Вероника Кузнецова - Старая легенда

• Название: Старая легенда
• Автор: Вероника Кузнецова
• Жанр: Мистика

Гонкур, молодой человек, археолог по профессии, приезжает в дом госпожи Кенидес, чтобы навестить своего старого друга и коллегу господина Вандесароса, парализованного старика. Там он знакомится с хозяевами и гостями хозяйки. Чтобы приятно провести время и занять гостей интересным разговором, хозяйка рассказывает старую легенду о проклятии, тяготевшим над её родом. Потом начинают происходить странные события…

---

Старик подкатил своё кресло к привычному месту за столом, куда стул никогда не ставили, и после обычного обмена репликами обед начался. Поначалу Гонкур не терял надежды разговорить свою молодую соседку, но девушка отвечала односложно и холодно, словно давала понять, чтобы он не тешил себя надеждами на сближение. Её поведение было замечено госпожой Кенидес, и, чтобы сгладить у гостя поневоле возникавшее неприятное чувство, она отвлекла его снимание от подчёркнутой нелюбезности дочери, принявшись расспрашивать его о последней экспедиции. Гонкур ухватился за возможность выпутаться из досадного положения, в которое попал из-за собственной глупости, вообразив, что Мигелина поведёт себя, как прочие девушки, не остающиеся равнодушными к его внешности, поэтому охотно отвечал на вопросы, незаметно для себя увлекаясь собственными рассказами. Внезапно он обнаружил, что его внимательно слушают все, даже Мигелина, а красивая брюнетка, сидящая напротив, откровенно не сводит с него глаз и без всякого смущения встречается с ним взглядом. Молодой человек помнил, что её зовут Рената Гарс, и, насколько он понимал, разговориться с ней, если бы она сидела на месте Мигелины, не составило бы труда, но такие красивые бойкие особы никогда не вызывали в нём горячей симпатии. Гораздо приятнее было смотреть на Витаса, с разгоревшимся лицом впитывавшего каждое его слово и, несомненно, раскрашивавшего в своей фантазии любое самое ничтожное происшествие в небывалые цвета. Две девочки, Чорада и Клодия, меньше интересовали Гонкура, хотя и слушали его с отменным вниманием.

Почувствовав, что выступает в роли популярного лектора, молодой человек поспешил завершить речь, но до конца ужина к нему обращались всё с новыми и новыми расспросами. Строгая Мигелина порадовала его, задав единственный за весь вечер вопрос, что он счёл слабым, но всё-таки хорошим предзнаменованием и украдкой взглянул на Медаса, чтобы проверить, не пришёл ли в бешенство этот предполагаемый жених, однако тот был так спокоен, словно и не заметил, что его невеста начинает проявлять признаки своей заинтересованности к рассказам гостя, откуда, по мнению Гонкура, было недалеко до интереса и к самому гостю. Более того, Медас оказался настолько уверен в себе, что не испытывал к сопернику ни малейшей неприязни и даже выказывал неподдельное любопытство к профессии археолога. Зато кто изумлял Гонкура, так это старший брат Мигелины, Каремас. Этот юноша, сразу вызвавший симпатию Гонкура своими мягкими манерами, почему-то избегал обращаться к нему и вежливо, но решительно отклонял все попытки молодого человека завести с ним беседу. Поначалу Гонкур заподозрил, что ошибся и перепутал Каремаса и Медаса, поэтому-то мнимый Медас так спокоен и доброжелателен к сопернику, но постепенно выяснил, что никакой ошибки нет, и нерасположен к нему именно брат Мигелины, на что уж не было никакой причины.

После вкусного, сытного, но не тяжёлого ужина все перешли в гостиную, однако не ту, куда Гонкура провели по прибытии и где хозяйничал старик Вандесарос, а другую, очень просторную, обставленную красивой резной мебелью, удобными креслами и диванами. Пол здесь застилали мягкие и пушистые ковры, за чистотой которых слуги, по-видимому, внимательно следили и тона которых мягко сочетались с обивкой мебели и обоями.

Была включена уютная люстра, спускающаяся довольно низко с середины потолка, а также несколько бра на стенах, и все, без церемоний и опасений проявить неучтивость, сели там, где каждый захотел сесть. Гонкур поспешил занять место на диване рядом с Мигелиной, потому что очень боялся, как бы его не опередил Медас. Но тот замешкался и был вынужден сесть в кресло неподалёку от своей невесты, но не рядом, что, впрочем, его нисколько не обескуражило. Брюнетка, которая не сводила с нового гостя больших красивых глаз, воспользовалась благоприятным моментом и, отстранив Витаса, целью которого было подсесть к владельцу лошади и завязать с ним дружбу, решительно устроилась рядом с молодым археологом. Гонкур в очередной раз пожалел о своей привлекательной внешности, действующей неотразимо на тех девиц, до которых ему не было дела, но, как видно, не оказывающей никакого впечатления на ту единственную девушку, которая показалась ему интересной и умной. А старик Вандесарос, как нарочно, посматривал на всех очень внимательно, и было совершенно очевидно, что от его острых глаз не укрылось ни намерение Гонкура добиться благосклонности Мигелины, ни подобное же намерение черноглазой Ренаты, направленное на нового знакомого. Возможно, наблюдение за человеческой натурой, и в самом деле, было занятием любопытным, но молодой человек предпочёл бы, чтобы его друг не увлекался им с такой страстью.

Рядом с Ренатой на диване расположился Каремас. Гонкур бы хотел, чтобы этот юноша, даже несмотря на его явное нерасположение к нему, оказался его соседом и отделил бы от него настойчивую девушку, но желаемое, как это часто бывает, не оказалось действительностью. Обе старые дамы чинно уселись в креслах напротив, и молодой человек вновь подивился их умению казаться нечувствительными ни к жаре, ни к духоте, ни к усталости. Они сидели, выпрямившись и почти не касаясь спинок кресел, словно, не в пример остальным, не нуждались в мягких и удобных опорах. Зато господин Кенидес являл с ними совершеннейший контраст, поникнув в кресле всем своим рыхловатым телом. Впрочем, Гонкур лишь на мгновение остановил на нём взгляд и тут же забыл о существовании этого тихого и незаметного человека, потому что внимание его сосредоточилось на Витасе, очень недовольным стремительностью Ренаты и всё ещё бросавшем на неё сверлящие взгляды. Подумав, мальчик придвинул стул поближе к дивану и сел так, чтобы ни единый жест хозяина драгоценной лошади не ускользнул от его внимания. Девочки, Чор'ада и Кл'одия, пошептавшись, уселись поближе к обществу, а старик Вандесарос уединился в углу и, как определил Гонкур, приготовился к наблюдениям.

Сверкнула молния и на какое-то время сделала черноту за окном слепяще-жёлтой. Удар грома, резкий и раскатистый, прервал разговоры, а сильный порыв ветра вызвал не удовлетворение и отдых от духоты последних часов, а смутное беспокойство. Тяжёлые драпировки взметнулись вверх, но сразу же вслед за тем их втянуло внутрь. Несколько рам с силой захлопнулись, задребезжали стёкла. Молодые люди бросились приводить в порядок шторы и закрывать окна. Второй удар грома потряс дом до самого основания.

— Как жутко! — прошептал кто-то из девочек.

— Давайте погасим свет, — предложил Витас, сделав гримасу своим подружкам.

— И зажжём свечи, — подхватила Мигелина, вскакивая и удивляя Гонкура неожиданной живостью и даже детскостью.

— А потом будем рассказывать страшные истории, — таинственным голосом прибавила Рената и взглянула на интересного гостя.

Три свечи в серебряных подсвечниках почти не давали света, а яростные порывы ветра так бились в окна и стены, что, слыша их глухие удары, было странновато видеть слабые огоньки, не колеблемые ни дуновением.

Старые дамы с улыбкой наблюдали за затеей молодых, не вмешивались и не делали никаких замечаний, что способствовало непринуждённости в обществе, состоящем из представителей двух поколений.

— Господин Гонкур, начните вы, — сказала Рената, повернувшись к нему.

Её слабо освещённое лицо казалось таинственным, большие чёрные глаза отражали пламя свечей, а пышные волосы сливались с окружающим мраком.

— Охотно уступаю кому-нибудь первенство, — смеясь, отказался Гонкур. — Я человек новый, поэтому прошу отсрочки.

— Потому-то ваш рассказ и будет первым, — настаивала Рената. — Вы человек новый, значит, и рассказ ваш будет новым, а то мы уже всё друг другу пересказали и будем повторяться. Только пусть там будут привидения, и пусть нам станет очень-очень страшно.

В принципе, молодой человек не имел ничего против подобного времяпровождения, оно даже казалось ему более интересным и полезным, чем простой обмен ничего не значащими фразами, именуемый светской беседой, поэтому, чтобы не портить своим отказом благоприятного впечатления, как будто бы сложившегося о нём, он порылся в памяти, призвал на выручку всё своё самообладание и согласился.

— Ладно, я расскажу один случай, но предупреждаю, что хоть моё маленькое приключение весьма необычно, никаких привидений я не видел, так что вряд ли кому-нибудь будет очень страшно, — предупредил он.

— Рассказывайте! Рассказывайте! — зашумела молодёжь, довольная, что вечер пройдёт занимательно, а Витас так и молил его глазами начинать без промедления.

Убедившись, что старые дамы, снисходительно улыбаясь, тоже приготовились слушать, Гонкур понял, что пути для отступления у него нет, и начал рассказывать случай из своего детства.

— Однажды, — проговорил он, — мы с приятелями решили сходить в старую полуразвалившуюся церковь на краю заброшенного села. Было нам тогда лет по двенадцать, а этому возрасту присуще стремление всевозможными способами проверять своё мужество, поэтому неудивительно, что решено было идти ночью. Добраться до церкви можно было только через лес, и там мы сразу же наломали смолистых сучьев, чтобы зажечь факелы, но с этим делом пришлось подождать, потому что ветер то тушил их, то грозил перебросить пламя на деревья. Было очень темно, двигались мы медленно, часто спотыкались и падали, трусили изрядно, но стыдились в этом признаться и шли молча. Если бы в назначенный час пришли все наши друзья, мы вряд ли испытывали такой страх, но нас собралось только трое смельчаков, поэтому мы казались себе слабыми и беззащитными, и только боязнь прослыть ещё большими трусами, чем мы были на самом деле, мешала нам повернуть назад. Наконец лес кончился, и мы увидели чёрные покосившиеся дома с заколоченными окнами и дверьми. К счастью, нам не пришлось проходить между ними, а то наше мужество могло бы не устоять перед подобным испытанием. Мы обогнули село стороной и увидели церковь. Дверей там давно уже не было, так что мы зажгли факелы у самого входа и беспрепятственно прошли внутрь. Это было совсем обветшалое здание, некогда красивое и внушительное, а теперь производящее гнетущее впечатление полуразрушенными колоннами и стенами. И всё-таки, несмотря на то, что со стен и колонн отвалились огромные куски камня и штукатурки, кое-где ещё можно было рассмотреть изображения святых на фресках, и именно это показалось нам самым кошмарным. Когда кто-нибудь проносил факел вблизи такой фрески и внезапно из темноты выступал суровый лик, все вздрагивали. Одно такое лицо заинтересовало меня живым выражением страдания. Впрочем, это теперь я могу с полной уверенностью утверждать, что именно выражало это лицо, тогда же оно приковало мой взгляд без всякой видимой причины, и я даже не заметил, что мои товарищи ушли. Пройдя в другое помещение церкви через длинный переход и не видя меня рядом, они забеспокоились и принялись меня звать. Я откликнулся и хотел бежать вслед за ними, но вдруг почувствовал, что не могу сделать ни шагу: ноги словно окаменели. Ох, и страшно же мне стало! Впервые в жизни мне довелось испытать такой ужас. Я боялся, что… — Гонкур чуть было не сказал "не смогу ходить", — но вспомнил о парализованном старике и вовремя изменил выражение, — навсегда останусь прикован к этому месту. Но вместе с тем меня мучил стыд, едва я представил изумление друзей и их насмешки. Откуда им было знать про неведомый недуг? Они решили бы, что у меня отнялись ноги от страха, толкали бы меня, якобы чтобы помочь, и изводили своим весельем. Чтобы никто не заметил моего состояния, и, в то же время, чтобы не оставаться одному, я ответил, что нашёл интересную фреску, и позвал всех на неё посмотреть. Приятели прибежали и, осмотрев изображение, заявили, что таких фресок здесь много и ничего особенного в ней нет. Не успело последнее слово сорваться с губ говорившего… — Гонкур рассказывал неторопливо, а теперь сделал эффектную паузу. Выдержав её и отметив, что все глаза устремлены на него, он повторил. — Не успело последнее слово сорваться с губ говорившего, как послышался страшный грохот…