Юзеф Крашевский - Древнее сказание

• Название: Древнее сказание
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1996

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.

Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.

Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.

Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

---

— А мне какое дело! Князь велел.

— Да, да! — сказал Виш, хмурясь. — Новые обычаи, новые порядки завелись у нас. Смотрите, как бы вас самих кметы не потащили на веревках, когда им все это надоест.

Смерда помолчал, потом сказал:

— Не сопротивляйся княжеской воле. Князь теперь злится, точно дикий зверь. Случается, задремлет он и, вдруг проснувшись, скрежещет зубами и точно волк завывает. Он грозит кметам. Двоих не надо; дай хотя одного парня и мех для меня, а то моя шуба вся истрепалась на службе.

Виш задумался и долго стоял на дворе, не отвечая Смерде. Наконец пригласил его войти в избу. Старик сел на скамье, он держал палку обеими руками, положив на них голову и водил глазами по своим парням, как бы искал в их среде жертвы.

— Эй, Самбор, — крикнул он наконец, — поди-ка сюда.

Самбор стоял с княжескими слугами и весело болтал с ними. На зов старика он выпрямился и подошел к нему.

— Тебе, брат, полевая работа не по вкусу; домашние хлопоты ты тоже не особенно долюбливаешь, — сказал старик Самбору. — Ты охотнее поешь, да без дела сидишь, чем работаешь… Ты как раз годишься для городской жизни; препоясать меч, да белое перо заткнуть за шапку и выказывать свою красу перед женщинами — это как раз по тебе. Я и решил, что ты охотно пойдешь служить князю.

Самбор, лицо которого недавно еще весело смеялось, услышав обращенные к нему слова Виша, побледнел как холст. Беспокойным взором он окинул всех сидящих на скамье, заметил, с каким любопытством Смерда следил за каждым его движением, и упал на колени.

— Эх, отец, господин мой, — вскричал он, — за что же ты меня хочешь отдать в плен, в тяжелую неволю?

— Какая неволя? — заметил Смерда. — Ты будешь воином. У князя лучше, чем здесь, а если понравишься князю, кто знает, что из тебя выйдет?

Виш гладил Самбора рукой по голове.

— Один должен идти за всех, — сказал Виш, — твоя очередь, Самбор.

Старуха Яга, стоявшая около Виша, заломила руки от отчаяния; хотя Самбор не был ее сыном, но он воспитывался у них, и они любили его, как родного сына…

Другие парни, испуганные словами Виша, отошли в сторону; веселый смех умолк. Смерда положил свою широкую руку на плечо Самбору, как бы желая взять его в свою собственность.

— Ну, пойдешь с нами, — сказал он.

Самбор поднял глаза на Виша, не зная, что ему делать, что отвечать Смерде. Виш посмотрел на него; глаза старика высказали ему что-то такое, что только они вдвоем поняли. Самбор успокоился и встал, он молчал, он явно был огорчен своею судьбою, но не жаловался на нее.

Если бы кто-нибудь вздумал вслушаться в звуки, раздавшиеся внутри хижины после того, как Яга вышла из избы, — тот наверное догадался бы, что все женщины оплакивали несчастного Самбора. Ни одна из них, однако, не посмела рыдать вслух, чтобы чужие не узнали женских голосов и не догадались, что девушки скрывались от них. Яга подала ужин Смерде и прибывшим с ним княжеским слугам, которые, высушив до дна все кувшины с пивом и медом, по приглашению хозяина отправились в большой сарай, где уже было приготовлено сено для ночлега. Тут же стояли и лошади немца. Хенго пользовался теперь полною свободою; о нем теперь и не думали. Несмотря на это, он не уходил, он ночевал вместе с Гердою при своих лошадях.

Виш и Самбор остались одни на дворе. Молодой человек хотел что-то сказать своему хозяину, но Виш дал ему знак рукою, чтобы он молчал и следовал за ним. Они вышли через ворота и остановились на берегу реки. Старик сел и долго думал о чем-то, не говоря ни слова. Месяц отражал свой бледный образ в реке. Соловьи пели.

— Не плачь, Самбор, и не унывай, — начал Виш, — никто не может знать вперед, какая участь назначена ему судьбою. Они захотели взять одного из вас, но я и без этого намеревался послать кого-нибудь, потому что мне и нашим это необходимо.

— За что же меня ты высылаешь из дома? — едва слышно спросил Самбор.

— Потому, что ты умнее других, — пояснил Виш. — Потому, что у тебя есть и язык, и глаза, ты любишь нас больше других, да и я полагаюсь на тебя и люблю тебя. Хотя ты мне чужой, но я считаю тебя своим сыном. Я послал бы одного из моих сыновей, но они оба земледельцы и работники, притом охотники и умеют ходить за пчелами; а ты любишь пение, но умеешь думать…

Старик остановился, прислушиваясь к вечерней песне лесов и реки, а затем продолжал, понизив голос:

— Помни, Самбор, я посылаю тебя не на гибель, а потому что так необходимо. У нас приготовляются важные дела, князь хочет водить нас за нос, сделать нас своими рабами и постричь нас в немцы… Он в постоянных сношениях с немцами… Все это становится нам невтерпеж. Мы ничего не знаем, что они там делают, и можем внезапно превратиться в рабов. Ты иди к ним, смотри в оба, слушай, внимай всему. Мы должны знать все, что у них происходит. За этим-то я тебя и посылаю. Рот закрой, а глаза держи открытыми; кланяйся и прислуживай; а о нас никогда не забывай. Иногда придет кто-нибудь из наших, ты ему и расскажешь обо всем, что услышишь и увидишь. Пора уж, пора; одно из двух: или Лешки нас спутают, или мы их сотрем с лица земли. А пока… цыц!

Старик закрыл рот пальцами. Самбор подошел к нему и обнял его колени.

— Ах, — сказал он, — тяжело оставлять вас и идти к чужим. Я надеялся и жить, и умереть в твоем доме…

— Не на вечные же времена идешь ты к ним, — прервал его Виш. — Когда настанет удобное время, я извещу тебя, и ты вернешься. Многому ты там научишься, многое увидишь, узнаешь; они перед тобою не будут скрываться. На Купалу, на Коляду отпустят тебя домой, а до княжеского столба не очень далеко!

Виш провел рукою по волосам Самбора. Несмотря, однако ж, на обещания и утешения старика, молодому парню казалось, что большой камень придавливает его.

— Отец мой, — шептал он, — все, что прикажешь, я исполню. Но здесь у вас я был на свободе, а там ждет меня неволя и угрозы. Здесь перед тобой все мы твои дети, у них — рабы. Горек хлеб, который дают в неволе.

Виш точно не хотел слушать этих жалоб; он не ответил на них ни слова.

— Смотри и учись, — повторил он, — запомни все. Нам приготовляют там неволю; если теперь мы не подумаем о себе, после нам придется горько плакать. А кто из нас знает, что жарится и варится в их волчьей яме? Ни один кмит не имеет там своего человека. Я и посылаю князю твои глаза вместо своих. Князь — ужасный зверь, но он любит поклоны, ну, и кланяйся, попадешь в милость у него, а тогда перед тобою уже не будут скрываться. Они с пьяна, — а пьют они много, — выскажут все: пиво развязывает язык.

Старик говорил все тише, время от времени ударяя молодого человека по плечу. Самбор стоял с поникшею головою. Луна уже успела выплыть высоко на небе, когда они разошлись после длинного разговора. Самбор долго еще стоял на дворе. Собаки подошли к нему, весело виляя хвостами. Он прислушивался к песне соловья, кваканью лягушек и шепоту лугов, как бы желая заучить каждый звук, каждый перелив соловьиного голоса, которые не скоро надеялся услышать.

Думы отгоняли сон от него, он сел на большой колоде и здесь не сомкнул глаз ни на минуту, просидел до следующего утра.

В избах начали суетиться женщины. Самбор встал и направился к воротам, ведущим в поле. Яга вышла ему навстречу.

— Милый ты мой, голубчик мой, не бойся, не унывай — вернешься, — говорила Яга, хотя слезы лились из ее глаз.

В эту минуту в полуоткрытых дверях избы показалась Дива. Она заплетала свои косы, глядя задумчиво куда-то вдаль. Увидев Самбора, Дива улыбнулась.

— Что с тобою, Самбор? Почему ты такой печальный? — спросила она спокойным, но каким-то певучим, протяжным голосом. — Что с тобою? Не стыдно ли тебе иметь страх в сердце, а слезы на глазах? Не каждому суждено сидеть в избе и отдыхать; разно бывает, судьба не одна для всех. Нечего плакаться на свою судьбу! Я иногда вижу далеко, далеко… иногда и предскажу, что будет завтра… Тебе там ничего не сделают, верь мне.

— Жаль мне бросать вас, — сказал Самбор, — скучно там будет.

— И мы о тебе будем скучать, — проговорила Яга.

— И мы о тебе, — повторила Дива. — Но ты скоро вернешься.

— Когда? — спросил Самбор.

Она опустила руки, глаза вперила в землю; она имела теперь торжественный вид и начала говорить, не подымая глаз на Самбора:

— Вернешься, вернешься, когда над Гошюм покажется зарево, трупы поплывут по озеру. Князь оставит старый лес, наступит новое управление. Когда ветер разнесет пепел; когда вороны насытятся; когда все пчелы соберутся; когда новый сруб поставят на Леднице, на озере, ты вернешься цел и невредим со светлым мечом, со светлым челом.

Дива с каждым словом понижала голос, наконец, совсем замолкла. Она подняла глаза на Самбора и обеими руками послала ему прощание. Дива улыбалась светлою, полною надежды улыбкою. Вдруг, как бы опомнившись, она вбежала в избу, затворяя за собою двери.