Василий Ажаев - Далеко от Москвы

• Название: Далеко от Москвы
• Автор: Василий Ажаев
• Издательство: Военное издательство Министерства вооруженных сил Союза ССР
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1949

Действие романа происходит в военное время на востоке страны, где развертывается новое строительство, прокладывается новый нефтепровод. Проектирование трассы, новые инженерные решения в противовес старым, соблюдение экономических интересов страны - это те вопросы, которые на мирном поприще отстаивают бывшие фронтовики.

1948

---

Кузьма Кузьмич забегал по комнате, засуетился, не отдавая себе отчета, куда и зачем он торопится.

— Ишь ты, она письму не рада! А письмо кому адресовано? — ворчал он. — Воды мне горячей и побыстрее, Марья Ивановна!

Хозяйка сначала с тревогой, потом уже с улыбкой смотрела на этот неожиданный и милый стариковский переполох.

— Воды принесу. Только не в управление ли вы собрались? Не пущу! Ольга Федоровна приказала вам лежать.

— Воды горячей! И живо! — весело кричал Тополев. — Что мне ваша Ольга Федоровна, когда есть врачи поглавнее...

Он побрился в три минуты. Умылся без обычной канители, вытер лицо одеколоном. Усмехнулся, заметив, что лицо все-таки помолодело. Отмахнулся от богатого завтрака — жареной рыбы, сливочного масла и кофе — и по-юношески сбежал с крыльца, оставив Марью Ивановну в растерянности. И теперь он увидел: утро народилось действительно великолепное! После неистового бурана все стихло в природе. Ровный немятый снег устилал улицы. Заиндевевшие ветви деревьев просвечивали под солнечными лучами и были похожи на чудесные тонкие изделия из фарфора. Прямые столбы белого дыма стояли над крышами домов и будто не шевелились.

Старик бодро шагал по колено в наметенном на улице снегу и жадно глотал свежий воздух, пахнущий арбузами.

Ковшов и Беридзе явились ночью. Обратный путь они проделали на самолете и промерзли до костей. Инженеры зашли в управление, и здесь сразу поднялся переполох. Сбежались люди. Можно было подумать, что они их подстерегали. Дежурный, не слушая вялых протестов Беридзе, позвонил Батманову на квартиру: начальник строительства приказал немедленно звонить ему, когда Беридзе и Ковшов возвратятся...

— Ну, здорово, пропащие! — послышался хрипловатый со сна и явно довольный голос, заставивший Георгия Давыдовича улыбнуться. — Я уже экспедицию собирался снаряжать на розыски, звонил и телеграммы посылал во все концы. Ничего не случилось, здоровы?

— Вполне, Василий Максимович.

— Идите, отдыхайте. Только, чур, не слишком долго. Не дам долго отдыхать: подкатило тут со многими делами.

— Долго отдыхать не будем. Мы не особенно устали, — сказал Беридзе, хотя глаза у него слипались и голова клонилась на сторону.

Он позвал Алексея переночевать к себе:

— У Серафимы тепло, и все под рукой. Наскоро помоемся и поужинаем. Успеем и поспать часа три-четыре. Знаешь, как полезно побыть в тепле. У меня даже душа дрожит, так измерзлась. А отдохнувши, засядем за доклад — и к Батманову во всеоружии.

Алексей отнекивался, ему не терпелось попасть в свою комнату, узнать, нет ли писем или телеграмм из Москвы. Они разошлись, уговорившись встретиться ровно в девять утра.

Проходя коридором мимо своего отдела, Ковшов заметил яркий свет у проектировщиков. Кобзев, Петя Гудкин и еще несколько человек в полной тишине трудились в разных углах огромной комнаты. Петя вычислял что-то, шевеля губами. Он рассеянно поднял глаза и увидел Ковшова, стоявшего у дверей. Юный техник вздрогнул от неожиданности и в следующий миг вскочил с радостным воплем. Обрадованные сотрудники сгрудились возле Алексея. Кобзев тут же стал докладывать о делах, а Ковшов, взволнованный сердечной встречей и тем, что застал их всех за работой, растроганно оглядывал каждого.

— Скажу вам сейчас, друзья, только одно: пошли спать, — проговорил он, подавив волнение. — А днем поговорим. Как ты тут, сынок, командовал без меня? — спросил Ковшов у Пети, не сводившего с начальника преданных глаз.

— О, про него будет особый разговор, Алексей Николаевич! — отозвался Кобзев.

Сюрприз ждал Алексея и дома. С досадой он обнаружил, что ему негде преклонить головы: его комнату, пока он странствовал, превратили в кухню. Плита и разная утварь заполняли ее. Незнакомый истопник, вышедший на шум из своей каморки, застал Ковшова растерянно стоящим в коридоре.

— Вам что здесь надобно, гражданин? — нелюбезно спросил истопник.

— А вы кто? Дневальный, что ли?

— Врио.

— Как же это так получается, товарищ врио? Уезжал — была у меня комната, приехал — нету комнаты, в ней кухня.

— Так это вы хозяин комнаты? Не жалейте, она ж незавидная! Вам другая квартира припасена. Как раз сегодня начальство ее осматривало — товарищ Залкинд и еще кто-то. Довольны остались... Вот вам ключ и въезжайте. Документик только покажите — убедиться надо, тот ли вы человек, которого я должен вселить?

— А почты мне не было, писем или телеграмм?

— Не видел. Мне не передавали. Значит, не было.

Алексей открыл дверь, нащупал выключатель и, включив свет, застыл на пороге, переводя взгляд с предмета на предмет. Комната была большая, только что отремонтированная и уж наверняка теплая. На полу лежал пообтершийся, но еще хороший толстый ковер. Круглый стол посредине покрывала нарядная желто-золотистая скатерть, над столом висела люстра. Деревянная блестевшая свежим лаком кровать была накрыта добротным мохнатым одеялом. У окна небольшой письменный стол и кресло. На этажерке в углу ряды книг — его книг, кем-то вынутых из сундука, где они лежали со дня приезда. На стенах висели маленькие портреты Сталина и Горького — Алексей где-то видел раньше эти портреты. И даже цветы были здесь — на тумбах по обе стороны письменного стола.

Только книги здесь принадлежали ему. Откуда взялось все остальное? Но, продолжая осмотр, он разглядел и еще кое-что свое: портрет Зины на столе и рядом большую фотографию его семьи. Неизвестный человек, убиравший комнату, не побоялся распорядиться его вещами. Впрочем, едва зайдя сюда, он уже сразу понял: новое жилье это со всеми знаками человеческого внимания и заботы было подарком от Залкинда и Жени, прежде всего от Жени. Он повернулся к дверям, и в эту же секунду Женя вбежала в комнату, закутанная в пуховый платок, розовая от сна.

— Наконец-то! Как я волновалась и ждала! И все мы, — вздохнула Женя.

— Спасибо, Женя... Спасибо... — прошептал Алексей, чувствуя, как что-то подкатило ему к горлу. Распухшими от холода руками он держал ее руки.

— Слышу, слышу! Приехал, шумит, не дает спать! — разнесся по коридору голос Гречкина, и плановик влетел в комнату, полураздетый и заспанный. — Какие апартаменты тебе оборудовали, видишь! Все Женя старалась, супруга Залкинда тоже, да и Лизочка вмешалась... Ну, идем к нам, нечего хмуриться-то, — сказал Гречкин.

Обняв Алексея, он тащил его к себе. Ковшов покорно вошел в квартиру плановика, блистающую чистотой полов, занавесок, скатертей. Женя, поколебавшись, тоже зашла.

— Лизочка, поухаживай за Алексеем Николаевичем! — просительно сказал Гречкин. — Воды бы горячей и ужин какой-нибудь, получше.

— Ты не командуй, не в плановом отделе находишься. Тут и без тебя догадаются, — отозвалась маленькая, сухонькая Лизочка, суетившаяся возле электрической плитки.

Они сели за стол, едва Алексей успел наскоро помыться за перегородкой. Хозяйка было насупилась с приходом Жени, но смягчилась, заметив взгляд ее, направленный на Алексея. Гречкин, обрадованный появлением товарища и тем, что его так хорошо приняла Лизочка, торопился поделиться управленческими новостями. С юмором рассказал о нападении Пети Гудкина на Кузьму Кузьмича, о примирении Либермана и Федосова, о «женском перевороте», в результате которого создано «женское правительство», где председателем жена Залкинда, а Лизочка — одним из министров. Главную роль в рассказе Гречкина играла, однако, Женя.

— Не знаю, откуда у нее все это вдруг взялось? — окая, говорил плановик. — Энергия-то и раньше у нее была, но только в танцах до упаду и в песнях до хрипоты. А теперь она у нас фигура, общественный деятель! Куда Татьяне до нее!.. Вот бы теперь ее замуж, — сделал совсем неожиданный вывод Гречкин. — Нет ли у тебя, Алексей Николаевич, подходящего женишка на примете? — Он с лукавым простодушием смотрел то на Алексея, то на девушку.

— Не торопись, не все сразу, — засмеялся Алексей, мучительно борясь с наседавшей на него дремотой.

Женя, мирившаяся до сих пор с похвалами Гречкина, рассердилась:

— Довольно вам! Когда потребуется, я и без вас найду себе мужа!

— Да я не о тебе хлопочу, о себе, — сказал Гречкин. — Если ты, наконец, выйдешь замуж, Лизочка меньше будет меня грызть.

Теперь рассердилась Лизочка:

— Никак ты не можешь мимо моего двора проехать, не зацепивши оглоблей за ворота!

Когда они, наконец, спохватились, что Алексею пора отдохнуть, было уже около пяти утра.

Выйдя от Гречкина, Алексей и Женя остановились в коридоре. Им обоим было трудно расстаться сразу. Алексею хотелось сказать Жене что-нибудь очень хорошее, от самого сердца. И он чувствовал: она ждет его слов.

— Не умеем мы говорить в глаза хорошее. И я не умею, как все...

Он умолк, вдруг поняв: Женя любит его. За пятнадцать дней, пока его здесь не было, увлечение выросло в настоящее чувство, какого она еще не ведала. Сейчас она вся тянулась к нему, ждала, чтобы он обнял ее и молча прижался лицом к ее лицу. Он смутился, признавшись себе: ему тоже хотелось обнять Женю.