Семиен Слепынин - Второе пришествие

• Название: Второе пришествие
• Автор: Семиен Слепынин
• Издательство: Глаголь
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5–88728–001–8

Еще одно Второе пришествие Иисуса на Землю.

---

С потолка, с этих ангельских голубых высот полились тихие, нежные аккорды. Иисус вздохнул и откинулся на спинку кресла, ожидая услышать небесную музыку — что-нибудь из Баха или Шопена. Но через секунду он вздрогнул и съежился, как от удара. Сверху обрушилась джазовая истерика: раздирающий уши грохот, поросячий визг, скрежет металла и беспрерывные обезьяньи вопли. Симфония ужаса и душевного распада.

Люди выбегали на середину зала и начинали извиваться и топтаться в потном блудливом плясе.

Подавляя тошноту, Иисус припоминал, что где-то уже видел нечто похожее. Ах, да! Шабаш ведьм в фильме “Бог в преисподней”. Но, кажется, не только в фильме. Когда Иисус учился в университете, ему приходилось наблюдать в микроскоп хаотическое движение и судороги амеб, инфузорий и прочих простейших микроорганизмов. То же самое — здесь…

“Протоплазма, лишенная разума, — Иисус зябко передернул плечами. — Буйство сытой и бездуховной протоплазмы. Так что же такое человек? — вопрошал он себя, глядя на извивающихся людей. — Дергающаяся амеба? Или дух, равновеликий космосу?”

Иисус закрыл глаза и, стараясь забыть окружающее, отдался размышлениям — занятию, всегда для него сладостному. В своем воображении он увидел пещеру с низким закопченным сводом и первобытного человека, сидящего у костра. С волнением уставился этот волосатый Прометей на огонь, на только что похищенный им у неизвестности обжигающий клочок таинственной стихии. В его голове с крепким, как грецкий орех, черепом и еще не развитым мозгом молниями метались вопрошающие мысли о неразгаданном мире. Боже мой! — вздыхал Иисус. — Как все это было прекрасно!.. Вспоминались слова Гегеля: самый последовательный физик — это животное. “Верно, — согласился Иисус, — человек в противоположность животному — существо по природе своей трансцендентное и метафизическое. Едва он встал с четверенек и взглянул вверх, как пробуждающийся дух его начал рваться за пределы осязаемого физического мира. Он начал думать! Думать о причинах громов и молний, о движении небесных сфер, о тайне всего сущего, о Боге… За маленьким лбом с развитыми надбровными дугами копилась тогда великая духовная энергия, породившая Платона и Ньютона, Шекспира и Достоевского. И это было только началом, только началом… Неужели сейчас дух человеческий, не успев расцвести, отцветет и угаснет в сумерках сытости?”

Иисус открыл глаза и увидел иную, насыщенную электронной техникой пещеру с высоким голубым сводом и летающими ангелами. Разница между двумя пещерами — исходной и конечной — огромная. Но люди! Нравственно они вновь встали на четвереньки.

Это конец! Иисуса охватило отчаяние, граничащее с ужасом. Да, это конец! Спираль разума круто и необратимо повернула вниз — туда, в глубины миллионолетий, где червеобразная протоплазма копошилась в сумеречных водах палеозойского океана, в тепловатом иле. Круг замыкается, дух человеческий гаснет. Люди без мысли погружаются в уюты технической цивилизации, в этот своего рода первобытный электронный ил…

Страшные, апокалипсические мысли — видения Иисуса были прерваны самым неожиданным и пошлым образом: к нему на колени села полуголая, вспотевшая от пляски девица.

— Красавчик! — защебетала она. — Почему один? О чем задумался? Думать вредно.

Брезгливо отворачивая нос от пьяной девицы, Иисус старался вежливо избавиться от нее.

— Уйди, — проговорил он. — Блудница…

— О! — захохотала девица. — Какое слово! Прямо Евангелие.

Она внимательно вгляделась в него и весело воскликнула:

— Смотрите! Как он похож на Иисуса Христа!

Опасаясь, что его узнают в этом вертепе, Иисус в сердцах обозвал девицу ведьмой, решительно оттолкнул ее и бросился к выходу. Сзади услышал удивленный возглас девицы:

— Иисусик, постой! Куда же ты?

Выскочив на улицу, Иисус оглянулся. И только сейчас заметил над рестораном крупные неоновые буквы, горящие багрово дьявольским огнем. Бог даже зашатался от неслыханного надругательства и кощунства: этот вертеп, этот нравственный ад, где бездуховность праздновала свое торжество, назывался — “Христос воскрес”.

Бежать! Немедленно уходить отсюда! Но куда? В Западной Европе немногим лучше.

С чувством крушения всех надежд Иисус долго бродил по городу. Неожиданно очутился на безлюдном мосту. Свесившись через перила, увидел глубоко внизу тускло поблескивающую маслянистую воду. Именно отсюда бросались вниз головой отчаявшиеся люди — наркоманы, банкроты. А он кто? Бог-неудачник, обанкротившийся рыцарь духовности. Но у него нет даже вот этого последнего человеческого прибежища — возможности покончить с собой. Он бессмертен. Его словно кто-то оберегает для высокой миссии. А миссия не удалась… И еще ему не давали покоя мысли, взволновавшие в ресторане, их связь с фильмом “Бог в преисподней”. К фильму он отнесся, видимо, слишком легко и пренебрежительно.

Походив еще немного по улицам, Иисус окончательно привел свои расстроенные чувства в порядок и зашел в кинотеатр. Не без удовольствия следил он за бурно развивающимся сюжетом. Однако сейчас Иисус видел в фильме гораздо большее, чем раньше. Хотя действующими лицами выступали Бог, черти и сам правитель преисподней — Сатана, фильм был насквозь материалистическим. Иисус видел в нем блестящее гротескное воплощение действительности. Он начал проникать в скрытый смысл фильма, понимать его основной конфликт — конфликт всемогущего добра с непобедимой земной пошлостью и злом. Когда на объемном экране увидел превосходно сделанную сцену вальпургиевой ночи нечистой силы и вспомнил почти такую же сатанинскую пляску в ресторане, он даже мысленно воскликнул: “Браво!”

Особенно эффектны и полны смысла финальные сцены, когда всеблагой, духовно озаренный Бог, потерпев поражение, со страдальческой улыбкой покидает преисподнюю. Изгнание с Земли духовного начала и добра — так надо понимать эти сцены, имеющие центральное значение в философской структуре фильма. После ухода Бога над преисподней еще с минуту сияло, как последняя надежда, лазурное небо. Но вот и оно начало словно опускаться, тяжело и свинцово давить. На небо наползали зловещие багровые и черные тона, что воспринималось как неумолимо надвигающийся на человечество мрак бездуховности и нравственной смерти.

“Страшноватая концовка”, — поеживался Иисус, покидая зал.

Остаток ночи и весь следующий день Иисус находился в странном настроении — одновременно приподнятом и печальном. Днем он устроился в почти безлюдном парке. То перелистывал свежие газеты, то, отложив их в сторону, с радостным волнением вспоминал отдельные эпизоды фильма, чувствуя, что приобщился к чему-то высокому и прекрасному. Иисус начал считать фильм одним из вершинных достижений философски насыщенного, смыслового искусства, сравнимым разве лишь с “Фаустом” Гете.

Несколько увлекающийся Иисус, конечно, преувеличивал, хотя не очень сильно. Прогрессивные журналисты, как заметил он, также уловили глубинную сущность фильма и высоко оценили ее.

С пессимистической концовкой фильма Иисус не был согласен. Даже эта страна не совсем безнадежна, если в ней есть такие люди, как создатели фильма, испытывающие духовные тревоги и нравственные страдания.

Приключения в заокеанской стране и фильм на многое открыли Иисусу глаза. Он вспомнил основные вехи своего взросления: Саврасов (об ученых Иисус думал сейчас почти без антипатии), Луиджи Мелини, фильм — и понял, что его миссия в сущности глубоко бессмысленна и смешна. Человечество и без него справится со своими тревогами и заботами. Он лишь сбил с толку людей, особенно верующих, да и сам запутался. Нелепую историю со вторым пришествием надо как-то достойно закончить.

Но как? Согласиться с учеными, что он… феномен? Но это же нелепо! Иисус уверен в двойственности, почти противоречивости своей сущности. Он — человек, созданный из материи, ему отмерен лишь один миг из вечности. И в то же время он — сама вечность. Он — Бог.

Иисус чувствовал, что в его раздумья о Боге вкрадывалось что-то новое. В художественно образном мышлении Иисуса под Богом все чаще рисовалась не прежняя мистическая, потусторонняя сущность, а сама природа, как единственная причина самой себя, как нечто похожее на безграничную и вечную субстанцию Спинозы. Но пантеистические и даже материалистические прозрения были весьма смутными и кратковременными. Многого Иисус не понимал.

Но он ясно понимал и остро предчувствовал то, что наполняло душу печалью: его земное вещественное подходит к концу. Как, каким образом осуществится переход в иной мир, он не знал.

Голгофа

А сейчас Иисус сидит в недоступном для смертных убежище — глубокой горной впадине в ожидании манящего и жутковатого перехода. Иногда подходил к пенистому потоку. Шум и грохот скачущей по камням воды немного отвлекал от тревожных дум. Потом возвращался на прежнее место, садился на камень перед кострищем и бесцельно шевелил палкой давно потухшие угли.