Герберт Франке - На Уран и обратно

• Название: На Уран и обратно
• Автор: Герберт Франке
• Жанр: Научная Фантастика

Четверо ученых-исследователей впервые в истории человечества летят на Уран. Управляет кораблем ЭВА: электронный вычислительный агрегат. Бортовой компьютер назвали там по имени Эвы — девушки одного из членов экипажа, которая осталась на Земле.

fantlab.ru © Ank

---

Экран засветился, на нем появилась Эва: сцена их последнего разговора. Лицо Эвы — неясный силуэт в свете ночника, ее плечи, руки. Она говорила то же, что и тогда, но и что-то новое. О своей любви к нему, о том, как она скучает, что будет его ждать, сколько бы ни длилась разлука. Потом изображение погасло.

Это было шоком для всех. Разумеется, втайне каждый представлял себе ту или иную опасность — утечка в кислородном баллоне, выход из строя системы отопления, микрометеорит… Но до сих пор все шло гладко, и они успели забыть, на каком ненадежном волоске висит жизнь, если лишь тонкий слой синтетического материала отделяет тебя от враждебного человеку внешнего мира. Термометр показывал 186,7 градуса ниже нуля, и эта величина оставалась неизменной.

Ньюком разъезжал на вездеходе. Эту местность стоило хорошенько исследовать. Почва здесь состояла из тонких слоев, разломившихся на пластины. Стоило вынуть одну пластину, и под ней обнажался следующий слой с точно такими же трещинами, так можно было продолжать до бесконечности. По этим-то затвердевшим массам и проезжал Ньюком, медленно и осторожно, судя по показаниям спидографа, а потом вдруг провалился в полое пространство…

Когда прервалась радиосвязь, они выехали по его следам и обнаружили ужасающую дыру. Керски, которого страховал Ди Феличе при помощи каната из стекловолокна, отважился приблизиться к зубчатому краю выломившейся пластины… Перед ним зияла пропасть чернее, чем тени от их ламп, чернее даже, чем небо в промежутках между звездами. Они пытались вызвать Ньюкома по радио, но кроме потрескивания, вызываемого в тонкой газовой атмосфере каскадами вторичных частиц космического излучения, ничего не услышали. Они пробовали спуститься вниз на канатах, но шахта казалась бездонной. Дно не удавалось определить при помощи лота или запеленговать — искать далее было бессмысленно…

Однако Керски никак не хотел примириться с очевидностью; видимо, по молодости и в силу присущего ему оптимизма он сильнее других переживал происшедшее. Нельзя сказать, чтобы Харрис не был огорчен, но огорчен по-другому. Полет, высадка на планету, работа — все это с самого начала представлялось ему игрой воображения, тем, к чему нельзя подойти с повседневными мерками, чего не описать привычными выражениями человеческого языка. И потому он воспринимал все — включая гибель Ньюкома — словно сквозь пелену; порой он испытывал нечто похожее на стыд из-за того, что случившееся почти не подействовало на его мышление и восприятие. Но дело было не только в этом: где-то в глубине души он испытывал как бы удовлетворение. После разговора с Ньюкомом симпатия, которую он прежде питал к этому деятельному ученому, странным образом исчезла…

Харрис и раньше немало времени тратил на размышления. Теперь же он вообще не мог заставить себя заняться полезной деятельностью. С остальными космонавтами он почти не разговаривал, и они все больше отдалялись от него. Единственным его собеседником остался компьютер. Он просил делать для него выписки из старых трудов: Лао-Цзы, Кант, Витгенштейн, Ортега-и-Гасет, Норберт Винер. А там, где его собственных познаний оказывалось недостаточно или ослабевала концентрация внимания, он запрашивал необходимые выдержки, переводы на универсальный язык Фортран-22, пояснения и толкования. ЭВА была терпелива, повторяя изложенное без малейшего раздражения по первому его требованию… Чем глубже погружался он в философию, тем больше убеждался, что если они задались целью продвинуть человечество вперед, то ищут совершенно не там, где надо.

О своих обязанностях командира корабля Харрис вспоминал теперь лишь от случая к случаю. Безо всяких эмоций он отметил для себя, что Ди Феличе был единственным, кто еще продолжал выполнять свои обязанности. Керски в отличие от него бродил вокруг отверстия шахты словно зверь, жаждущий вырвать добычу у другого, придумывал всевозможные приспособления, чтобы высветить шахту, установил сверхмощный лазер на реактивном планере и сделал целую серию снимков телеобъективом, — впрочем, на снимках ничего не было видно, кроме полого цилиндра со стенкой, расчлененной наподобие мехов гармошки.

Прошло почти три недели. Накануне их обратного вылета, зафиксированного столь же четко, как и все другие основные этапы их экспедиции, Керски внезапно прервал свою деятельность у края пропасти и вернулся через шлюзовую камеру в корабль.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он Харрису, который, как всегда праздно, сидел в рубке и при виде Керски раздраженно выпрямился. — Мы не можем завтра вылетать.

Он остановился перед Харрисом, нервно барабаня по спинке вращающегося кресла.

«Как же он изменился», — подумал Харрис. Прежнего деятельного искателя приключений нет и в помине. Он похудел, кожа стала серой, взгляд бегающим, словно им завладела какая-то навязчивая идея.

— Почему не можем? — спросил Харрис. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы заговорить.

— Мы еще не нашли Ньюкома. Не выяснили, что произошло. Голос Керски зазвучал громче. — Не понимаю, как ты можешь игнорировать случившееся? Помоги мне — нельзя же оставить его там, внизу!

«Вся планета будет ему могилой», — подумал Харрис, но не сказал вслух. Одновременно он спросил самого себя, кто же он такой: бесчувственный или циник, жестокосердный или просто усталый человек. Сохранил он нормальное восприятие или обычные человеческие чувства в нем угасли? Отчего остальные стали ему безразличны, даже противны? Из-за бесчисленных дней, проведенных в экспериментах, тренировках на выносливость, испытаниях на психологическую стойкость, в батисферах и сурдокамерах? Причем все это во имя подготовки к главному заданию и почти всегда в одиночку. Он выдержал все проверки, реакция его была хладнокровной, решения — объективными, ничто не могло вывести его из себя, его уравновешенность была устойчивее, чем у всех остальных… Он научился сдерживать себя, подавлять, даже при непредвиденных и необычных нагрузках, всякое эмоциональное волнение, могущее отрицательно сказаться на его работоспособности, — все это они отработали с ним бесчисленное количество раз. Во что же они его превратили? Действительно ли он стал лучшим командиром космического корабля — или, наоборот, потерял себя?

— Мы должны отложить вылет! — кричал Керски: лицо его пошло красными пятнами. — Да ты вообще слышишь, что я говорю?!

— Успокойся, — сказал Харрис. — Боюсь, ты неспособен здраво оценить ситуацию. Мы сделали все, что было в наших силах. Ньюком погиб. Какая польза от того, что мы найдем его изувеченное тело?..

Керски не дал ему договорить:

— Мы должны найти его, даже если на это уйдут недели!

— Срок вылета определен, — терпеливо сказал Харрис, пытаясь придать своему голосу теплые нотки. — Мы не можем ставить на карту возвращение на Землю — и собственную жизнь.

— Если вылет назначен на завтра, я с вами не полечу, ответил Керски.

— Сумасшедший! — не удержался Харрис. — Ты намерен меня шантажировать? Мы все равно не оживим Ньюкома.

— Не оживим, — повторил Керски; казалось, он обрел спокойствие. — Но я хочу с тобой поделиться. Дело в том, что первое время я не мог думать ни о чем другом — только о том, как он лежит там, внизу, изуродованный, холодный. Я хотел лишь одного — достать его оттуда. Но мало-помалу мне стало ясно, что я отнюдь не бескорыстен и делаю все это отнюдь не ради Ньюкома. Я задавал себе вопрос, как вообще могло случиться с Ньюкомом подобное несчастье. Компьютер контролирует каждое наше движение. Зондовый аппарат оснащен радаром и геосонаром. Ньюком должен был заметить, что слой породы тонкий, а под ним пустота. Почему он этого не заметил? Если мы не выясним причину, с нами завтра может случиться то же. Вот почему нам нельзя вылетать. Мы должны продолжить поиски, и ты мне в этом поможешь.

Харрис посмотрел на него снизу вверх: Керски, прежде чем попасть на корабль, тоже прошел суровую подготовку — хотя и не столь суровую и продолжительную, как он, — тоже научился сдерживать себя и рассуждать логически. Все, что он сейчас говорил, было вполне обоснованным. И тем не менее в его рассуждения вкралась ошибка, хотя он не знал, какая именно.

— У нас нет другого выхода: мы должны вылетать, — сказал Харрис.

Керски молча повернулся и вышел.

Когда обратный счет перед стартом дошел до Х-40, Керски на корабле не было. Харрис пытался вызвать его по радио, но безрезультатно. Тогда он послал Ди Феличе, чтобы тот разыскал его, полагая, что Керски где-то у пропасти. Ди Феличе вернулся ни с чем. Они продолжали поиски с инфракрасными зондами, разожгли термитные факелы, залив всю местность блекло-зеленым светом… Бесполезно. Тогда они попробовали пойти по его следам. Следы привели их на высокогорное плато и затерялись на твердых, как камень, остекленелых плитах застывшей лавы.