Мирослав Йованович - Сербия о себе. Сборник

• Название: Сербия о себе. Сборник
• Автор: Мирослав Йованович
• Жанр: Политика

Интерес к Сербии упал почти до нуля. Напрасно. Детальный ретроспективный анализ югославской драмы представляет не только исторический интерес. Сборник статей сербских политологов и экономистов, анализ поражения, его причин и шансов на выход из тупика, может оказаться чрезвычайно актуальным едва ли не в любую минуту. Книга - предостережение, и только от ее читателей зависит, смогут ли они вынести урок из опыта старых знакомых.

---

Как бы фантастично это ни выглядело, все свидетельствует о том, что Милошевич настраивался на абсолютную победу, каких еще не одерживал со времен 1990 г. и первых многопартийных выборов. Неважно, пришел ли президент к такому выводу самостоятельно или опираясь на аналитические способности льстецов из своего окружения (не говоря уже о знаменитых индийских пророках, предрекавших Мирьяне Маркович полную победу), сама претензия является серьезным симптомом прогрессирующего расстройства политической вменяемости. При всей специфичности посткоммунистического развития, Милошевич прошел все стадии развития плебисцитных диктатур, от Наполеона III и Гитлера до аргентинской военной хунты (массовая народная поддержка в начале – абсолютная концентрация власти – утрата ощущения реальности – мания величия – война – поражение – крушение). Однако вопреки приведенной структурной динамике, которая, безусловно, включает в себя и психологические моменты, само крушение, как мы уже сказали, не обязательно должно было произойти именно тогда и именно так. Ответ на вопрос, почему это случилось так, а не иначе, помимо уже перечисленных и более или менее известных факторов, вероятно, стоит поискать в философско-психологической области.

2.2. (Полу)постмодернистский (полу)диктатор или европейский Кастро?

Если немного поиграть постмодернистским жаргоном, можно было бы сказать, что Милошевич пал жертвой «объективистической иллюзии» и типично модернистской веры в «вещественность» и реальность событий. А именно, поскольку его правление зиждилось на прямо противоположных принципах, точнее, на циничном использовании постмодернистской софистской манипулятивной техники в полумодернистской социальной сфере, в решающий час перед последними выборами Милошевич отказался от части своей выгодной до тех пор стратегии. Конечно, он не отрекся от продукции виртуальной реальности. Он был настолько поглощен волшебным царством РТС, сотканным из «друзей мира», «сил овампиренного фашизма», экономических успехов и побед в войнах, в которых мы не принимали участия, что в конце концов и сам в это поверил.

На протяжении всех лет своего правления – в этом как раз и заключалась тайна его успеха – он виртуозно пользовался различными идеологическими личинами, примеряя их крайне избирательно, сообразно личному интересу. Партийный технократ-модернизатор в начале карьеры; консервативный коммунист-титоист во времена VIII съезда; социал-демагог и популист в период «антибюрократической революции»; националист и разжигатель войны в начале 1990-х гг.; бескомпромиссный миротворец и гарант стабильности на Балканах вскоре после того – все это были разнообразные тактики в функции власти как единственной истинной цели Милошевича. Даже военный конфликт в Косово и его эффектное завершение после незапланированной эскалации не являлись отступлением от этого макиавеллиевского образца. Перемена наступила только после бомбардировок НАТО и, вероятно, была связана с тем, что Милошевич тогда (как и большинство его приспешников) впервые ощутил реальную угрозу для жизни, нависшую над ним. Так действительность ворвалась и сокрушила виртуальный мир Сербии Милошевича. Оказавшись в разной ситуации, Милошевич и народ реагировали на вызов извне по-разному: он в смятении льнул к своему TV-симулякру, в то время как народ после всех «небесных» искушений стал немного более приземленным и прагматичным.

После агрессии НАТО политико-психологический портрет Милошевича претерпевает кардинальные изменения и практически сливается с тем, который олицетворяла его супруга. Вместо смелой игры с различными политическими опциями (и их проигрыша) президент вдруг искренне поверил, что его предназначение – в освобождении человечества от страшного мора, каковым являлся новый мировой порядок. Из верховного политического циника, технолога власти и нигилиста Милошевич превратился в «борца за идею». Между тем, под закат собственных дней и власти (летом 2000 г.) сложно сделаться Че Геварой или Фиделем Кастро. Эта метаморфоза президента никоим образом не воодушевила доминантный слой правящей политико-полицейско-деловой «элиты», которой вовсе не улыбалось потакать бредовым фантазиям и фрустрациям супружеской четы Милошевич – Маркович, рискуя своим положением и «потом и кровью» заработанным богатством.

Милошевича в самый неподходящий миг постигла судьба актера, сжившегося со своей ролью, и художника, влюбленного в собственное произведение: он чересчур серьезно отнесся к предназначению, предопределенному ему (его) магическим TV-зеркалом, и взаправду возомнил себя «предводителем свободолюбивого человечества всей планеты». Это была фатальная комбинация – из политического нигилиста Милошевич стал «верующим», поверившим в существование «объективной» политической реальности, но продолжавшим интерпретировать эту реальность сообразно собственной воле и представлениям. Оттого его шок утром 25 сентября и вечером 5 октября будет еще сильнее, а беспомощность и растерянность еще явственнее.

Опьяненный вновь обретенной «миссией», убежденный в собственной «правде» и окрыленный достигнутым «идейным единством» в семье, Милошевич накануне сентябрьских выборов забыл сделать то, что регулярно делал раньше: это были первые выборы, перед которыми президент не повысил, пусть искусственно и на короткий срок, жизненный уровень граждан. Конечно, сказались последствия бомбардировок, финансовой блокады и нескольких подряд неурожайных лет, но, по нашему мнению, решающей причиной все-таки стала вышеописанная ментальная перемена президента, из-за которой из «стратегических запасов» не была выделена материальная помощь населению. Вместо пенсий и зарплат ресурсы направили на «обновление и строительство», и при несомненном волюнтаризме, чрезмерном раздувании средствами массовой информации и самом характере кампании были достигнуты известные результаты. Без малого за год кое-что подлатали, устранили кое-какие последствия бомбардировок, восстановили некоторые мосты и т. д. Во всяком случае это было гораздо больше, чем раньше, когда тоже проигрывались войны и терпелись исторические поражения, но одерживались победы на выборах наряду с санкциями, гиперинфляцией и потоками беженцев из Хорватии и Боснии.

Если побеждали тогда, при наличии инфляции, призрачных нефтяных скважин и саги о «шведских деревнях», то почему бы не победить сейчас, когда вина объективно меньше, а результаты объективно выше? Этот, на первый взгляд логичный довод стал последним приемом самообороны режима. Милошевичу не пришло в голову, что избиратели поддерживали его не из-за его правоты или результатов, а из-за его силы, из-за того, что он через СМИ бессовестно манипулировал ими и социально коррумпировал. Его власть базировалась не на рациональной калькуляции политических плюсов и минусов, а на аффективной патриотической мобилизации и незначительной технологической инновации принципа «хлеба и зрелищ». Бомбардировки послужили наглядным доказательством того, что на Балканах (как, впрочем, и во всем мире) присутствует сила, могущественнее Милошевича, и из-за Коштуницы, из-за смертельной усталости народа непрестанно эксплуатируемое (еще со времен «патриотического» бойкота словенских товаров в конце 1980-х гг.) патриотическое кресало на этот раз не выбило искру: мощь захирела, игра в патриотизм наскучила, а хлеба не стало.

И если раньше распад страны, бедность, военные разрушения и другие пагубные следствия правления Милошевича в коллективном сознании воспринимались как результат стихийного бедствия или как влияние несправедливой и злой воли сильных мира сего на Западе, то теперь в реальном стихийном бедствии (засухе) и международной несправедливости (бомбардировке) обвиняли политику Милошевича. Летом и осенью 2000 г. сербский избиратель алкал перемен и был зол на всех, кто когда-либо кроил его судьбу по своему почину: на Милошевича, Клинтона, Солану, на Бога, погоду и время – но в избирательном бюллетене значилось только имя Милошевича.

2.3. Безрогий с рогатым не бодается, или Трагизм великого вождя малого народа

Наконец, необходимо упомянуть и тот противоречивый фактор крушения Милошевича, который, несомненно, сыграл важную роль, но который либо игнорируется в аналитических исследованиях (особенно проводимых в кругах, близких новой власти), либо провозглашается решающим и единственным (в кругах, близких бывшей власти). По нашему же мнению, его не следует ни недооценивать, ни абсолютизировать. Могущество Милошевича подрубили (и) потому, что того пожелало мировое сообщество (точнее Запад и Америка). То есть те, кто в 1996–1997 гг. после кризиса с локальными выборами помог ему удержать власть, усматривая в нем залог мира на Балканах и гаранта Дейтонских соглашений, теперь стали его политическими ликвидаторами. И если последнее и было совершено как величайшая услуга сербскому народу, все равно, нет оправдания тому, что предшествовало «барской милости».