Говард Лавкрафт - Азатот

• Название: Азатот
• Автор: Говард Лавкрафт
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третий том собрания сочинений Лавкрафта в данной серии. В него вошли вещи написанные в последние пять лет жизни автора, цикл сонетов «Грибы с Юггота», восемь рассказов раннего периода, которые Лавкрафт не включал в свой канонический список, а также эссе «Сверхъестественный ужас в литературе».Составитель – Людмила Володарская. Художник – А. Махов.

---

Комната Джилмена представляла собою помещение довольно внушительных размеров и имела при этом весьма необычную форму: северная ее стена имела явный наклон внутрь, к северу же был скошен и низкий потолок. В наклонной стене Джилмен обнаружил небольшое отверстие с неровными краями -несомненно, ход в крысиную нору – и еще несколько таких же отверстий, но уже тщательно заделанных; отсутствовали малейшие признаки того, что имеется – или хотя бы имелся ранее – какой-нибудь доступ в пространство между наклонной стеной комнаты и совершенно прямой внешней стеной здания: взглянув на дом снаружи, легко было убедиться, что там когда-то имелось и окно, заложенное, впрочем, уже очень давно. Также совершенно недоступной оказалась и та часть чердака, которая находилась над комнатой Джилмена и определенно должна была иметь наклонный пол. Когда юноша, воспользовавшись приставной лестницей, проник на покрытый густой паутиной чердак с совершенно горизонтальным полом, над входом в свою комнату он обнаружил стену с очевидными следами когда-то бывшего в ней проема, теперь крепко заколоченного весьма старыми на вид досками – они держались на длинных деревянных гвоздях, бывшими в столь широком ходу в колониальную эпоху. Увы, сколь ни убедительны были просьбы и заверения Джилмена, флегматичный и на редкость упрямый домовладелец отказался позволить вскрыть хотя бы одно из замкнутых пространств, примыкавших к комнате.

С течением времени интерес Джилмена к тому, что могли скрывать необычная стена и потолок его новой комнаты, только возрастал – он начал думать, что величина угла между ними может иметь некий математический смысл, дающий ключ к разгадке того, для чего они были предназначены. У старой Кеции, размышлял он, имелись же какие-то причины жить в комнате именно такой странной формы; разве не утверждала она сама, что именно посредством сочетаний определенных углов можно покинуть пределы известного нам пространства? Постепенно, однако, замкнутые пустоты за стеной и над потолком все меньше привлекали к себе внимание Джилмена – ему стало казаться, что назначение непривычной формы связано не с тем, что находится за поверхностью, а с тем, что лежит по эту сторону.

Первые симптомы нервной болезни и нездоровые сновидения появились в начале февраля. Очевидно, в течение всего времени, что Джилмен жил в комнате, необыкновенная ее форма оказывала на него в высшей степени странное, едва ли не гипнотическое воздействие: в ту холодную блеклую зиму он то и дело ловил себя на том, что все пристальнее вглядывается в линию, соединяющую наклонную стену и скошенный потолок. Примерно в то же время он стал ощущать и растущее беспокойство по поводу обнаружившейся вдруг полной неспособности сконцентрироваться на изучаемых дисциплинах – беспокойство тем более оправданное, что приближался срок очередных экзаменов. С другой стороны, чуть меньше давал себя знать невероятно обострившийся слух. Однако, несмотря на это последнее обстоятельство, жизнь Джилмена превратилась в навязчивую и почти непереносимую какофонию; но самым ужасным было неослабевающее ощущение, что в этом хаосе присутствуют новые, неслыханные доселе звуки – они находились где-то у самой границы восприятия, быть может, имея источник вне пределов постигаемого. Что касается обычных шумов, то самые отвратительные звуки производили крысы, копошившиеся за старыми деревянными стенами. Иногда их скрытная возня казалась даже осмысленной. Из-за наклонной северной стены доносилось что-то вроде резкого сухого грохота, когда же шум исходил из заколоченной части чердака над самой комнатой Джилмена, юноша замирал в ужасе, как если бы предчувствовал нечто страшное, только и дожидающееся своего часа, чтобы окончательно завладеть его разумом.

Сновидения Джилмена полностью вышли за пределы нормального; он догадывался, что причиной тому послужило одновременное чересчур глубокое изучение математики и определенных разделов древнего фольклора. Слишком много размышлял он над возможностью существования таинственных пространств, что, как подсказывали математические формулы, должны были находиться вне известного нам трехмерного мира. Слишком много размышлял он о том, могла ли старая Кеция Мейсон – ведомая, несомненно, силами, превосходящими человеческий разум, – найти способ проникнуть в эти неведомые пространства. Пожелтевшие от времени страницы судебных протоколов сохранили слишком много дьявольски красноречивых свидетельств как самой колдуньи, так и ее обвинителей о существовании явлений, лежащих вне сферы чувственного опыта человека. Описания сказочного спутника ведьмы, подвижного косматого зверька, были невероятно реалистичны, несмотря даже на откровенную фантастичность некоторых деталей.

Косматая тварь, размером не более крупной крысы, была известна в городе под именем Бурого Дженкина и являлась, видимо, порождением небывалого случая массовой галлюцинации; так в 1692 не менее одиннадцати человек под присягой утверждали, что видели ее собственными глазами. Сохранились и более поздние, совершенно независимые свидетельства; поражала невероятная способная привести в замешательство степень их сходства. Очевидцы рассказывали, что зверек покрыт длинной шерстью, по форме сходен с крысой, имеет необыкновенно острые зубы; мордочка его, снизу и по бокам также поросшая шерстью, удивительно напоминает болезненно сморщенное человеческое лицо, а крошечные лапки выглядят как миниатюрная копия человеческих кистей. Говорили также, что мерзкая тварь выполняет обязанности посыльного от старой Кеции к дьяволу, а питается она якобы кровью самой ведьмы, подобно тому, как это делают вампиры. Голос отвратительного существа, по словам слышавших его, представляет собой невообразимо отвратительный писк, но, тем не менее, говорит оно на всех известных языках. Ни одно из невероятных чудовищ, являвшихся Джилмену в беспокойных снах, не наполняло его душу таким смрадом и омерзением, как этот ужасный крошечный гибрид; ни один из ночных образов, переселившихся в воспаленный мозг юноши со страниц древних хроник и из рассказов его современников, не вызывал у него тысячной доли того страха и отвращения, какие внушала маленькая тварь, без устали сновавшая в его видениях.

Чаще всего во сне Джилмену представлялось, что он погружается в какую-то пропасть, бездну, наполненную странным сумрачным светом, исходившим из невидимого источника, и невероятно искаженными звуками. Невозможно было составить хоть сколько-нибудь отчетливое представление о материальных и гравитационных свойствах окружавшего хаоса или о его воздействии на самого Джилмена. Юноша всегда ощущал во сне, что каким-то образом движется -отчасти по своей воле, отчасти подчиняясь смутному импульсу извне – но никак не мог определить характер своих перемещений: он не шел, не карабкался, не летел, не плыл и не полз. О том, что, собственно, с ним происходило, Джилмен не мог судить с достаточной уверенностью, поскольку необъяснимое искажение перспективы лишало его возможности видеть собственное тело, руки или ноги; при этом он чувствовал, как весь его организм претерпевает удивительную трансформацию, словно он был изображен в какой-то косой проекции, хотя и сохранял странное карикатурное сходство с тем, что было Джилменом в нормальном мире.

Пропасти ночных видений отнюдь не пустовали – они были заполнены скоплениями какого-то вещества совершенно невероятной формы и неестественно резкой окраски: некоторые из них имели, видимо, органическую природу, другие – явно неорганическую. Несколько таких органических предметов, казалось, вызывали у него смутные воспоминания о чем-то, но Джилмен не мог дать себе ясный отчет, на что, собственно, могут с таким ехидством намекать ему эти ночные образы. Позже он разделил для себя массу органических объектов на несколько, по-видимому, естественных классов, явно отличных друг от друга по способу и характеру перемещений. Из всех этих групп особенно выделялась одна, включавшая предметы, чьи движения казались более осмысленными и поддающимися логике, чем это было присуще остальным. И все же эти странные предметы – равно органического и неорганического происхождения -совершенно не укладывались в рамки категорий человеческого разума. Неорганические предметы иногда имели определенное сходство то с разнообразными призмами, то с какими-то лабиринтами, нагромождениями кубов и плоскостей, даже с циклопическими постройками; среди органических объектов Джилмен с удивлением находил и простые скопления каких-то пузырей, и некие подобия осьминогов и многоножек, и оживших индусских идолов, и наконец, отвлеченные узоры, изысканные линии которых, переливаясь, переходили одна в другую, составляя нечто вроде тела огромной змеи. Все вокруг несло в себе какую-то невыразимую угрозу, скрытый ужас; стоило Джилмену по движениям того или иного существа заподозрить, что оно заметило его, как юношу охватывал столь невыносимый, столь отвратительный страх, что он немедленно просыпался, будто от толчка.