Александр Громов - Защита и опора

• Название: Защита и опора
• Автор: Александр Громов
• Жанр: Научная Фантастика

О построении феодализма с человеческим лицом на отдельно взятой планете.

---

— Просто-то как, — поразился Фома. — А ведь это опыт по природоведению, четвертый, кажется, класс. Почему это мне в голову не приходило?

— Не горюй, дорогой! — всплеснул руками Автандил. — У тебя другая работа, другие мысли. Как можно иначе? Ты кушай, кушай. Черемша тут, укроп, базилик и еще одна местная травка, не знаю, как ее зовут. Вкусная. Съел живой хожу. Жаль, кинзы нет и чеснока.

— И перца, — согласился Фома. — Да и соли мало. Извини, я не принес. В другой раз — обязательно.

— Какой разговор? У меня еще есть немного соли, зачем больше? Грибы солить, да?

Автандил сам не заметил, как допустил бестактность, упомянув о вкусной, но недоступной еде. Рот Фомы мгновенно наполнился слюной. Любил он в той, прежней жизни соленые грибы, ох, любил… Сам не солил, но покупал, когда деньги были. Крепенькие грузди, рыжики, даже белые… Бытует мнение, что белые грибы не годятся в засол. Полная чепуха! Трудно придумать что-либо вкуснее.

И вот ведь подлость какая: на Плоскости грибы не растут. То есть земные грибы. Иногда ветви корявых кустов покрываются ярко-оранжевыми наростами, по-видимому, грибного происхождения, но это местные грибы, их есть нельзя. А ведь люди попадают сюда отовсюду, в том числе могут быть внезапно выхвачены из леса, и быть того не может, чтобы они не занесли сюда грибных спор, как занесли по случайности семена полезных растений. Пустынные дыни цама разбросали свои плети по местным дюнам задолго до бушмена Нсуэ. Никто не упомнит, когда появились рис, ячмень, пшеница и подсолнечник. Плоскость обитаема давно, люди появляются здесь достаточно регулярно, и у некоторых в кармане или за подкладкой может заваляться какое-нибудь семечко. Так время от времени появляются новые культуры. Иногда удается даже улучшать сортность. А вот грибы почему-то не приживаются…

Тост за дорогого гостя Автандил произносил минут пятнадцать, так что, дослушав до середины, Фома забыл, в чем заключалось начало. Удивительно, насколько различны люди из числа осевших в небольших оазисах одиночек: кто-то, привыкнув подолгу молчать, быстро становится угрюмо-нелюдим, лишнего слова из него клещами не вытянешь; кто-то, напротив, только и ждет случая окунуть нечаянного собеседника в словесный водопад…

Впрочем, было складно и торжественно. Фома пригубил бражку и жадно набросился на лаваш. Казалось, в жизни не ел ничего вкуснее. В искусстве хлебопечения Автандил достиг совершенства.

А в чем он не достигал его?

Остаток браги Фома выпил за покойницу Ламару. Уже три года Автандил жил без хозяйки, отвергая предложения привести ему женщину из новоприбывших. Отверг и на этот раз:

— Слушай, к чему, дорогой? Ламара одна была. Спасибо, что вспомнил о ней. Другой такой не бывает, а если женщина хуже — зачем она мне? Я ведь и один со всем управляюсь, да?

— Управляться-то ты управляешься, всем бы так управляться, да только в гроб себя загонишь. Оазис твой явно на двоих, зачем же одному пахать?

— Я слабый?

— Ты сильный, вот потому-то еще не надорвался. Но надорвешься, дай срок. Скажи честно: может, ты жить не хочешь?

— Почему жить не хочу? — горячо возразил Автандил. — Очень даже хочу. Солнца нет, плохо. Дождей нет, плохо. Ламара умерла, один остался, опять плохо. Зато гость пришел — радость. Виноград будет — еще радость. Нет, дорогой, жить лучше, чем не жить. Да. Не жить — это совсем ничего не ждать, а я жду. Мне интересно.

Чего он ждет, Автандил не пояснил. А Фома подумал, что на его месте давно бы повесился с тоски или вышел за пределы оазиса, чтобы вляпаться в первую же ловушку. Нельзя даже сказать о длинной веренице однообразных дней — здесь и дней-то нет! Да, люди очень разные… И это замечательно, что они такие разные!

Потом его начало всерьез клонить ко сну, но он еще нашел в себе силы помыться. Можно даже сказать — принять ванну. В оазисе Автандила из земли в трех шагах друг от друга выбивались два родника — один холодный и чистый, как ледниковый ручей, второй мутноватый и очень горячий, с клубящимся паром. В твердом грунте Автандил выдолбил большую прямоугольную яму и отводил воду обоих ключей. Получилась настоящая ванна, работающая в контрастном режиме с одного боку то и дело обжигало ледяной водой, с другого грозило ошпарить крутым кипятком. Из ямы вытекал тепловатый ручей и шагах в двадцати без остатка впитывался в почву. С ирригацией полей у Автандила были проблемы.

Фома скреб тело ногтями, драил песком, мылил глиной и все никак не мог остановиться. Устав, вылез, кое-как обсох на теплом ветру, едва нашел в себе силы дойти до лежанки в «сакле», голый упал на подстилку из пахучих трав и немедленно отключился. У Автандила можно было спать сколько угодно без боязни не проснуться. Любой феодал на Плоскости знает: не всякий оазис повод расслабиться. Люди завистливы. Хотя завидовать-то особенно нечему… Каторга. Кабала. Тюрьма.

Толстогубые рыбы с глупыми мордами вновь окружили его во сне и свободно парили в зеленоватой мутной толще, бессмысленно тараща глаза на застрявшего в клейкой среде человека, отчаянно пытающегося освободиться. Они не понимали, чего желает это странное извивающееся существо. Рыбы глотали воду, шевеля жаберными крышками. Вот как надо дышать. Воздух — зачем он? Чего хочешь ты, непонятный? Кто ты? Кому нужен? Если можешь, так всплывай, не жди. Скатертью дорога.

А если не в силах всплыть — зажмись и не дергайся. Что, не хочешь?.. А придется.

Потому что нельзя уметь делать все, что захочется, и оставаться при этом обыкновенным смертным. Пока ты человек, всегда найдется что-то сильнее тебя.

Запомни. Это так верно, железобетонно-верно, и так просто.

Проще некуда.

Глава 3

Когда Фома проснулся, его одежда была уже выстирана и высушена Автандилом, а на столе стоял скромный завтрак. На сей раз брага не была предложена: пить перед выходом — себя не беречь.

Самое главное — вокруг не валялось никаких гипсовых форелей, не говоря уже о более причудливых порождениях сна. Иные из них бывают столь велики размерами, что непременно порушили бы Автандилову «саклю». Хорошо, что Плоскость, почти сплошь состоящая из аномалий, столь скупа на места, где материализуются сны! Строго говоря, в каждом феоде есть только одно такое место. Очень редко — два.

Фома сам не понял, сколько времени проспал. Наверное, много. Не Автандила же спрашивать — он часов не наблюдает. Уступив дорогому гостю лежанку, хозяин, кажется, не ложился вовсе. Натягивая ветхие штаны, Фома обнаружил, что прорехи аккуратно заштопаны. Ну да, верно: в прошлый раз Автандил получил иголку и нитки… эфемерные, конечно.

Фома вздохнул. Как ни береги одежду, что была на тебе, когда ты попал сюда, она снашивается, и неизбежно приходит время облачаться в эфемерное, выспанное. А штаны не катушка ниток и гораздо раньше обратятся в пыль. Положим, без штанов не замерзнешь, но мало приятного ходить, отсвечивая задом. На Плоскости нет животных со шкурами, подходящими для шитья одежды. Здесь слишком жарко, чтобы хоть кому-нибудь удалось вырастить лен, хотя попытки были очень настойчивыми. И хлопка нет. То есть, возможно, он есть где-нибудь у дальних соседей, но поди проверь, что у них там имеется…

Решено: как только у Автандила начнет плодоносить виноградник, половину семян надо будет забирать в счет оброка и менять их на семена хлопка. Только на них и ни на что другое.

Найдутся умельцы прясть и ткать. Человек всему может научиться. Никто ведь не требует, чтобы получались ткани экстра-качества. Главное, чтобы они вообще получались. А шить одежду — это уже совсем просто…

Думая так, Фома ел и болтал с гостеприимным хозяином. Странное дело: в отношениях с Автандилом он частенько забывал о том, что эта земля — его, и что Автандил, как все, сидит на оброке. И когда хозяин приволок мешок муки, Фома почувствовал неловкость.

— Не надо. Я у тебя ел, пил, мылся…

— Зачем обижаешь, дорогой? — Автандил нахмурился. — Ты пришел — мне радость принес. Я на одном месте сижу, как дерево, а ты много ходишь, большое дело делаешь. Скольких ты людей выручил? Есть у тебя время землю копать? Кушать феодал должен, да? Ходи, встречай людей, учи их. Без феодала совсем никуда не годится. Бери, не обижай.

Спорить с его логикой было невозможно, как невозможно таскаться по Плоскости с пятипудовым мешком на плечах. Иные земледельцы с трудом могли прокормить себя, а Автандил снимал хорошие урожаи. Сам молотил, сам веял, сам молол зерно. Вздохнув, Фома выудил из рюкзачка белый от муки мешочек, похожий на наволочку от небольшой подушки.

— Отсыпь сюда немного. Не до верха. Остальное — потом. Я к тебе теперь почаще заходить буду, а ты угощение тоже в оброк ставь. Не спорь! — упредил он возражение. — Ну сам подумай: как я все это потащу? Грыжу наживу только.

— Точно будешь больше заходить, да? Обещаешь?