Константин Симонов - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Константин Симонов
• Жанр: Поэзия

- Бывает иногда мужчина...

- Всю жизнь любил он рисовать войну...

 - Генерал - Если бог нас своим могуществом...

 - Жди меня, и я вернусь...

 - Изгнанник

- Мальчик

 - Над черным носом нашей субмарины...

- Поручик

- Северная песня

- Словно смотришь в бинокль перевернутый...

- Старик

- Тоска

- Умирают друзья, умирают...

- Хозяйка дома

- Я много жил в гостиницах...

---

Май 1941 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.

"Если бог нас своим могуществом..."

 Если бог нас своим могуществом
После смерти отправит в рай,
Что мне делать с земным имуществом,
Если скажет он: выбирай?
Мне не надо в раю тоскующей,
Чтоб покорно за мною шла,
Я бы взял с собой в рай такую же,
Что на грешной земле жила,
Злую, ветреную, колючую,
Хоть ненадолго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.
В рай, наверно, таких отчаянных
Мало кто приведёт с собой,
Будут праведники нечаянно
Там подглядывать за тобой.
Взял бы в рай с собой расстояния,
Чтобы мучиться от разлук,
Чтобы помнить при расставании
Боль сведённых на шее рук.
Взял бы в рай с собой всё опасности,
Чтоб вернее меня ждала,
Чтобы глаз своих синей ясности
Дома трусу не отдала.
Взял бы в рай с собой друга верного,
Чтобы было с кем пировать,
И врага, чтоб в минуту скверную
По-земному с ним враждовать.
Ни любви, ни тоски, ни жалости,
Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.
Даже смерть, если б было мыслимо,
Я б на землю не отпустил,
Всё, что к нам на земле причислено,
В рай с собою бы захватил.
И за эти земные корысти,
Удивлённо меня кляня,
Я уверен, что бог бы вскорости
Вновь на землю столкнул меня.

1941 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

"Всю жизнь любил он рисовать войну..."

Всю жизнь любил он рисовать войну.
Беззвездной ночью наскочив на мину,
Он вместе с кораблем пошел ко дну,
Не дописав последнюю картину.
Всю жизнь лечиться люди шли к нему,
Всю жизнь он смерть преследовал жестоко
И умер, сам привив себе чуму,
Последний опыт кончив раньше срока.
Всю жизнь привык он пробовать сердца.
Начав еще мальчишкою с "ньюпора",
Он в сорок лет разбился, до конца
Не испытав последнего мотора.
Никак не можем помириться с тем,
Что люди умирают не в постели,
Что гибнут вдруг, не дописав поэм,
Не долечив, не долетев до цели.
Как будто есть последние дела,
Как будто можно, кончив все заботы,
В кругу семьи усесться у стола
И отдыхать под старость от работы...

1939 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.

"Умирают друзья, умирают..."

Умирают друзья, умирают...
Из разжатых ладоней твоих
Как последний кусок забирают,
Что вчера еще был - на двоих.
Все пустей впереди, все свободней,
Все слышнее, как мины там рвут,
То, что люди то волей господней,
То запущенным раком зовут...

1970 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.

Генерал

Памяти Мате Залки

В горах этой ночью прохладно.
В разведке намаявшись днем,
Он греет холодные руки
Над желтым походным огнем.
В кофейнике кофе клокочет,
Солдаты усталые спят.
Над ним арагонские лавры
Тяжелой листвой шелестят.
И кажется вдруг генералу,
Что это зеленой листвой
Родные венгерские липы
Шумят над его головой.
Давно уж он в Венгрии не был
С тех пор, как попал на войну,
С тех пор, как он стал коммунистом
В далеком сибирском плену.
Он знал уже грохот тачанок
И дважды был ранен, когда
На запад, к горящей отчизне,
Мадьяр повезли поезда.
Зачем в Будапешт он вернулся?
Чтоб драться за каждую пядь,
Чтоб плакать, чтоб, стиснувши зубы,
Бежать за границу опять?
Он этот приезд не считает,
Он помнит все эти года,
Что должен задолго до смерти
Вернуться домой навсегда.
С тех пор он повсюду воюет:
Он в Гамбурге был под огнем,
 В Чапее о нем говорили,
В Хараме слыхали о нем.
Давно уж он в Венгрии не был,
Но где бы он ни был - над ним
Венгерское синее небо,
Венгерская почва под ним.
Венгерское красное знамя
Его освящает в бою.
И где б он ни бился - он всюду
За Венгрию бьется свою.
Недавно в Москве говорили,
Я слышал от многих, что он
Осколком немецкой гранаты
В бою под Уэской сражен.
Но я никому не поверю:
Он должен еще воевать,
Он должен в своем Будапеште
До смерти еще побывать.
Пока еще в небе испанском
Германские птицы видны,
Не верьте: ни письма, ни слухи
О смерти его неверны.
Он жив. Он сейчас под Уэской.
Солдаты усталые спят.
Над ним арагонские лавры
Тяжелой листвой шелестят.
И кажется вдруг генералу,
Что это зеленой листвой
Родные венгерские липы
Шумят над его головой.

Июль 1937 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.

Тоска

-"Что ты затосковал?" 
-"Она ушла". -
-"Кто?"
- "Женщина. И не вернется,
Не сядет рядом у стола,
Не разольет нам чай, не улыбнется;
Пока не отыщу ее следа
Ни есть, ни пить спокойно не смогу я..."
- "Брось тосковать!
Что за беда?
Поищем
И найдем другую".

 . . . . . . . . . . .

 "Что ты затосковал?"
- "Она ушла!"
- "Кто?"
- "Муза.
Всё сидела рядом.
И вдруг ушла и даже не могла
Предупредить хоть словом или взглядом.
Что ни пишу с тех пор - все бестолочь, вода,
Чернильные расплывшиеся пятна..."
 - "Брось тосковать! Что за беда?
Догоним, приведем обратно".

 . . . . . . . . . . . . .

. "Что ты затосковал?"
- "Да так...
Вот фотография прибита косо.
Дождь на дворе,
Забыл купить табак,
Обшарил стол - нигде ни папиросы.
Ни день, ни ночь Какой-то средний час.
И скучно, и не знаешь, что такое..."
- "Ну что ж, тоскуй. На этот раз
Ты пойман настоящею тоскою..."

1938-1939 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.

Северная песня

Мужчине - на кой ему черт порошки,
Пилюли, микстуры, облатки.
От горя нас спальные лечат мешки,
Походные наши палатки.
С порога дорога идет на восток,
На север уходит другая,
Собачья упряжка, последний свисток
Но где ж ты, моя дорогая?
Тут нету ее, нас не любит она.
Что ж делать, не плакать же, братцы!
Махни мне платочком хоть ты, старина,
Так легче в дорогу собраться.
Как будто меня провожает жена,
 Махни мне платочком из двери,
Но только усы свои сбрей, старина,
Не то я тебе не поверю.
С порога дорога идет на восток,
На север уходит другая,
Собачья упряжка, последний свисток.
Прощай же, моя дорогая!

1938-1939 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.

Изгнанник

Испанским республиканцам
Нет больше родины.
Нет неба, нет земли.
Нет хлеба, нет воды.
Все взято. Земля.
Он даже не успел в слезах, в пыли
Припасть к ней пересохшим ртом солдата.
Чужое море билось за кормой,
В чужое небо пену волн швыряя.
Чужие люди ехали "домой",
Над ухом это слово повторяя.
Он знал язык.
Его жалели вслух
За костыли и за потертый ранец,
А он, к несчастью, не был глух,
Бездомная собака, иностранец.
Он высадился в Лондоне.
Семь дней
Искал он комнату.
Еще бы!
Ведь он искал чердак, чтоб был бедней
Последней лондонской трущобы.
И наконец нашел.
В нем потолки текли,
На плитах пола промокали туфли,
Он на ночь у стены поставил костыли
Они к утру от сырости разбухли.
Два раза в день спускался он в подвал
И медленно, скрывая нетерпенье,
Ел черствый здешний хлеб и запивал
Вонючим пивом за два пенни.
Он по ночам смотрел на потолок
И удивлялся, ничего не слыша:
Где "юнкерсы", где неба черный клок
И звезды сквозь разодранную крышу?
На третий месяц здесь, на чердаке,
Его нашел старик, прибывший с юга;
Старик был в штатском платье, в котелке,
Они едва смогли узнать друг друга.
Старик спешил.
Он выложил на стол
Приказ и деньги - это означало,
Что первый час отчаянья прошел,
Пора домой, чтоб все начать сначала,
Но он не может.
 "Слышишь, не могу!"
Он показал на раненую ногу.
Старик молчал.
"Ей-богу, я не лгу,
Я должен отдохнуть еще немного".
Старик молчал.
"Еще хоть месяц так,
А там - пускай опять штыки, застенки, мавры".
Старик с улыбкой расстегнул пиджак
И вынул из кармана ветку лавра,
Три лавровых листка.
Кто он такой,
Чтоб забывать на родину дорогу?
Он их смотрел на свет.
 Он гладил их рукой,
Губами осторожно трогал.
Как он посмел забыть?
Три лавровых листка.
Что может быть прочней и проще?
Не все еще потеряно, пока
Там не завяли лавровые рощи.
Он в полночь выехал.
Как родина близка,
Как долго пароход идет в тумане...
Когда он был убит, три лавровых листка
Среди бумаг нашли в его кармане.

1939 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.