешательством. Это не параллельный мир, это мир измененный — тот мир, из которого персонаж отправился в прошлое, после вмешательства попросту перестает существовать. Если вернуться к борхесовскому образу сада ветвящихся тропок, то идея Уиндема заключалась в том, что, ступив на одну из тропок, личность «стирает» все остальные, они больше не существуют. Тропки — миры — не ветвятся, есть один-единственный мир, который меняется вмешательством литературного персонажа и в дальнейшем развивается также по одному-единственному выбранному пути до тех пор, пока новое вмешательство не изменит и это направление на новое — также единственное.

Идея Уиндема, также породившая огромное исследовательское поле в фантастической науке, отличалась от идеи многомирия и никак не влияла на развитие этой идеи до тех пор, пока не появился упомянутый выше рассказ Бестера. «Меняя прошлое, — утверждал герой рассказа, — меняешь его только для себя». Иными словами, после изменения прошлого возникает ответвление истории, в котором лишь для персонажа, совершившего изменение, это изменение и существует. У каждого из нас есть свое личное прошлое, которое мы можем изменить собственным вмешательством — изменить свою память о тех или иных событиях, сделать эти события вообще для нас не существующими. Но это никак не скажется на памяти других людей, для которых прошлое останется прежним.

В дальнейшем, несколько десятилетий спустя, идея «личного прошлого» пришла и в физику — разумеется, как это обычно и происходит, не из фантастики, а в результате развития эвереттических идей и гипотез.

Вернемся, однако, в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века — время, когда фантастическая наука о параллельных и ветвящихся вселенных развивалась особенно бурно. В 1968 году английский писатель-фантаст Брайан Олдисс опубликовал небольшой роман «Доклад о вероятности А». Это произведение действительно построено в форме научного доклада, написанного различными наблюдателями, следящими каждый из своего мира за событиями, происходящими в мире параллельном. Каждый из миров назван «вероятностью», поскольку каждый действительно возник как осуществление с некоторой вероятностью некоего события, возможного в каждом из этих миров. То обстоятельство, что в существовании таких параллельных миров нет ровно ничего необычного, подчеркивается и обыденностью всего, что в романе происходит. Собственно, в романе не происходит ничего такого, чем обычно полны страницы фантастических произведений — нет приключений, похищений, полетов к звездам, новых открытий и т. д. В «вероятности А» (похоже, что эта, первая вероятность и есть наш привычный мир) персонажи ведут унылую, ничем не примечательную жизнь, а за ней следит наблюдатель из вероятности В, тщательно документирующий свои наблюдения (эти записи и составляют текст романа). За наблюдателем из вероятности В следит (и записывает) наблюдатель из вероятности С, за которым, в свою очередь ведут наблюдение из вероятности D… Бесконечную череду параллельных вероятностей на этом Олдисс обрывает, но понятно, что число этих вероятностей бесконечно велико, и ничего в этом нет фантастического, это тот мир, в котором мы живем — мы и все наши многочисленные копии из других вероятностей. Чем этот роман хорош — он очень убедительно показывает: другие, параллельные миры реальны, обыденны и абсолютно ничего общего не имеют с фантастикой.

А может, Брайан Олдисс действительно написал не фантастический, а реалистической роман, и издатели отнесли его к ведомству фантастики лишь потому, что автор немало лет числился по этому ведомству?..

В 1973 году был опубликован роман советских авторов Ариадны Громовой и Рафаила Нудельмана «В институте времени идет расследование» — классический фантастический детектив, где все начинается с убийства научного сотрудника, где сыщик расследует преступление, которое невозможно понять, не осознав, что время ветвится, что каждое новое изменение в прошлом порождает новую ветвь мироздания — старое и новое существуют независимо друг от друга. Собственно, именно так и описывал ветвление волновых функций Хью Эверетт-мл шестью годами ранее — однако для фантастической науки произведение Громовой и Нудельмана было новаторским, принципиально новым — собственно, именно в нем впервые идея ветвления была перенесена с микро- на макроуровень.

* * *

Между тем, шестидесятые и семидесятые годы прошлого века стали временем интенсивной разработки идеи многомирия в самых разных ее вариантах. Это и параллельные миры, развивающиеся независимо друг от друга, это и миры, развивающиеся независимо, но связанные друг с другом множеством подпространственных переходов, это миры, друг из друга вытекающие, как ручьи… Авторы быстро поняли, какие богатые возможности для создания миров с альтернативной историей сулит идея ветвления и многомирия. Статья Эверетта была уже опубликована, физики уже успели провести первый раунд ее обсуждения, более того — за десять лет физики успели о статье Эверетта уже и забыть до следующего всплеска интереса к этой проблеме. А фантасты шли, между тем, своим путем, фантастическая наука развивалась так, как и положено всякой науке — через эксперименты (мысленные), разрешения противоречий, предсказание новых открытий. Трудно назвать фантаста шестидесятых-семидесятых годов, кто не написал бы романа, повести или хотя бы рассказа на тему о многочисленных вариантах нашего мироздания, о возможности прожить несколько альтернативных жизней, а человечеству — пережить множество альтернативных исторических событий.

По большей части это были миры, физически от нашего мира мало отличавшиеся — варьировались судьбы героев («Три смерти Бена Бакстера» Роберта Шекли), их поступки, менялись человеческие судьбы («Дракон» Рэя Брэдбери) и судьбы целых народов («Кольца анаконды» Гарри Гаррисона). Развилки во времени, менявшие историю Земли, происходили в далеком прошлом, когда нашу планету населяли динозавры (трилогия об Эдеме Гарри Гаррисона), и в прошлом недавнем («Гамма времени» Александра и Сергея Абрамовых).

Писатели исследовали возможности контактов между параллельными мирами — от полного и беспрепятственного взаимопроникновения до полной изоляции. Джон Биксби в небольшом рассказе «Улица одностороннего движения» предположил, что между мирами можно двигаться лишь в одну сторону — отправившись из своего мира в параллельный, вы уже не можете вернуться назад, так и будете переходить из одного мира в следующий. Впрочем, возвращение в свой мир («вероятность А» в терминологии Олдисса) также не исключается — для этого необходимо, чтобы система миров была замкнута, и где-то когда-то переход из мира N в мир N+1 вновь привел бы героя в мир А, тот, из которого он родом.

Развилки и ветвления могут приводить к самым неожиданным последствиям. Чрезвычайно интересен, например, цикл романов Рэндалла Гаррета «Слишком много волшебников» (1966). Развился произошла в средние века, когда люди интенсивно интересовали магией, волшебством и в результате сумели таки направить развитие цивилизации по принципиально иному пути. Не наука получила право на жизнь, а магия, не ученые стали ставить свои опыты, а маги и волшебники, и к ХХ веку (действие романов происходит в «наши дни») в доброй старой Англии и совершают преступления, и разгадывают детективные загадки маги и волшебники, пользующиеся потусторонними силами так же легко, как в нашей «вероятности А» мы пользуемся простыми физическими законами.

В советской фантастике идеи многомирия были не столь популярны, как на Западе — если в Англии и США произведения в поджанре альтернативной истории исчислялись тысячами, то в СССР лишь несколько авторов позволяли себе представлять, как могли произойти те или иные исторические события, если бы когда-то произошла развилка и мир продолжил развиваться не по нашей исторической ветви. И если американские фантасты обычно экспериментировали с политической историей своей страны (например, в романе «Трансатлантический туннель, ура!» Гарри Гаррисон описал мир, в котором Джордж Вашингтон был убит, а потому американская революция не состоялась), то советские авторы, понятно, имели возможность проводить эксперименты лишь с судьбами частных лиц или гениев, не имевших отношения к политике — к примеру, Кир Булычев в рассказе «Другая поляна» описал контакт с миром, где Пушкина убили в ранней молодости, а Лермонтов дожил до глубокой старости.