Николай Никитин - Северная Аврора

• Название: Северная Аврора
• Автор: Николай Никитин
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1958

Наиболее значительное произведение Николая Никитина – исторический роман «Северная Аврора» (1950 г.), за который автор удостоен Сталинской премии в 1951 году. В романе изображена борьба против англо-американских интервентов в районе Мурманска – Архангельска в 1918–1920 гг.

Основанное на многочисленных документах и рассказах очевидцев, это произведение показывает звериное лице империалистических захватчиков, рисует страшную картину их издевательств и глумления над советскими людьми на острове Мудьюг, превращенном интервентами в концлагерь. В то же время автор показал, что, несмотря на невероятную жестокость и запугивание, интервентам не удалось поколебать в нашем народе любовь к своей советской Родине.

---

Утром, когда комендант проснулся, денщик доложил, что девушка повесилась в уборной. Роджерс распорядился закопать ее труп в лесу. Но солдатам было лень копать яму, и они бросили тело на растерзание волкам.

– Чем могу служить? – хладнокровно сказал Роджерс, показывая Абрамову на двери своего кабинета.

Они вошли. Абрамов в оцепенении смотрел на Роджерса, будто впервые видя его клочковатые брови, усы в щеточку, кадык, большую синюю бородавку на носу.

– Все именно так и было, как я предполагал… – сказал Роджерс, закуривая сигарету. – Оказывается, ваша дочь дружила с учительницей Еленой Егоровой, коммунисткой… Она вообще была близка к этому семейству… Хорошо знала самого Егорова…

– Да, знала, – глухо отозвался Абрамов.

– Ну вот! Это несомненно политическая месть… Быть может, за измену или за отказ выполнить какое-нибудь задание подпольной организации. К сожалению, это ваша единственная дочь…

– Единственная, – так же глухо повторил Абрамов. Роджерс молчал. Больше ему нечего было сказать.

– Я все знаю, – вдруг медленно заговорил Абрамов. – Нашлись добрые люди… А вы думали, что и концы в воду? Нет, народ все видит. Не спрячетесь. Это вы убили мою Клаву.

Роджерс откинулся на спинку кресла.

– Я ездил в Архангельск, – прибавил Абрамов. – У меня там знакомый в вашем штабе. Он доложил генералу Айронсайду. Но генерал сказал, что офицеры имеют право повеселиться… А с дочкой просто несчастный случай! Так что вам ничего не угрожает, господин комендант. Ваш генерал – еще больший негодяй, чем вы. А самые главные негодяи, которые выше генерала, за морем-океаном. Так я понимаю… Это они дали вам права на все преступления, – гневно продолжал Абрамов. – Сами вы не осмелились бы. До заправил ваших мне не дотянуться, а до вас… Оружия нет, и стрелять не умею. Но я очень желал бы вас убить… Вот и все, что мне нужно было вам сказать. Больше претензий не имею.

Он спокойно взглянул на капитана. «Сумасшедший», – подумал Роджерс.

Тяжело вздохнув, Абрамов напялил на голову потертую бобровую шапку и вышел. Этой же ночью его арестовали.

Через день Роджерс телеграфировал Ларри: «В городе тихо, учитель Абрамов умер в арестном доме от сыпняка».

Глава четвертая

1

«Не к офицерству обращаемся мы, а к вам, одетые в военную форму рабочие и крестьяне Америки и Англии. Вас пригнали к нам на Север. Банкиры и фабриканты послали вас душить Советскую Россию».

Так начинались листовки, разбросанные лыжниками в неприятельском тылу.

Только под утро измученная и продрогшая Люба Нестерова пришла вместе с товарищами в деревню Березник, где теперь расположился батальон Сергунько.

Той же ночью сюда передислоцировался и штаб колонны. С самого утра началась работа. Комнаты штаба наполнились людьми. Командиры приезжали с передовых позиций, расположенных в нескольких верстах от деревни.

Фролов и Драницын рано утром выехали в части. К середине дня они вернулись в Березник, чтобы провести совещание командиров и политработников, посвященное общему ходу шенкурской операции и конкретным задачам ее первого этапа.

Самая большая комната дома, где разместился штаб колонны, была переполнена. К потолку поднимались клубы махорочного дыма. Открыв совещание, Фролов предоставил слово командиру. Драницын взял карандаш и подошел к висевшей на стене карте Шенкурского района.

– Здесь движется восточная колонна, Кодемская, – сказал он, показывая на карту. – По донесениям разведки, противник концентрирует на этом направлении значительные силы. Кодемской колонне, идущей в составе восьмисот штыков и одной инженерной роты, приданы пять орудий, одно двухдюймовое и четыре полуторадюймовых. Даже на своем пути к исходной позиции эта колонна, видимо, не обойдется без боя…

Западная, Няндомская, колонна, – продолжал Драницын, – движется на Шенкурск через Верхнюю Паденьгу в составе одного стрелкового батальона, добровольческой роты при двенадцати пулеметах, двух трехдюймовых и четырех полуторадюймовых орудиях. Движение этой колонны, так же, впрочем, как и восточной, требует героических усилий. Наша, центральная, колонна оказалась в более благоприятных условиях. Ей не пришлось проделать таких походов, какие выпали на долю наших соседей.

Сейчас обе фланговые колонны находятся приблизительно на таком же расстоянии от Шенкурска, как и мы. Вот по этим радиусам… равным двадцати пяти – тридцати верстам. Сегодня ночью мы должны сделать последний бросок и на рассвете атаковать противника.

Противник знает сейчас только о Важской группе, дислоцирующейся здесь с осени. Таким образом, он считает, что ситуация на Важском участке не изменилась. Это тот козырь, благодаря которому мы должны выиграть. Внезапность! Вот на чем построен наш план, товарищи!

Затем Драницын перешел к чтению боевого приказа. Перед батальоном Сергунько была поставлена задача продвинуться вдоль Вельско-Шенкурского тракта и овладеть деревнями Лукьяновской и Усть-Паденьгой. Морской батальон Дерябина должен был двигаться по левому берегу речки Паденьги, выйти на просеку к Удельному дому и овладеть вражескими укреплениями в этом районе. Лыжникам и партизанам надлежало взять деревню Прилук, обеспечить фланги батальонов Сергунько и Дерябина и поддерживать между ними непрерывную связь. Из трех других рот полка, которым командовал Бородин, две оставались в резерве в деревне Могильник, а шестая рота частью прикрывала артиллерию, стоявшую на правом берегу Ваги, частью должна была поддерживать огнем батальон Сергунько, действовавший на левом берегу.

Далее в приказе было точно определено время действия каждого подразделения. Батальону Сергунько к пяти часам утра следовало занять опушку леса, находящуюся в двух верстах южнее деревни Усть-Паденьги. Морскому батальону Дерябина приказывалось к пяти часам тридцати минутам сосредоточиться на опушке леса, что находится в одной версте северо-западнее Удельного дома. Лыжникам и партизанам – к шести часам занять деревню Прилук.

– Это все, – закончив чтение приказа, сказал Драницын.

Ему стали задавать вопросы, он отвечал подробно и обстоятельно. Его лицо становилось тогда еще более серьезным, чем обычно, и упрямая, волевая складка возле губ приобретала еще большую резкость.

«Так ли я говорил? Все ли было людям понятно?» – спрашивал он себя.

Комиссар взглянул на Драницына, почувствовал его состояние и одобряюще шепнул:

– Не беспокойся. Доклад отличный…

Фролов обратился к собравшимся:

– Других вопросов нет?

Он провел рукой по колючим, давно не стриженным волосам, в которых пробивалась уже первая седина.

– Значит, все ясно, товарищи?

Посмотрев на часы, он погасил в блюдце окурок, встал и обвел собравшихся долгим, будто прощупывающим взглядом.

– Тогда в бой, – сказал он своим обычным глуховатым, напряженным голосом. – Покажем обнаглевшим разбойникам империализма, на что способны русские рабочие и русские крестьяне!.. Сегодня партия и народ говорят нам: «Вперед, к победе!» Прорваться сразу. Битва насмерть. Не давать пощады. Идти только вперед. Шенкурск будет взят. Иначе и быть не может. В бой, товарищи!

Он вышел из-за стола и молча пожал руки всем командирам и комиссарам. Невольное волнение овладело людьми. Все поняли: свершается то, чего каждый ждал с таким нетерпением, о чем мечтал длинными зимними ночами. На рассвете начнется долгожданный, решительный, священный бой…

2

Ровно в полночь бойцы морского батальона отправились на опушку возле Удельного дома. Они снялись первыми, так как им предстоял длинный путь. Во главе батальона шли командир Дерябин и комиссар Жилин. Выйдя из Березняка, батальон некоторое время двигался по Вельско-Шенкурскому тракту, затем свернул в поле. Все бойцы встали на лыжи.

– В море, товарищи! – шутливо скомандовал Жилин.

На людях поверх обмундирования, из-за отсутствия маскировочных халатов, было надето белье. Все шли молча. Лишь иногда кто-нибудь из матросов, чертыхаясь, останавливался, чтобы поправить на лыжах крепление. Небо было звездное, лунное. И при свете ночи вдали, будто берег, смутно чернела кромка леса. Моряки торопливо двигались к ней.

Спустя два часа на тракте появился батальон Сергунько.

Тишина нарушалась окриками на лошадей, тащивших дровни с ящиками патронов, и перекличкой телефонистов, проверявших провода.

Вскоре батальон разделился: одна рота двинулась дальше по тракту, а две другие свернули на фланги.

Последними протрусили по тракту возглавляемые Крайневым конные разведчики. Им было поручено выполнять роль связных в том случае, если телефонная связь окажется прерванной или временно нарушенной.

В пятом часу утра на тракте появился санный возок, запряженный тройкой лошадей. На облучке сидел матрос в тулупе. Тройку сопровождал верховой.