Донна Леон - Мера отчаяния

• Название: Мера отчаяния
• Автор: Донна Леон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00236-4

В Венеции совершается акт вандализма, причем виновница, и не подумавшая скрыться с места преступления, оказывается не кем иным, как женой комиссара Брунетти. Необъяснимый поступок Паолы вносит разлад в семью комиссара, между тем на работе его донимает шеф, требуя немедленного раскрытия дерзкого ограбления и связанной с ним подозрительной смерти. Это столкновение профессиональной и личной жизни ставит под угрозу карьеру Брунетти, а секреты Паолы, которых она, рискуя всем, не желает открывать, приводят его на край пропасти…

---

Полицейский говорил несколько минут, передавая начальству информацию о происшествии, сообщил, что виновный уже схвачен. Когда дежурный сержант велел привести «его» в квестуру, полицейский не стал поправлять. Он сложил телефон и убрал его в карман куртки.

— Даниэли приказал привести ее в квестуру, — сказал он напарнику.

— Это значит, что мне придется остаться здесь? — спросил тот, нисколько не скрывая раздражения, ведь ему придется торчать на холоде.

— Можешь подождать внутри. Даниэли сейчас позвонит владельцу. Думаю, он живет где-нибудь неподалеку. — Полицейский протянул телефон напарнику. — Звякни, если он не появится.

Тот взял телефон с улыбкой, стараясь быть любезным.

— Я его дождусь. Но в следующий раз подозреваемого повезу в квестуру я.

Первый улыбнулся и кивнул. Мир был восстановлен, и они подошли к женщине, не шелохнувшейся на всем протяжении их беседы: она сидела на столбике, разглядывая разбитую витрину и осколки, лежавшие перед ней полукругом как одноцветная радуга.

— Прошу следовать за мной, — сказал первый полицейский.

Она беззвучно встала со столбика и двинулась по узкой калле — так на венецианском диалекте называются улочки, — уходившей налево от здания с разбитой витриной. Ни один из полицейских не обратил внимания на то обстоятельство, что ей известно, как пройти в квестуру кратчайшим путем.

Они добрались туда за десять минут, за это время ни женщина, ни полицейский не проронили ни слова. Если бы кто-нибудь из редких прохожих, попавшихся им навстречу, пока они шли по осененной сном огромной площади Сан-Марко, а потом по узкой улочке, ведущей к каналу Сан-Лоренцо и к квестуре, обратил на них внимание, он увидел бы перед собой привлекательную, хорошо одетую женщину в сопровождении полицейского в форме. Странно встретить такую парочку в четыре часа утра, но быть может, ее дом обокрали или же ее сопровождают в квестуру опознать непутевого ребенка.

Их никто не ждал, так что сопровождающему пришлось долго жать на кнопку звонка, прежде чем в окне комнаты дежурного, справа от двери, показалось заспанное лицо молодого полицейского. Увидев их, он нырнул обратно, а через несколько секунд появился снова, натягивая на ходу форменную куртку, и открыл дверь, бормоча извинения.

— Меня не предупредили, что вы придете, Руберти, — сказал он.

Тот не стал слушать извинений и махнул рукой, отпуская его обратно в постель, поскольку еще помнил, каково это — быть новичком в полиции и как ему самому до смерти хотелось тогда спать.

Сопровождающий проводил женщину до лестницы на второй этаж, и они поднялись в комнату для младшего офицерского состава. Он открыл перед ней дверь, учтиво придержал, пока та заходила в комнату, последовал за ней внутрь и сел за стол. Выдвинув правый ящик, он вытащил толстую стопку каких-то бланков, швырнул их перед собой, взглянул на женщину и жестом предложил ей сесть напротив.

Пока она устраивалась поудобнее и расстегивала пальто, он заполнил верхнюю часть рапорта о задержании, обозначив дату, время, свое имя и звание. Когда дело дошло до графы «Преступление», он немного помедлил и записал в пустом прямоугольнике: «Вандализм».

Тут он поднял на задержанную глаза и в первый раз за все это утро разглядел ее как следует. Его поразило некое обстоятельство, никак не укладывавшееся в голове: все в ней — одежда, волосы, даже манера держаться, — выдавало уверенность в себе, свойственную лишь людям, имеющим деньги, много денег. «Боже, только бы она не оказалась сумасшедшей», — взмолился он про себя.

— У вас есть carta d'identità,[4] синьора?

Она кивнула и полезла в сумку. У полицейского даже мысли не возникло, что опасно позволять женщине, только что арестованной за совершение преступления, рыться в огромной сумке — мало ли что она может оттуда достать.

Ее рука появилась из недр сумки, сжимая кожаное портмоне. Она вытащила из него бежевое удостоверение личности, открыла и положила на стол перед полицейским.

Он взглянул на фото, отметил, что его, должно быть, сделали некоторое время назад, когда она была просто настоящей красавицей. И тут увидел имя.

— Паола Брунетти? — спросил он с изумлением.

Она кивнула.

— Господи Иисусе! Жена комиссара Брунетти!

2

Когда зазвонил телефон, Брунетти лежал на пляже, положив руку на глаза, чтобы защитить их от песка, летевшего из-под ног танцующих бегемотов. То есть ему снилось, что он лежит на пляже. Несомненно, видение стало результатом ссоры, случившейся у них с Паолой несколько дней назад, а бегемоты — побочным эффектом его бегства от этой ссоры: он отправился к Кьяре в гостиную, и они вместе смотрели вторую часть «Фантазии».

Раздалось шесть звонков, прежде чем Брунетти сообразил, в чем дело, и перевернулся на бок, чтобы снять трубку.

— Si? — буркнул он, чувствуя себя неотдохнувшим после беспокойного сна, каким всегда спал после баталий с Паолой, если не удавалось прийти к согласию.

— Комиссар Брунетти? — раздался мужской голос.

— Un momento, — пробормотал Брунетти. Он положил трубку рядом с аппаратом и включил свет. Снова удобно устроился в постели, натянул одеяло на правое плечо и взглянул туда, где обычно лежала Паола, чтобы убедиться, что не потревожил ее. Ее сторона кровати оказалась пуста. Она наверняка в ванной или спустилась на кухню выпить воды, а может — если все еще переживает ссору, как и он, — стакан горячего молока с медом. Когда она вернется, он попросит прощения и за свои слова, и за этот телефонный звонок, даже если он ее не разбудил. Он потянулся и опять взял трубку.

— Слушаю. В чем дело? — спросил он, переворачиваясь на спину и всей душой надеясь, что звонят не из квестуры, чтобы поднять его с постели и отправить на место очередного преступления.

— У нас ваша жена, комиссар.

В голове у него помутилось, когда он услышал эту фразу: именно так похитители обычно начинают переговоры о выкупе.

— Что? — переспросил он, когда к нему вернулась способность соображать.

— У нас ваша жена, комиссар, — повторил незнакомец.

— Кто говорит? — выпалил он. В голосе его прозвучала плохо скрываемая ярость.

— Это Руберти, комиссар. — Последовала долгая пауза, и наконец собеседник добавил: — Я звоню из квестуры, синьор, сегодня ночью дежурю здесь вместе с Беллини.

— Так что вы там сказали про мою жену? — нетерпеливо перебил Брунетти, которого вовсе не интересовало, где находится Руберти и кто сегодня на дежурстве.

— Она… мы в квестуре, комиссар. В смысле, я в квестуре. А Беллини остался на кампо Манин.

Брунетти прикрыл глаза и прислушался к шуму, раздававшемуся откуда-то из дальней части дома. Нет, показалось.

— Что она там делает, Руберти?

Трубка молчала, затем Руберти произнес:

— Мы ее арестовали, комиссар. — Теперь молчал Брунетти, и полицейский добавил: — То есть я привел ее сюда, комиссар. Ее пока что не арестовали.

— Я хочу поговорить с ней, — потребовал Брунетти.

Наступило продолжительное молчание, потом он услышал голос Паолы:

— Чао, Гвидо.

— Паола, ты действительно в квестуре? — спросил он.

— Да.

— Значит, ты все-таки это сделала?

— Я же тебя предупреждала, — сказала Паола.

Брунетти прикрыл глаза и положил руку с трубкой на грудь. Сделал глубокий вздох, постарался сосредоточиться; снова поднес трубку к уху и произнес чуть ли не по слогам, стараясь быть как можно более убедительным:

— Скажи ему, что я подойду через пятнадцать минут. Молчи и ничего не подписывай. — И, не дожидаясь ответа, положил трубку и выбрался из постели.

Он быстро оделся, пошел на кухню и написал детям записку: они с Паолой отправились прогуляться, но скоро вернутся. Выйдя из квартиры, тихонько прикрыл за собой дверь и стал на цыпочках, словно вор, спускаться по лестнице.

Оказавшись на улице, он двинулся направо, стремительно, почти бегом; его душа полнилась яростью и страхом. Торопливо миновал пустой рынок, прошел по мосту Риальто, глядя в землю прямо перед собой и не видя ничего и никого на своем пути. Он вспоминал, как Паола гневно, страстно стукнула рукой по столу, так что подпрыгнули тарелки, а стакан с вином упал на пол. А он смотрел, как красная жидкость впитывается в скатерть, и удивлялся, почему этот вопрос до такой степени взбесил ее. И тогда, и даже сейчас — что бы она там ни натворила, несомненно, ее поступок стал результатом все того же гнева — он никак не мог понять, отчего ее выводит из себя зло, от которого они-то так далеки. За те двадцать лет, что они прожили в браке, он привык к припадкам ее гнева, смирился с тем, что, видя проявления политической или социальной несправедливости, она может взорваться, прийти в состояние неудержимого бешенства, но так и не научился предсказывать, что именно в очередной раз явится толчком, а потом уже оказывалось слишком поздно и успокоить ее не было никакой возможности.