Анастасия Вихарева - Черная книга колдуна

• Название: Черная книга колдуна
• Автор: Анастасия Вихарева
• Жанр: Фэнтези

Мир Кирилла рухнул в одночасье, когда брата охватила странная болезнь — он стал чужим. Горе и боль близких людей перестали для него существовать. Воры и убийцы ликуют, празднуя победу — у их жертв нет ни единого шанса спастись. И никто не поймает их за руку. Теперь можно только смириться и начать жить заново… Но каково это, когда знаешь, что ничего из того не удастся сохранить?

Кирилл не верит, что знания древних, которыми поставили брата на колени, не имеют в себе спасения. Иначе пращуры, шифруя знания и придавая им иносказательный смысл, не приучали бы народ, среди которого притаился враг, передавать послания из уст в уста — чтобы тот, кто назовет себя потомком, обрел Богов и вошел в царство живых.

Да, пришлось многое потерять, ради спасения брата, но он и не подозревает, что та дыра, в которую им пришлось перехать, лишь начало пути, и судьба забросит его так далеко, как он бы не посмел себе представить.

---

— У них вон, какое оружие! И лошади… — завистливо вздохнули люди.

Высокий старик, убеленный сединой, горько усмехнулся.

— Да в оружии ли дело? Голова не думает свободно, ума нет, беду не видят ни свою, ни чужую, а только страх. Для того пастухам спаситель нужен, чтобы в стаде проклятие не снимали. Мы шило не накладываем, наши знания им как кол в сердце. Род их проклятие живо разбирает, коли Хмельную Сурью в голове испить. Сурья — Истина, нет в ней неправды, она Родом варится, духами кажется и в руку ложится.

— Отчего оне нас спасают? Мне их Рай, за ногу подвешенный, зачем? — снова вступил в разговор балагур. — У меня свой Рай, Ирий сад — не пустое слово, в нем душа моя и знания, которые пощупать могу, посмотреть на них при жизни. Истинно, устроен человек по образу и подобию Божьему, в человеке Царство небесное и Царство Земное. И все законы, на которых вселенная стоит, применимы к человеку. Сознание наше — искра Божья, как сознание Рода. Велик человек, от края своего и до края души своей, как Сварог, у которого четыре головы. И там, где душа, там и Небо, там Перун, а я подобен Велесу, землю возделывая…

— Так не хотят они, чтобы мы грамотными были! Запретили, — тяжело вздохнул богатырь. — Наши-то веды забывать стал народ, некому учить. Грамотных на кожу для книг пускают. А под каждую церковь человека закапывают. Мол, нет святого, то и церковь недолго простоит.

— Да как же по костям ходить? — возмутился народ.

— Как, как… Обыкновенно! Они ж капища сквернят! — весело отозвался грамотный балагур. — Самые чистые места, где сила из земли выходит и духи днем на стороже. Это еще что! — засмеялся он. — У них молитва на костях — самое сильное заклятие!

— На наших костях! — поправил его второй старик, упрекнув взглядом через плечо. — Такое шило придумали, чтобы люди не только Бога нашего, но и мать с отцом в памяти не держали. Помоями обливают, варварами называют, убийцами, волхвов наших язычниками и колдунами. Да только колдун шило втыкает, а наши снимают, а язычник — сеятель и есть, который из-за спины на ухо языком мелет, да в небесах кажется, как спаситель ихний.

— Человек разве в Небесах должен встречать? Бог там, как Сварог пространный, как Перун и Валес крепкий, как Матерь Сва истинный, — провозгласил другой старик. — Там сам человек и должен быть, утешая себя и в горе, и в радости. Кто на небе, тот и в сердце души.

— Если на то пошло, я лучше буду язычником и колдуном — позора меньше! — уверенно решил статный мужчина рядом с Кириллом, разрешившись от сомнений. — Мы родились с языками — и умру во языцах!

— Да какие ж мы убийцы и варвары? Тысячи лет приезжали к нам учиться! — снова возмутились в народе. — Греки нашу грамоту перенимали, нашими ведами книги пишут! Не мы к ним, они к нам пришли! Не гнали мы их, живите, земля матушка большая, всех носит, а теперь вон оно что!

Отряд вернулся с подмогой. На седлах некоторых были перекинуты мешки. Людей подняли, выстроили и погнали вперед. Словно бы жалея их, в разорванной ветром мороси выглянуло холодное солнце, сделав просветы еще шире, осветив некошеные грязно-желтые луга с невысокой травой, опушки багряно-бурого леса. Как чудо, как ласковая поддержка родимой земли, с которой многие уводимые в полон прощались навсегда, в небо поднялась птица и прокричала горестно, развернулась и улетала назад. Но так было еще хуже — солнце чуть согрело воздух, который сразу стал сырым. Легкий ветерок продирал влажностью насквозь. Было так тихо, словно природа вымерла. Только чавканье под ногами, да выкрики охранников. И топот копыт, который предупреждал, что враг за спиной. Шли больше половины дня, а на пути не попалось ни одного селения, только выгоревшие холмики пожарищ, за лето поросшие редкой сорной травой.

— Дедушка, а почему люди не гонят их? — спросил Кирилл, стараясь сдержать слезы.

Он едва пошевелил окоченевшими руками, обрадовавшись, когда сзади ему передали зипун, заботливо надетый на плечи стариком и богатырем, который снова шагал рядом, прикрывая от плетей. Ноги он уже давно не чувствовал и боялся на них смотреть. Наверное, многим было еще привычно ходить босиком в эту пору, а его ноги почернели от застывшей под кожей крови. Подошвы кровоточили, изрезанные острыми камнями и тонкими льдинками. Веревка мешала идти, но лямка, к которой были привязаны руки, ослабла настолько, что при усилии он мог бы вытащить ладонь. Пока он решил не рисковать. Охранники проявляли повышенный интерес к обоим старикам, которые показались Кириллу грамотными, как балагур. Он уже не сомневался, что она ведут какую-то игру, заодно с балагуром. Не было в их глазах ни страха, ни обреченности, а только хитрость и пытливая любознательность, с которой изучали каждого человека.

— Охраны всего четыреста человек, нас же втрое больше, я посчитал. Трое на одного! У них ни пулеметов, ни автоматов, стрелы только и мечи. Если за ноги хватать, можно стянуть с лошади, — предложил он. — Я веревку перегрызу, — он с надеждой посмотрел на старика через плечо, показывая веревку, которую почти развязал. — Я вам освобожу руки.

Заметив его движение, юноша без языка, который шел по правую от него сторону, торопливо закрыл веревку от взгляда посторонних, что-то сердито промычав и сделав пальцами знак богатырю по левую от Кирилла сторону. Тот поправил веревку, не завязывая, накрутив на руку.

— Умереть всегда успеем… — пробормотал богатырь, показав старикам на пальцах то же самое, что показал немой.

— Ты, хлопчик, в глаза людям посмотри! — усмехнулся старик. — Нас, мудрых, мало… Но много! Не знаешь ты, через что прошли они. Били их, ох как били! Разбудить надобно, да так, чтобы сия наука на пользу встала. А то побороть-то поборем, а на завтра снова на этой дороге окажутся.

Кирилл оглянулся. Пожалуй, вокруг уже проснулись, и впереди и позади сплотились. Но там, куда не долетали обрывки разговора, были. Людьми владело отчаяние, они словно бы они не осознавали, что с ними происходит, или уже не верили в спасение, принимая судьбу, как должное.

— Забыли люди Бога, все на волхвов, да на князей надеялись, а что они сделают, если человек сам лежит, как колода, и не повернуть его, не сдвинуть с места? — обращаясь к Кириллу, тяжело вздохнул богатырь, тоже оглянувшись. — Пугают волхвами детей малых, вдалбливают страх и ненависть, падучей болеть начали, предаем друг друга, войной друг на друга идем… Разучились снимать с себя тьму, не умеют, а Бог ленивых не милует, По ихнему жертва, это то, что они делают, скотину режут и объедают до кости. Да нешто это жертва?! Все, как предупреждали нас деды и прадеды, наказывает Род, что забыли Его, Сурью пить не хотели. Помяни мое слово, птицы железные глаза людям выклюют, кони железные землю потопчут, кровью людской земля переполнится от правления Зверя, который дан нам за непрочность нашу, за отречение от заступника нашего.

— Сохрани нас, Сварог Небесный! — помолились впереди.

— А как с шилом-то? От резкой перемены климата люди болеют, а тут душу с мясом вырвали! — заступился за людей старик, упрекнув богатыря. — Ни к Богу, ни к себе не оставляет оно любви. Что-то помнит человек, а ума в памяти нет. Не так-то это просто из темницы выйти, и волхвы, бывает, спотыкаются! Здесь только труд да терпение, а их человеку всегда будет недоставать.

— А куда нас ведут? — поинтересовался Кирилл.

— В полон. Похоже, в Орду. Раньше она была Хазарским каганатом, а столицу называли, как реку, Итиль. Или в Константинополь. А уж там по всему свету распродадут: грекам, римлянам, евреям, арабам, германцам и этим… кривоногим. Да не дойдут многие, забьют плетьми на кораблях. Тут свои пока, а там своих не будет. А девкам и вовсе не позавидуешь, кочевники до девиц наших охочи, — он кивнул вперед. — насильников нынче много развелось. Горько усмехнулся. — Раньше-то торговали мы с этими народами: коней, мед, мех, древесину, зерно и лен, а теперь сами вместо товара…

— А дома еще горше судьбинушка: ни земли, ни воли не осталось, — заговорил с Кириллом богатырь, который шел рядом со стариками. — Уж не понять, кто правит, то ли Ярославичи, или Всеволодовичи… Орда князя выбирает, Орда им в помощь, за то и расплачиваются народом. Поначалу выбирали девиц пригожих, да мужчин сильных, кто к работе пригоден, но больше убивали, а теперь уж некого. Народа-то, почитай, не осталось, чужеземцы одни. Под шилом здоровые не родятся, а людьми торговать выгодно, и собирают всех подряд — и калек, и малых, и старых. Кого схватили, того и погнали.

— А как это произошло? — удивился Кирилл.

— Знамо как, — усмехнулся богатырь. — Раньше-то мы без царя в голове жили, свободно, как Родом написано. Выбирали править мудрых и делами прославившихся. Надо, вставали и защищали землю свою. Богато жили, гордо, всего было вдоволь. Конечно, обидно стало грекам. Они народ исподтишка обращали в свою веру. Мытарей, разбойников, и тех, которые ленились жертву перед Родом ложить, а жить, как волхвы хотели. А кто же их править народом поставит?