Анатолий Гребнев - Записки последнего сценариста

• Название: Записки последнего сценариста
• Автор: Анатолий Гребнев
• Жанр: Русская классическая проза

---

Всесильный руководитель КГБ, первый зам Андропова Семен Цвигун решил попробовать себя на кинематографическом поприще. Первая же картина - "Фронт без флангов",- поставленная по мотивам его романа, имела успех, по крайней мере официальный; за ней последовали еще две - "Фронт без линии фронта" и "Фронт в тылу врага"; все это в течение семи лет; автор вместе с режиссером Игорем Гостевым, а с ними и актеры во главе с прославленным Вячеславом Тихоновым удостоились всяческих премий и наград.

Единственный, кто не получил ни славы, ни денег, был человек, написавший все три сценария - наш талантливый коллега Вадим Трунин. Его имени не было в титрах. Что касается авторского вознаграждения, то вопрос о нем и не стоял: Цвигун получал все свои гонорары сполна. Трунин же работал за обычную зарплату члена съемочной группы.

Я не выдаю никаких секретов - сам Вадим охотно и всегда с юмором рассказывал о своем странном сотрудничестве с генералом, да и тот, вероятно, не видел здесь ничего такого, что нужно было бы скрывать. Каждый получал то, что ему положено. На удивленные вопросы - как же так, почему без денег и как это он, известный драматург, автор "Белорусского вокзала", дошел до жизни такой,- Вадим отвечал откровенным признаньем, понятным всем, кто знал его близко. Был период в жизни, когда он задолжал "Мосфильму" оставался невыполненный договор, грозились взыскать аванс, денег не было, и тогда директор студии Сизов предложил ему поработать на Цвигуна в счет погашения долга. Так было с первым сценарием. После выхода картины его уже ловили помощники Цвигуна, он бегал от них - "пристали с ножом к горлу" шеф требовал продолжения. "Ни за что не согласился бы,- рассказывал Трунин,- хорошего понемножку, но вот чем они меня купили: в Одессе тяжело болела моя мать - они предложили поместить ее в хороший госпиталь, в отдельную палату. Дрогнул и дал согласие. Опять "за бесплатно"".

Фильмы Цвигуна - Гостева повествовали о партизанах в годы войны. Очевидно, это то, о чем Цвигун знал не понаслышке. "Снабжал ли он тебя, по крайней мере, какими-то материалами, рассказывал ли сюжеты?" - спрашивали мы у Трунина. С сюжетами, как я и предполагал, было слабовато. Мне и самому приходилось встречать людей, многое повидавших и переживших, но лишенных дара вспомнить и рассказать хоть что-нибудь личное из пережитого - одни общие места. Такое случается.

Все приходилось - из головы, рассказывал Трунин. Но был момент, когда его соавтор оживился, зафонтанировал. В сценарии был эпизод, когда герои удостаивались наград. Возник вопрос, кого из них чем наградить. Генерал отнесся к творческой задаче со всей серьезностью - вызвал к себе помощников, и вместе с Труниным они в течение двух часов распределяли награды: этому персонажу - орден "Красной звезды", тому - медаль "За отвагу", а главному герою, конечно же, "Ленина".

В одну из встреч, в знак дружеского расположения, генерал поинтересовался жизнью Трунина, его творческими планами:

- Над чем вы сейчас работаете, Вадим Васильевич?

Трунин ответил.

- А кто автор? - спросил Цвигун.

Нахожусь в уверенности, что написанные мною странички дополнят картину нравов нашего времени, которая, может быть, еще только пишется. Я даже попытался однажды сочинить фантастическую сцену "Конгресс негров". Люди, находившиеся в литературном подполье, собираются однажды, чтобы наконец-то открыть миру свои лица и - в духе времени - заявить о своих правах. Я поместил туда не только литераторов, но и композитора, и даже архитектора, чьи проекты подписаны кем-то другим, а здания стоят. Получилась сцена, по-моему, смешная и печальная. Она вошла в сценарий, а затем и фильм "Старые молодые люди", снятый в 1991-92 гг. В ходе съемки мы с режиссером добавили еще и человека, писавшего ни больше ни меньше, как доклады и постановления, "которые вы все читали и даже прорабатывали", и в доказательство он отгибает лацкан пиджака и показывает "Золотую звезду", тоже как бы тайную, теневую.

Теперь могу признаться, что ждал если не сенсации, то по крайней мере заметного отклика, реакции, может быть, даже болезненной с чьей-то стороны. "Конгресс негров" выбивался из стиля картины - единственная сцена в условной манере,- но вырезать рука не поднималась: ведь нигде еще об этом не было сказано, мы первые! Я еще продолжал жить в том времени, когда премьеры в кино и театре становились общественными событиями. Время это уходило. За два года, что прошли между написанием сценария и выходом фильма, все стало другим. В один из дней съемок я ехал на "Мосфильм" кружным путем, в объезд Садово-Кудринской и Белого дома: было 20 августа 1991. Короче, к моменту выхода картины то, о чем мы рассказывали и на что ждали отклика, непостижимым образом перестало быть интересным. "Конгресс негров"? Ну и что? Писали за других - подумаешь, какое дело! За деньги? Что особенного!.. Мы, видимо, к этому времени уже много всего узнали о своей эпохе, кого чем удивишь. А кроме того, еще и притерпелись, задубела кожа. "Ну и что?"

Вероятно, исчерпал себя на сегодняшний день сам принцип актуальности, и художнику дан сигнал: говори о вечном!

Постскриптум. Явление, так впечатлившее автора, все еще, оказывается, существует: негры не исчезли. Тогда, в те времена, наличие пишущей братии, вынужденной работать на чужого дядю, объяснялось причинами социальными и политическими: писать-то ты мастер, да печататься не вышел носом. Мое имя, твой труд, деньги пополам.

Так вот, нечего все валить на советскую власть: негры не исчезли и поныне. Они, видимо, были, есть и будут. Пожалуйста, добавьте к прочитанной главе еще несколько строчек.

В одном московском издательстве выходят длинной серией детективы под именем писателя Н. на глянцевой обложке. Вы увидите эти книги на любом лотке у станции метро. Н.- в прошлом советский следователь, даже, кажется, прокурор, вовремя слинявший на Запад. Там, обосновавшись, как говорят, в Мюнхене, он сочиняет увлекательные сюжеты из нашей недавней истории и сегодняшней жизни, излагая их на 10-15 страничках, которые пересылаются факсом в Москву, а уж тут поступают в распоряжение безымянных писателей-профессионалов: месяц-другой - и готов очередной роман. Безымянные писатели, таким образом, не только не исчезли, но даже по-своему легализовались. В отличие от прошлых лет, они получают деньги не из рук в руки, с глазу на глаз, а в кассе издательства, официально, по договорам. То, что было тайной сделкой, стало нормальным трудовым соглашением. Платят безымянным авторам сущие гроши, и неимущие члены Союза писателей - кое-кого я знаю лично - сидят не разгибаясь за компьютерами, строчат диалоги и описания, иногда по 20 страниц в день, а иначе не проживешь. Конечно, никто их не неволит заниматься таким малопочтенным трудом, но ведь и тогдашних негров никто силой не усаживал: вольному воля, не хочешь - наймем другого.

Вот постскриптум, который я позволю себе добавить к написанному. Уж не знаю, чему тут больше удивится читатель: картине ли современных нравов или простодушию автора, открывшего для себя, видите ли, Америку: думал, что негры вывелись, как бы не так!

Глава 16

НЕИЗВЕСТНЫЙ МАРКС В МОЕЙ ЖИЗНИ

Карл Маркс возник в моей жизни, можно сказать, волею случая, благодаря одной тогдашней начальнице в Госкино СССР, меня невзлюбившей. Вот такая странная связь событий. Однажды на рабочем столе у этой начальницы оказались сразу три моих сценария. Помнится, один из них пролежал года два на "Ленфильме", другой - год на студии Горького, а тут как раз подоспел третий, хуже ситуации не придумаешь. Все мы так или иначе находились у начальства на подозрении, как люди, зарабатывающие легкий хлеб. Им бы немного свободного времени, они бы еще и не такое написали, а тут возись с нашими опусами. Упомянутая дама была к тому же в некотором промежуточном возрасте и обладала вздорным характером; сценаристы и режиссеры, чьими судьбами она по долгу службы распоряжалась, четко делились на любимчиков и нелюбимчиков, я оказался, к несчастью, в числе последних, и три сценария сразу вызвали бурную реакцию, скандал, как неприкрытая попытка ограбить кассу. Появилась по этому поводу возмущенная резолюция с поручением установить, сколько у меня всего договоров на разных студиях, а заодно проверить на этот счет Нагибина и Шпаликова. Бедняга Гена Шпаликов тоже ходил в нелюбимчиках, Нагибин же избран был, вероятно, как самый плодовитый.

Как водится, все трое узнали об этом от нижестоящих чиновников на другой же день, служебные тайны у нас долго не держатся. На меня почему-то эта резолюция произвела впечатление. Все три сценария вместе с автором оказывались в подвешенном состоянии. Бросить все к чертовой матери - вот первая мысль, которая в этих случаях приходит в голову. А вторая мысль, вслед за первой: ну, бросил, ну, хлопнул дверью - и что дальше?

Вот в таком несколько расстроенном состоянии духа застал меня мой старый друг и коллега Борис Добродеев, пожаловав ко мне аккурат в тот самый вечер со своим неожиданным предложением. Появись он днем раньше, я сказал бы сразу же "нет", поскольку дал себе с некоторых пор зарок не заниматься заказными работами - писать свое, а не чужое, кто бы что ни предлагал. Боря Добродеев был к тому времени автором известных документальных фильмов. То, что он задумал на этот раз, относилось к непонятному мне жанру документально-художественного или, наоборот, художественно-документального фильма; одним словом, тут нужен был соавтор как раз из игрового кино, и это предложено было мне. Боря назвал уже и режиссера, готового взяться за его проект, это был Лев Кулиджанов - фигура более чем достойная. Фильм телевизионный, скорее всего 16 серий. Это последнее обстоятельство и было самым привлекательным: телевизионный - значит, никаких дел с Госкино. Я получал реальный шанс на год или два, а скорее даже на несколько лет оторваться от надоевших кинематографических дам; с телевизионными, слава Богу, не было никаких отношений. Несколько лет спокойной жизни, приличные деньги и, что немаловажно, хорошая компания - Боря и Лева, оба мои тбилисские друзья. А тем временем писать потихоньку что-то свое! Я представил себе эту роскошную жизнь и без промедления сказал "да". В решающие минуты жизни я почему-то никогда не колебался: делал выбор не глядя, не задумываясь. Задумывался потом.