Михаил Март - Не тронь добычу!

• Название: Не тронь добычу!
• Автор: Михаил Март
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050076-5

Почитателям остросюжетного жанра хорошо известно имя Михаила МАРТА. Это один из литераторов, работающих без скидок на жанр.

Он точен, разнообразен, динамичен и не лишен изящества.

Ну а главным достоинством писателя, безусловно, остается сюжет, искрометная фантазия, неожиданные повороты и эффектный финал.

За спиной у автора более трех десятков книг, добрая половина из которых экранизируется крупнейшими кинокомпаниями России.

Романы МАРТА, непревзойденного мастера сложнейшей интриги и непредсказуемого сюжета, давно и прочно завоевали читательские сердца и стали БЕСТСЕЛЛЕРАМИ!

---

— Забудьте. Вы мне испортили настроение. Давайте сменим тему.

— С удовольствием. Я слышал ваши рассуждения о скульптуре. Хотите, покажу вам один шедевр?

— Вот это другое дело. Хочу.

Они поставили пустые бокалы на поднос и вышли из зала в коридор. Миновав лифт, возле которого стояли охранники, они подошли к кабинету Прозорова, и Шульга открыл дверь своей карточкой.

Свет в кабинете горел.

Рита узнала каждый предмет в мини-музее шефа компании. Но озиралась так, будто попала сюда впервые. Она пыталась понять, с какой целью ее привели сюда. На первый взгляд тут ничего не изменилось.

— Один этот небольшой зальчик стоит дороже нескольких залов Эрмитажа, — начал экскурсию Шульга. — Вот, к примеру, эта золотая статуэтка.

Он взял в руки увесистого голубя, осыпанного драгоценными камнями, сантиметров в тридцать высотой.

— Шедевр Средневековья. Говорят, будто этот золотой голубь — воплощение Святого Духа в золоте — был подарен рыцарями тамплиеров папе римскому. Но в конце девятнадцатого века исчез из Ватикана. В музей такую штучку не поставишь. Продать тоже очень трудно. Выгоднее вернуть ее Ватикану. Они обещали не задавать вопросов и выплатить премию в несколько миллионов евро. Мало, конечно. Крохоборы… Святой Дух бесценен!

Он продолжал говорить, а Рита вспомнила, как ее бывший муж, ныне покойный Паша, стаптывал кроссовки, рыская по библиотекам в поисках материалов по древним реликвиям. Но он никогда не говорил ей, что положил глаз на эту вещь. В России ее продать невозможно, вывезти тем более. Она видела висящие на стене полотна Гогена. Их еще не продали. Но Шульга будто их не замечал, а рассказывал о картине Кандинского и набросках Врубеля.

— Бог мой. И все это находится здесь без присмотра?

— Вор в окно не влетит, Рита. Он не святой дух. А вот в дверь войти можно. Только не теперь. Это смог сделать ваш бывший муж. Теперь и его нет.

— Как он мог это сделать?

— Вы же знаете об ограблении офиса?

— По-моему, вся Москва знает.

— Оно произошло не без его участия.

— Трудно себе представить.

— Ничего сложного. Он не один год здесь проработал, пока подобрал нужный ключик. Но просчитался. Его зафиксировала видеокамера внутреннего наблюдения. Награбленное вернули на следующий день, а парня пожалели. Ему даже пленку показали. Кажется, человек должен был усвоить урок. Нет. Он повторил свою вылазку. Только уже не сам.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что на этот раз грабители не стали включать свет, а заклеили глазок видеокамеры пластилином. Мы не знаем, кто нас грабил.

— А он тут при чем?

— Очень просто. Когда дверь открывается, автоматически включается свет. Человек не может его выключить, не зная, как это сделать. Пока он дошел бы от двери до видеокамеры, то попал бы в кадр. На две-три секунды, не меньше. Но пленка никого не зафиксировала. Это говорит о том, что питание в здании было отключено. Только при автономном питании выключатель срабатывает как обычный тумблер. Хочу — включу, хочу — выключу. Без знания таких тонкостей сюда незачем совать нос.

Шульга подошел к стене, встал между окнами в проеме и указал на крошечную точку в стене, между шторами.

— Вот глазок камеры. До двери не менее семи-восьми шагов. Попробуйте остаться незамеченной. А в темноте вы не найдете глазок. Он не имеет выпуклостей.

— Это вы его убили?

— Нет. Думаю, что с ним не захотели делиться.

— Зачем вы все это рассказываете мне?

— Хочу предостеречь вас, Рита.

— От чего? Предостеречь надо Прозорова от беспечности.

— Бесполезно. Он неумолим. Грабители все погибли. В живых не осталось никого. Кроме вас. Только вам мог доверить свою тайну Павел Митрошкин. И только вас мог интересовать Поль Гоген.

Риту словно током ударило.

— Зачем же вы меня позвали сюда? Чтобы я ходила по этой комнате и постоянно спотыкалась о краденые шедевры?

— Прозоров извращенец, неужели вы этого не поняли? Ему доставляет наслаждение дразнить весь мир своим кабинетом. Его обкрадут, а он наймет вора своим сторожем. И вы здесь будете работать. Как только вы перейдете на его сторону и забудете о своих черных планах, вы станете ему неинтересны и он вас уволит.

— Хорошо. Пока мне нужна эта работа, я буду оставаться его врагом.

— Браво. Вы не представляете, какое он будет получать наслаждение каждое утро, подходя к своему кабинету. И его мечта сбудется, когда однажды, открывая с трепетом дверь, он увидит, что его кабинет пуст. Оргазм! Минутное удовольствие. Потому что все предрешено заранее. Грабитель известен, где лежит награбленное — известно, все возвращается на свои места, а остальные получают по заслугам. Каждому свое! Кажется, такой девиз висел на вратах ада?

— Вратах Бухенвальда. А на вратах ада висела другая табличка: «Забудь надежду, всяк сюда входящий!»

— По сути то же самое. Но мне приятно, что эти слова произнесли вы. Я уверен, что мы сработаемся. Прозоров любит достойных соперников. Боюсь, что я в вас уже влюблен. Видели бы вы себя в зеркало. Ваш взгляд прожигает меня насквозь.

— Не преувеличивайте. Для этого я должна вас ненавидеть. А я к вам равнодушна. Идемте пить шампанское.

— Вы правы. Шампанское — женское занятие. А грабежи оставим для мужчин.

Домой Рита вернулась в третьем часу ночи. Ванюшка крепко спал. Новая нянечка поставила условие: укладывает ребенка спать и уходит не позже полуночи. Сейчас страшно ходить по улицам даже днем.

Рита повалилась на кровать прямо в платье, не включая свет, и до утра пролежала с открытыми глазами, ничего перед собой не видя.

8

Темно-синий сад, черные контуры деревьев, мрачный силуэт дома. Только мягкий желтый свет из окон прибавлял пейзажу немного теплоты и уюта.

Борис стоял на пластмассовом ящике из-под вина и, прильнув лбом к стеклу, наблюдал за тем, что происходит в доме.

Катя мыла посуду, потом вытирала со стола и вдруг глянула на окно.

Борис пригнулся. Нет, конечно, она не могла его увидеть. Просто почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Он и впрямь был пристальным. Сколько любви и умиления испытывал Борис, глядя на свою жену. Кажется, раньше он сам не понимал, что ее любит. Катя жива и здорова, а все остальное не важно. Как ему хотелось ее обнять и расцеловать! Душа истосковалась. Послать все к чертовой матери… Нет. Нельзя. Еще не время.

Он снова прильнул к окну. Целый час уже стоял он здесь и все никак не мог заставить себя уйти. Его будто приморозили к месту. Вот сейчас она выйдет из комнаты, погаснет свет, и он уйдет. Пять секунд, и все.

— Подними руки, сволочь, и слезь с ящика.

Голос раздался за его спиной.

С ящика он не слез, а свалился. Нога устала и еще плохо слушалась — он потерял равновесие. Распластался на земле, как пьяный, да еще башкой треснулся.

Смешно, конечно, но гораздо смешнее было другое. Следом за Борисом упала Катя. Спотыкаться вроде было не на чем — стояла себе на ровном месте с пистолетом в руках и решимостью в глазах и вдруг…

Никаких «вдруг» не произошло. Призрак мужа вернулся домой, а она его по второму разу чуть не шлепнула. Есть от чего упасть в обморок. Женщина все же, да и нервишки на пределе.

Они не встали, а подползли друг к другу и долго терзали один другого в объятиях. Сколько слов красивых вспомнили за несколько мгновений, в жизни столько их не говорили, да и не помнили о них.

Пошел дождик. Но только когда промокли насквозь, вспомнили, что дом с крышей в двух шагах стоит.

Переводить весь каламбур не имеет смысла. У каждого свой существует. На тарабарском языке они еще долго общались. По-человечески заговорили не сразу.

— Я знала, что ты жив. Знала, и все. Я не ошиблась.

— Поэтому я и выжил. Твоя вера и помощь одного очень доброго человека меня спасли.

— Женщина?

— Женщина. Она мне как сестра.

— Врешь. Не верю я бабам.

— Придется поверить. Она меня для тебя спасала, а не для себя.

— Сказки. Таких не бывает. У всех одно на уме.

— Она врач. Ты ее знаешь. Из нашего поселка. Подобрала меня на дороге, истекающего кровью.

— Что ж, буду молиться о ее здоровье. Если бы ты мне сразу рассказал о вашем плане, может быть, все и обошлось. И врачи нам не понадобились бы.

— Хорошо рассуждать задним числом. Мы все сделали правильно. Нас подставили.

— Татьяна вас подставила. Ванька хотел ее бросить.

— Это вряд ли.

— Я знаю его любовницу. У них общий ребенок.

— Проверим.

— Татьяна сбежала с добычей.

— Ее тоже обманули.

— Значит, есть Бог на земле.

— Рано еще ставить точки.

Мокрую грязную одежду они скинули, сухую надевать не стали. Прения отложили до утра.

А утром вышли в сад, где начинало припекать яркое солнышко.

На крыльце оба застыли.

Травка подсохла, на ней валялся какой-то мужик, по бабьим меркам очень даже ничего, и грыз соломинку, глядя на хозяев прищуренными глазами.