Песах Амнуэль - Что там, за дверью?

• Название: Что там, за дверью?
• Автор: Песах Амнуэль
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-032075-2

---

— Насколько мне известно, — вставил Каррингтон, — клептомания трудно поддается излечению.

— Но нам удалось, — с оправданной гордостью заявил Берринсон. — Лекарства, сон, гипноз, есть и другие средства, еще не вполне апробированные в психиатрии, но мы здесь используем все, что считаем нужным… Электричество, например. Впрочем, этот метод помогает лишь при шизофрении. Как бы то ни было, Эмилия у нас уже больше года, и лишь в течение первых трех-четырех недель мы вынуждены были следить за ней и изымать из тайников украденные ею предметы, потом все это прекратилось. Кстати, кое-какие предметы так и не нашли, представляете? Эмилия не помнит, куда их спрятала, а сестры и санитары ничего не обнаружили, хотя и обыскивали все помещения, даже те, куда Эмилия не могла войти при всем желании… Прошу, господа!

Нордхилла мы застали в той же позе, в какой оставили его полчаса назад: он сидел на кровати, сложив на груди руки и глядя перед Собой сосредоточенным взглядом.

— Господа приехали из Лондона, чтобы поговорить с вами, — сказал доктор.

— Как себя чувствует Эмилия? — прервал его Нордхилл. — Этот полицейский не сделал ей ничего дурного?

— Нет-нет, я бы не допустил, — мягко сказал Берринсон. — Эмилия отдыхает у себя…

— Под присмотром Греты? — спросил Нордхилл, но ответа дожидаться не стал и продолжил, переводя взгляд с доктора на нас с Каррингтоном: — Она очень чувствительная натура, ее нельзя обижать. Нельзя, понимаете?

— Никто Эмилию здесь не обижает, — проговорил Берринсон.

— Да? — резко сказал Нордхилл. — Вчера вечером мы с ней разговаривали в холле, подошел Джошуа и потребовал, чтобы мы разошлись по палатам. Он говорил грубо. Эмми было неприятно, я видел. Ей было очень неприятно. Она ушла в слезах. Я хотел… Мне не позволили…

— Пожалуйста, Альберт, успокойтесь, — терпеливо сказал Берринсон. — Есть общее правило: в десять все должны быть в своих комнатах.

— Если бы мы поговорили до одиннадцати, мир обрушился бы?

— Давайте обсудим это позднее, хорошо? Джентльмены приехали из Лондона…

— Я знаю, откуда они приехали. Но ведь мир не обрушился бы, если бы мы говорили до одиннадцати! Утром ничего бы не случилось, и полицейский не пришел бы, и Эмилия не оказалась бы в такой нелепой ситуации…

Мы с Каррингтоном переглянулись, а Берринсон нахмурился и сказал, тщательно, судя по выражению его лица, подбирая слова:

— В чем именно, дорогой Альберт, видится вам нелепость ситуации?

— Господи! — воскликнул Нордхилл, воздевая руки. — Если бы нам дали поговорить, Эмилии не было бы неприятно! Она спала бы спокойно, и ничего бы утром не произошло!

— Вы считаете произошедшее нелепостью? — осторожно спросил Берринсон. По-моему, доктор выбрал неверный тон разговора (или неверную тему), я не понимал, почему он так упорно расспрашивал Нордхилла именно о нелепости произошедшего, нужно было интересоваться деталями, ведь если этот человек считал важным свой вечерний разговор с девушкой, то содержание разговора представляло очевидный интерес, поскольку могло быть непосредственно связано с дальнейшими событиями. Мне показалось, что и Каррингтон не был удовлетворен направлением разговора, он несколько раз нетерпеливо повел шеей и готов был, похоже, вмешаться, однако сдержал себя и ограничился осуждающим взглядом.

— А чем же еще! — воинственным тоном ответил Нордхилл на вопрос доктора.

— Нелепостью, а не тайной, странностью, загадкой, чудом…

Возможно, доктор продолжил бы список, добавив «необычность, удивительность, невероятность» и другие синонимы, но пациент прервал его словами:

— Тайна? Что таинственного в перемещении души из одной комнаты в другую? Разве дух не свободен в своих перемещениях в пространстве?

— Конечно, — кивнул Берринсон, нахмурившись. Дух, конечно, свободен, но в садовом домике оказалась во плоти девушка по имени Эмилия, а не ее бесплотная душевная оболочка, и это обстоятельство требовало объяснений.

— Вы позволите мне, доктор, задать вопрос? — кашлянув, сказал я тихо, и Берринсон, мгновение подумав, ответил согласием, хотя в его глазах я видел сомнение и недоверие, но только не надежду на то, что своим вопросом я как-то проясню ситуацию.

— Дорогой мистер Нордхилл, — сказал я, надеясь, что правильно уловил если не ход мыслей, то настроение этого человека, — вчера вы говорили с Эмилией о спиритизме? О духах, приходящих, чтобы ответить на наши вопросы?

Нордхилл повернулся ко мне всем корпусом, будто только сейчас по-настоящему осознал присутствие в палате не только доктора Берринсона, но и двух джентльменов из Лондона.

— Откуда вам это известно? — требовательно спросил он.

— Я просто предположил… Что могло быть вам так интересно и что могло заинтересовать мисс Эмилию…

— Эмилия — очень умная девушка, — задумчиво проговорил Нордхилл. — И очень сильная. Очень сильный медиум. Просто удивительно. Я таких не встречал.

— Вы предлагали ей провести совместный сеанс спиритизма, верно?

— Я предлагал… Да, мы говорили об этом. О душах, — что соединяют миры. О мирах, куда мы уходим и порой возвращаемся. О том, что нижние миры — в прошлом, а верхние — в будущем. Эмилия удивительная, она все понимает. Но тут подошел Джошуа и грубо сказал: «Вы что, не видите, сколько времени? А ну марш по палатам!» И так посмотрел на Эмилию… Я видел, как она… Да и я тоже… Эмилия ушла к себе, и я видел… Она, по-моему, плакала, что-то ей показалось… Я всю ночь не спал… Или спал? Не помню. Что-то снилось, но это могло быть и на самом деле. Я бродил по коридорам и гонял призраков, а они вылезали из стен и пытались схватить меня за руки…

— Конечно, вам это снилось, Альберт, — мягко сказал Берринсон. — Вы проснулись, услышали шум и вышли посмотреть… Что было потом?

— Проснулся? — повторил Нордхилл. — Может быть… Кричала Грета. И нас не пустили в женский коридор. Я хотел… Они говорили, что Эмилия мертвая, а я хотел объяснить, что это неправда, она не может быть мертвой, потому что и живой никогда толком не была… Разве меня слушали? Потом приехали полицейские, и я подумал, что, если они все перевернут вверх дном, Эмилия действительно может стать мертвой, и я очень просил ее вернуться, да! Очень. Но как она могла вернуться в комнату, где было столько людей? А в садовом домике в это время не было никого, и она пришла туда. Я хотел пойти к ней, но Эмилию уже нашел сержант… Как его зовут… Пемберт? Паумбер? Не важно. Меня к Эмилии не пустили. Я стоял у двери, и меня не пускали. Почему? Почему, доктор, меня не пустили к Эмилии?

— Ей сейчас нужен покой, — сказал Берринсон. — Она должна прийти в себя. А потом — конечно. Вы с ней поговорите. Непременно. Господа, — доктор бросил взгляд в нашу сторону, — думаю, у нас больше нет вопросов к мистеру Нордхиллу?

Я покачал головой, хотя вопросы у меня, конечно же, были, но тон, каким к нам обращался доктор, не оставлял сомнений в том, что он не позволит волновать пациента, да и у меня не было желания спровоцировать именно сейчас кризисную ситуацию.

Мы покинули палату, попрощавшись с Нордхиллом, на что он не обратил ни малейшего внимания.

— Психоз навязчивых состояний, — пробормотал Берринсон, когда мы вышли в коридор. — Духи ему мерещатся везде и всегда. И о мирах, прошлых и будущих, он твердит постоянно. В последнюю неделю в состоянии его наметились явные улучшения, но утреннее происшествие выбило беднягу из колеи — боюсь, лечение придется начинать сначала… Как вам понравилось его утверждение о том, что Эмилия не могла умереть, потому что никогда не была по-настоящему живой?

— Фигуральное выражение, — пожал плечами Каррингтон. — Мне бы хотелось все же поговорить с девушкой. Боюсь, Филмер ни в чем не разобрался. Его ссылка на невнимательность персонала представляется мне несостоятельной.

— Безусловно, — сказал Берринсон. — А что думаете вы, сэр Артур?

— Если вы позволите переговорить с Нордхиллом наедине… — неуверенно сказал я.

— Не сейчас, — покачал головой Берринсон. — Он слишком возбужден. Давайте поступим так — я войду к Эмилии, посмотрю, в каком она состоянии, и, если сочту возможным, позову вас, и мы поговорим вместе. Если нет… Извините, господа, вам придется подождать в холле, вот здесь, прошу вас…

Холл уже опустел, лишь две женщины в халатах — видимо, прислуга — протирали стекла в высоких окнах, выходивших в сторону дороги. За одним из окон маячил оставленный Филмером полицейский. Из кухни, расположенной в цокольном этаже, доносились звуки приглушенных разговоров и поднимался пряный запах, который я не смог определить. Мы с Каррингтоном опустились на покрытый полосатым сине-серым чехлом диван, бывший полицейский сел прямо, будто проглотил палку, и сказал напряженным голосом:

— Боюсь, Берринсон довершит глупость, начатую Филмером.