Константин Мартынов - «Ныне и присно»

• Название: «Ныне и присно»
• Автор: Константин Мартынов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Книга о прошлом и настоящем.

О холодном Севере и о горячих сердцах северян.

---

— Да, да, — по-своему истолковала жест медсестра, мозги тебе встряхнули качественно. Теперь месяц отлеживаться будешь. Радуйся, что жив остался.

Железный подносик, тихо звякнув, умостился на прикроватной тумбочке, в руках девчушки появилась стеклянная труба с жидкостью. Торец трубки украшала стальная игла.

Девица обошла кровать, оказавшись за спиной Тимши. Он даже не успел повернуться, как уверенная рука сдвинула одеяло, и в Тимшин зад вонзилось что-то острое.

— Ой! — пискнул Шабанов, стараясь прикрыться — показалось, в мясо вливается огненный поток.

— Руку убери, неженка! — цыкнула девица.

Точно, знахарка богомерзкая! Придется грехи замаливать. Батюшка, небось, опять даров для храма потребует… А что делать? Тимофей горестно вздохнул, но руку убрал.

Вскоре опустевшая трубка вернулась на поднос. Девчушка ободряюще потрепала Тимшу по плечу:

— Ничего, не переживай — не ты один уколов боишься.

Тимша вымученно улыбнулся — о недавнем возбуждении не вспоминалось. На кого польстился? Не девка — кату ученик, диавол в юбке! Скорее бы уходила, что ли…

Противу ожиданий, девица уйти не спешила, пристально всматриваясь в Тимшину физиономию.

— Чего зыришь-то? — не выдержал он. Перекрестить чертовку? Как бы хуже не стало — еще чудищем обернется.

— Смотрю, можно ли к тебе посетителя пустить, — сообщила эта самая «медсестра». — Думаю, можно… ненадолго.

Она таки вышла, оставив Тимофея в обществе соседа по келье и занявшейся уборкой бабки. Головокружение отступило, дав возможность задуматься о побеге.

И не о нем одном — слишком много накопилось необъясненного… Тимша сосредоточился, надеясь придать мыслям хотя бы признаки стройности…

Домина каменный… бабы полуголые… бесовский голос в голове… Не иначе Сатана искушает. Душу христианскую зацапать хочет!

Тимша почувствовал, что покрывается холодным потом, и еще раз перекрестился. «Хрен ему, врагу рода человеческого! Никола-угодник за поморами особо следит, не даст пропасть-то!»

Еще бы вспомнить, как сюда занесло… Тимша суетливо, как спешащая на свидание деваха в нарядах, принялся рыться в обрывках воспоминаний: уходящий в покрут отец… мать в слезах… не то… Не то! Бьющая в борт шняки волна, злой окрик Суржина… Туман сплошной, ничего связного… провалы в памяти, словно шиши[12] побывали, самое главное вынесли.

«Голос! Ведь был же голос бесовский! Что-то растолковать пробовал! Вдруг, да не все врет, нечисть поганая?» Тимша напряженно прислушался — настороженный, готовый отпрянуть в любую секунду… Нет, молчит зараза.

Напряжение даром не прошло — незваная дремота навалилась, как домовой на нерадивую хозяйку. Тимша громко зевнул.

«И хорошо, может сон вещий…»

Он по-прежнему чувствовал мягкое ложе и слабую ноющую боль от воткнутой в руку иголки, но, в то же время, шел по темного камня дорожке. Отгороженные низеньким железным заборчиком под мелким осенним дождем мокли рябины. Впереди угрюмой громадой высилось темно-серое здание с изъеденной ветрами и временем вывеской над входом — зубчатое колесо и буквы поперек — «ПТУ». Ниже, на сверкающей новизной табличке надпись помельче — «Лицей».

Сознание двоится — одна часть твердит, что таких громад никто не строит, другая кривится в узнавающем смешке. Для второй — непрошеной и чуждой, — здание привычно и пахнет нудой, как въедливая бабка на завалинке покосившейся от старости избы.

Не ад, не бесы — странный мир. С громадами обшарпанных домов, рычащими безлошадными повозками и пустоглазыми прохожими на широченных застеленных камнем улицах…

— Здорово, Серега! Я тебе яблок принес. И бананов!

Тимша открыл глаза. Полусон-полуявь еще не распалась на составляющие, и знакомая конопатая физиономия вошедшего в

палату вызвала прилив радости.

Наполнившая голову смесь понемногу расслаивалась, бесовское наваждение таяло — неохотно, как утрений лед под холодным осенним солнцем. Источенные льдинки-воспоминания тихо шуршали, цепляясь друг за друга ломкими узорчатыми краями… Одна из льдинок несла на себе отпечаток памяти о госте.

— Венька? — прохрипел Тимша и закашлялся.

Парень расцвел ответной улыбкой — значит, с именем бесы не соврали…

— Как дела? — на всякий случай спросил Шабанов.

— Да какие там дела! — отмахнулся гость, выкладывая на тумбочку принесенную снедь. — Живу помаленьку, в хабзе про твои подвиги рассказываю!

— Какие такие подвиги?

Что такое «хабза», Тимша переспрашивать не стал — словцо тут же слилось с понемногу тускнеющей памятью о каменном доме-«лицее», зато подвигов за собой он уж точно припомнить не мог.

— Ну как же?! — удивился Венька. — Воробью зубы вышиб? Вышиб. И шестерок его поуродовал! Сидят теперь, гады, суда ждут! На улице спокойно стало. Первокурсники тебя на руках носить готовы — Воробей с них каждый день капусту стриг!

Перед внутренним взором промелькнули оскаленные хари…

Кулак сжался, явственно ощутив горлышко разбитой бутылки… Было. Точно — было такое…

Или не было?!

В голове что-то перещелкнуло — словно трухлявый сук переломился. Чужие воспоминания сьежились, скользнули в темноту. Исчезла непонятная раздвоенность, на освободившееся место вернулся тоскливый страх, тяжелой волосатой лапой домового огладил тело. Хотелось проснуться. Хоть в монастыре, хоть на промысловой тоне, лишь бы в привычном и понятном мире!

Шабанов собрался с духом, кистевым жестом приказал гостю наклониться поближе. Венька с готовностью присел на край кровати.

— Слушай, парень, ты кто? — шепотом спросил Тимша. — И куда меня занесло?

— У-у, как все запущено… — хохотнул Венька, но, уловив сердитый блеск в Тимшиных глазах, вмиг посерьезнел.

— Ты при врачах такого не брякни! — склонившись к самому уху, прошептал Леушин. — В «психушку» упекут! Вся жизнь коту под хвост!

— Не тяни! — так же тихо прошипел Шабанов, покосившись на заинтересованно слушавшего чужой разговор мужика. — И про меня тоже говори — кто, да чего…

— Запоминай! — жарко дохнул Венька. — Зовут тебя Сергеем, отчество — Игоревич, фамилия — Шабанов. Живешь в Мурманске, учишься в четырнадцатой хабзе… лицее, то есть. Понял?

Снова нетерпеливый кивок.

— Ну, вот… — гость на миг задумался. — А про меня друг я твой, Леушин Венька, раньше в одной школе учились, теперь — в лицее, в одной группе…

Венька растерянно замолк. Пальцы его нашарили тимшино предплечье, встряхнули, словно желая разбудить… На веснушчатом лице попеременно сменяли друг друга тревога и надежда.

— Продолжай! — злым шепотом поторопил Шабанов.

— Что еще? А-а! Лет тебе семнадцать, а год на дворе две тыщи девятый.

— К-какой?! — не выдержал и в голос переспросил Тимша.

Сосед по палате завозился, даже наклонился вперед, стараясь не упустить ни слова.

— Две тысячи девятый! — настойчиво повторил Леушин. Тимша откинулся на подушку и всхлипнул. Сосед по палате придвинулся поближе, небритая физиономия аж пыхала жадным любопытством.

Леушин злобно зыркнул в ответ — мужик сделал вид, что не понял взгляда.

— Я так скажу, Серега! — почти беззвучно прошептал Венька, склонившись к тимшиному уху. — Бежать тебе отсюда надо! Чем быстрее, тем лучше.

— Сам знаю, — огрызнулся Шабанов. — А как?

— Я придумаю! — радостно загорелся Венька. — Мало ли… Договорить ему не дали — дверь отворилась, возникшая в проеме медсестра провозгласила:

— Конец посещению. К Шабанову мать пришла.

— Ну, ты выздоравливай, — делано-бодреньким голосом зачастил Леушин, поднимаясь и пятясь к выходу. — Врачи у нас хорошие, и не таких на ноги поднимали!

Уже протискиваясь мимо медсестры, он заговорщицки подмигнул:

— И не беспокойся ни о чем!

Тимша зябко поежился — что творится, а? Что творится?..

Из-за приоткрытой двери послышались чьи-то шаги. Усталая чуть шаркающая походка…

— Здравствуйте, Светлана Борисовна! — приторно-вежливо поздоровался Венька, бочком протискиваясь в коридор.

Что еще за Светлана Борисовна? Впрочем, бог с ней. Что там сказала срамница в белом халате? Мать пришла? Мама! Тимша рванулся навстречу, едва не свернув капельницу.

— Ты куда?! — заполошенно гаркнул сосед.

Тимша замер, рука до боли, до посиневших ногтей стиснула хромированную спинку кровати.

— Это я, Сереженька! — ласково сказала худощавая женщина в блекло-коричневом платье.

Раздувшийся белый пакет оттягивал натруженную руку…

Чем-то вошедшая напоминала Агафью — походкой? Фигурой? Разрезом глаз? Так сразу и не понять… да и надо ли понимать?

Из Тимши словно выдернули поддерживавший стержень — он обмяк, медленно сполз обратно в постель. Да… конечно… это к непонятному Сергею, приятелю конопатого Веньки… С чего он решил, будто на пороге появится мама… и заберет домой, подальше от непонятного и неприятного мира? Глупо. Мог бы и сообразить.