Людвиг Тик - Достопамятное жизнеописание Его Величества Абрагама Тонелли

• Название: Достопамятное жизнеописание Его Величества Абрагама Тонелли
• Автор: Людвиг Тик
• Издательство: Наука. Ленинградское отделение
• Жанр: Сказка
• Год: 1972

Немецкая волшебно-сатирическая сказка представляет собой своеобразный литературный жанр, возникший в середине XVIII в. в Германии в результате сложного взаимодействия с европейской, прежде всего французской, литературной традицией. Жанр этот сыграл заметную роль в развитии немецкой повествовательной прозы. Начало ему положил К.М. Виланд (1733–1813). Заимствуя традиционный реквизит французской «сказки о феях», Виланд иронически переосмысляет и пародирует ее мотивы, что создает почву для включения в нее философской и социальной сатиры.

---

Стало быть, потребовал, чтобы она выдала мне вексель, где бы черным по белому было прописано, что она не причинит мне никакого ущербу и что при открытии сокровища не будут замешаны никакие адские сонмища; я хлопочу не о самом себе, мне кажется необходимым запастись подобным ручательством только ради любезной моей шкуры.

На что кошка вся выгорбилась и сказала озлившись: уж не вздумал ли я ее дурачить; ежели хочешь избавлять, так избавляй, тем более, что и дело то плёвое, а не то она презентует это огромное сокровище кому другому. Тут в комнате нет ни бумаги, ни пера, ни чернил, да и вообще все эти околичности еще чего доброго пробудят хозяина. Дает же она мне, опричь всего, свое слово, что мне ничего не приключится; видно, мне еще мало доводилось иметь дело с призраками или я нарывался на сущих висельников, ежели я так несправедлив ко всей их братии; довольно и того, что люди мошенники, вовсе нет нужды относить это и к привидениям; сатана со всем своим сонмищем не имеет к ней никакого касательства, она живет приватно, и по сути дела блаженная душа, а что по части призраков, так это не в счет. Вот ее лапа, что мне ничего не приключится. А поведать повесть свою ей, право, недосуг.

Подал ей руку, а сам все время думал, не начнет ли сия злополучная особа еще царапаться, однако она вобрала когти; после чего поспешно оделся и в самом деле пошел с нею.

7

Мы пошли двором, кошка впереди, ибо я не знал дороги к тому месту, где был клад. Позади конюшни должен был взять топор и вырубить порожек. Скоро от беспрестанных ударов посыпались искры, и дело закипело.

По прошествии некоторого времени показалась большая глиняная кубышка, полнехонька славными блестящими дукатами. Кошка сказала, что отныне она избавлена от чар и вручила мне цидулку, наказав ее не развертывать, а не то все мое счастье разом минется. После чего, забрав клад, удалился, а позади меня раздался столь ужасающий удар грома, что я со страху упал наземь; при том однако ж не выпускал кубышку, крепко обхватив ее обеими руками. Благополучно воротился в свою комнату, после чего дополна набил карманы дукатами, а кубышку схоронил в постели. Поутру расплатился за попойку и покинул то место.

8

Тут я зажил в роскоши, ибо богатство мое простиралось не на одну тысячу ефимков, так что отныне был избавлен от всякой нужды, а также не имел надобности снова вспоминать свое ремесло. Был, значит, всегда весел и ублажал утробу на славу. Ведь мне вообще издавна было не по сердцу в чем-либо терпеть недостачу, ибо, что там не говори, а своя рубашка ближе к телу.

Теперь меня ничто больше не мучило, кроме любопытства, что же это такое могло быть вложено в цидулку. На ощупь было там что-то твердое. Однако ж не имел мужества посмотреть, ибо предостережение призрака все еще не сходило с памяти, так что был принужден искать рассеяния в яствах и напитках. При всех превратностях бытия всегда находил надежное утешение в различных съестных припасах и дивился неизреченной благости и премудрости вышнего. Сколь непреложно, что некое доброе существо властвует над нами и уготовляет нам блаженство на стезях наших, как бы чудно они порою ни вилися.

Любопытство – большой порок. Однажды после полудня, когда я шел приветливой местностью, заложив (как это у меня в обыкновении) руки в карманы, вдруг, неприметно для самого себя, развернул эту таинственную цидулку. Тут в облаках поднялся такой гром, шум и треск, словно все небо было готово на меня обрушиться, и, глядите, от всех моих славных денежек не осталось и следа.

9

Правда, теперь я знал, что находилось в цидулке, но в том малое было для меня утешение, ибо в руке у меня остался всего лишь маленький блестящий камешек. Оглядывал его со всех сторон и заливался горючими слезами.

Вот я опять сделался беден, как только когда либо был, и никаких видов на новое благополучие! Однако ж не утратил оттого мужества, а возложил все упование на провидение, ибо был убежден, что оно снова другим и наилучшим образом обо мне позаботится.

10

Был, как уже сказано, весьма расстроен и совсем не знал, что предпринять, так что почти утратил всякую надежду, а порой собирался повеситься. А иногда, конечно, помышлял, что все должно пойти по-иному и к лучшему; но меж тем не мог о том знать наверное.

Итак снова был принужден сносить голод и нищету, ибо у кого нет денег, тот всеми покинут, а нужда чувствительнее тому, кто однажды вкусил от радостей благосостояния.

Частенько думал, что в оставшемся у меня камне, быть может, таится какая-нибудь чудесная сверхъестественная сила, ибо он все же достался мне от призрака, оттого не щадил усилий, чтобы открыть в нем какое либо свойство, которое дозволяло бы мне снова с миром вкушать хлеб свой. Полагаю, что в тогдашних моих обстоятельствах не было почти ничего на свете, на что бы я не мог решиться, ибо чувствовал непоборимое желание вызволить себя из такого злополучия. Однако ж принужден был довольно долго еще коснеть в оном.

Тогда я до чрезвычайности предался занятиям естественной историей, особливо же налег на так называемую экспериментальную физику[5].

Беспрестанно производил опыты, на что же в самом деле мог сгодиться сей камень; то хотел с помощью его превратиться сам, то полагал, что он обладает силой превращать другие материалы в золото; но он взаправду ни к чему не обнаруживал годности, так что все мои штудии были пустым провождением времени. Что меня часто весьма злило.

Тогда я уразумел, сколь доброе дело наука, тут тебе ни куснуть, ни пожевать, нет ничего ни на теле, ни в теле, ежели не считать души, кою я неутомимо упражнял. Дошло до того, что я снова стал нищенствовать, причем должен был изрядные плести небылицы, дабы склонить людей к состраданию, участию, человеколюбию и тому подобному. Часто выдавал себя за калеку или погорельца; также иногда прикидывался, будто не могу говорить, что мне легко давалось, ибо во многих местах и без того не владел языком. Так что у меня все время было много хлопот, как бы честно пробиться в сем мире.

С тех пор, однако, видеть не мог кошек, что, конечно, большой психологический феномен, ибо до приключения с призраком я был к ним обыкновенно весьма расположен. Но я внутренне был в большой досаде, что мои сокровища снова исчезли, хотя я сам был тому виной. Впрочем часто думал, что ежели бы сия тварь не всучила мне камень, то со мною не стряслось бы такое несчастие.

Не мало и того, что при всех моих злоключениях ни разу не впал в подлинное отчаяние. Но великий человек не должен быть игралищем судьбы, и от самого младенчества во мне были заложены семена и задатки моего теперешнего величия.

Пока принужден был довольствоваться помыслами и фантазией, когда порою чувствовал великий аппетит к различным утонченным яствам и напиткам.

11

Пришло наконец время изведать мне силу и добрые свойства камня; ибо случилось, что я попал в диковинную местность, а именно близ развалин некоего замка; горы были пустынны и полны дикими скалами. Пришел в страх и робость, когда проходил этой местностью, подобно какой еще не видывал. Но каково мне было, когда на самой вершине горы я увидел различные странные существа в самых диковинных позитурах; они скакали и плясали с ужасающими ужимками. Не иначе, как эти персоны представляли собою привидения, и когда я это уразумел, то пришел 6 совершенный ужас.

12

Будучи ввергнут в такую робость, захотел испробовать на сих тварях действие моего камня, и, глядите, тут мне сверх ожидания посчастливилось. Призраки, поднявшие перед тем неимоверный шум, вдруг затихли и были заворожены так, что не могли шелохнуться. Я тотчас приметил, что этот кунстштюк произвел камень, отчего преисполнился великой радостью и стал размышлять, как мне это обратить себе на пользу.

Все еще робел, однако ж стал не без труда взбираться на гору и по прошествии некоторого времени очутился наверху. После чего произвел самоличный осмотр всем привидениям и обнаружил фигуры всевозможных мастей. Испытывал не малую радость оттого, что ни один из сих злых духов не мог причинить мне вреда, а скорее все они предо мной трепетали и ужасались. Чего со мной доселе еще не случалось.

Приметив, что дела обстоят столь хорошо, я их снова освободил и дозволил им продолжать свои забавы и увеселения. После чего они поблагодарили за дозволенные вольности и вновь принялись за прерванные кадрили и английские танцы.

13

Справился, что означают эти празднества, и как это, будучи, как я отлично вижу, привидениями, они проводят свое время в прыжках и плясках.

Один из них, по-видимому, старейший и разумнейший, выступил вперед и сказал: «Сударь, вы, по-видимому, прибыли из дальних мест, и потому я хочу вас обо всем уведомить. Вы обладаете камнем, который нас неволит делать все, что вы нам повелите, и посему я принужден вам отвечать, что вовсе не в моем обычае. Мы все, с позволения сказать, состоим под началом известного всему свету сатаны, именуемого также дьяволом; сей изверг уже с давних пор в наказание заворожил нас на этой горе и только один день в году позволяет нам предаться веселию. Как раз сегодня и настал этот Mardi gras[6], коли вам будет угодно, то примите участие в наших танцах».