Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !

• Название: Слышишь, Кричит сова !
• Автор: Юрий Греков
• Жанр: Научная Фантастика

---

Васька подозрительно посмотрел на него. Ивану показалось, что он вроде принюхался даже: - Чего?

- Радиомагазин...

- Какой магазин?

- Да радио!

Васька обалдело смотрел на него.

- Да ты что? - обозлился Жуков,- тебя же человеческим языком спрашивают - где здесь радиомагазин?

Трошин мигнул и плаксиво сказал: - Какое радиво, чего вам, гражданин, надо? - и стал по-рачьи отодвигаться. Оказавшись на относительно безопасном, по его мнению, расстоянии, Васька уже другим тоном вскрикнул: Вот я сейчас стрельцов кликну!

Иван махнул рукой и повернул прочь.

Сначала он обращался со своим вопросом к людям по солиднее с виду. А потом, ошалев от бессильной ярости, стал бросаться ко всем прохожим. Одни на него вопрос 198 недоуменно пожимали плечами, другие пытались сообразить, чего он хочет от них, третьи ускоряли шаг и еще долго подозрительно оглядывались на него. И ни один из нескольких десятков спрошенных, очевидно, даже не слыхал прежде слово "радио". Охваченный отчаянием, Иван продолжал кидаться на прохожих, сознавая уже, что никто здесь и понятия не имеет о радио, а это значит, что радиомагазина и быть не может. А нет радиомагазина - нет и резистора, А это значит, что ему, Ивану Жукову, труба.

Но он в бессмысленной надежде метался по улицам, пугая прохожих расспросами, и кто знает, сколько бы это продолжалось, если бы не показался вдалеке медленно шествующий посреди мостовой участковый Хрисов в низко надвинутом золотом венце. Жуков замер, как вкопанный, потом метнулся в кстати подвернувшийся проулок и через несколько шагов очутился перед широкой забухшей дверью с корявой вывеской "Бухвет". И, толкнув дверь, он шагнул через высокий порог.

Подлетевший официант в долгополой малиновой рубашке, не спрашивая, провел его к свободному столу, отскочил, и через секунду, залитый в длинный черный фрак, поставил перед Иваном большую деревянную кружку. Он появлялся еще не раз, как будто угадывая, что кружка у Ивана пустеет. И каждый раз появлялся, одетый самым неожиданным образом, а один раз даже с бородой до пояса. Но Ивана удивить уже было трудно...

Из кухонной двери, распахнутой прямо в зал, сильно чадило. Над тесно сдвинутыми столами и лавками низко повисал густой табачный дым. То и дело чавкала забухшая входная дверь, и вместе с вошедшим врывались с холода клубы пара, мешались с дымом и чадом. Воздух слоился и дрожал, странно искажая лица и фигуры сидевших за кружками людей. Обрывки разговоров, которыми гудел зал, вдруг явственно доносились до Ивана от самых дальних столиков, терявшихся в дымном полутумане.

Он то вслушивался, то уходил в себя - механически, бездумно.

За соседним столиком сидели двое - оба удивительно на кого-то похожие. Иван чуточку, как-то нехотя, напряг память: ну да - один вылитый Кот в сапогах, второй- длинноносый, задиристый - был удивительно похож на пожилого Буратино.

Кот в сапогах спросил: - Слушай, а как ты относишься к экзистенциализму?

- Никак,- отвечал Буратино.

- Мне трудно поверить! - удивился Кот.- Разве можно "никак" относиться к экзистенциализму?

- А мне начхать,- ответил Буратино, погружая в кружку длинный нос.

- Ты рисуешься! - возмутился Кот.

- Никак нет,- сказал в кружку Буратино,- я не художник...

Тут появился официант и поставил перед Иваном новую кружку, на секунду заслонив собой Кота с Буратино, А когда он снова отскочил, за соседним столом сидели два старика в черных высоких клобуках. "Монахи, что ли?" вяло подумал Иван. От столика донеслось: - Милость без правды малодушество есть. Правда без милости - мучительство...

Второй голос резко ответил: - Чтый да разумеет!

Прислушиваться Иван не стал, и голоса как-то отдалились, словно говорившие отодвинулись далеко-далеко.

Хлопнула дверь, воздух сотрясся, и в противоположном конце зала открылись два сдвинутых стола. За ними, откинувшись на спинки стульев, сидели в расшнурованных синих куртках молодые усатые парни. Один вдруг поднялся и, высоко вздев кружку, завел: - Нам каждый г-о-ость дарован богом...

Собутыльники замолчали, подняв свои кружки.

- Какой бы н-и-и был о-о-он земли,- тянул стоявший.

На лицах сидевших было написано ожидание и, когда их товарищ пропел: В парче иль р-у-убище убогом...- все гаркнули в один голос: - Аллаверды!

Воздух заколебался снова, и клубы дыма и пара затянули пирующих в дальнем углу. И тут Иван услышал прямо у себя над ухом: - Ярыжка, а ярыжка!

Нисколько не относя это обращение к себе, Иван оглянулся, привлеченный непонятным словом. К нему близко наклонился хитроглазый мужичонка с какой-то кривой влево бороденкой. Зашептал: - Пиши. Быстро надо. Две денги дам.

- Что писать? - удивился Иван.

Мужичонка сдвинул кружки в сторону, присел на невесть откуда взявшийся стул и вполголоса спросил: - Бланок-то есть?

- Какой "бланок"?

- Эх ты, ярыга-ярыга, голь кабaцкая,- буркнул мужичонка недовольно, полез за пазуху, достал смятую бумажку и, расправив на столе, пододвинул Ивану: Пиши давай.

Иван мутно уставился на бланк с грифом "Срочная телеграмма".

- Пиши давай, пиши. Быстро надо,- недовольно заторопился кривобородый.

Иван достал авторучку - чего, спрашивается, не написать, если просит человек, может, неграмотный,- подумалось равнодушно. Мужичонка, поминутно сторожко оглядываясь, наклонился близко-близко и чесночно зашептал Ивану в самое ухо: - Так, значит. Пиши: Царю-государю бьет челом и извещает сирота твой государев Мишка Иванов, сын Чулков, на Александра Федоровича, сына Нащокина, а прозвище на Собаку, что хочет тот Александр крестное целование порушить...- мужичонка задохнулся, перевел дыхание, оглянулся и снова зашептал: - а тебе, праведному государю, изменить, хочет отъехать со всем своим родом в иную землю, а называет себя царским родом, и хочет быть тебе, государю-царю, супротивен... Написал?

- Написал,- кивнул Иван.

- Ты пояснее, пояснее-то пиши. Ну, значит, дале так: Как Федор Иванов, сын Нащокин, у царя Василия Ивановича Шуйского царский посох взял из рук, так теперь Александр Нащокин хвалится тем же своим воровским умышлением на тебя, праведного царя, и Московским государством, твоею царскою державою смутить. Точка. Давай сюда.

Мужичонка схватил бланк, бросил на стол две монетки и растворился в клубах дыма.

- Вы позволите? - у столика стоял опрятно одетый полупожилой человек с французским выражением лица.

Иван вспомнил - видел его мельком в первый день, когда шел к себе на квартиру.

- Пожалуйста,- кивнул он на свободный стул.

- Да, сегодня прорыв большой,- непонятно сказал тот, садясь и медленно оглядывая зал.

- Ну, что ж,- продолжал он,- не скрою, ожидал вас здесь увидеть. С тем и пришел. Позвольте представиться - Гай Петрович Сверливый, преподаватель халдейской истории в местном гимнасиуме.

- Иван Петрович Жуков, электромонтер,- сказал Иван, пожимая протянутую через стол руку.

- Так-так, Иван Петрович,- проговорил Сверливый, пододвигая к себе принесенную долгополым официантом кружку.- Как вам наша брага нравится? он сделал ударение на слове "наша".

И не ожидая ответа: - Всю жизнь прожил в городе. Всех наших горожан знаю, если не поименно, то в лицо. Вас не знаю. Хоть вы и очень похожи на одного молодого человека. Значит, вы из этих,- легким кивком показал на сидевших вокруг. - Не ошибаюсь?

Издалека донеслось: - Аллаверды!

Иван вздрогнул и, почувствовав на себе внимательно-доброжелательный взгляд своего неожиданного собеседника, вдруг решился...

Когда он закончил, его поразило то, что учитель нисколько не удивился его рассказу. Еще недавно внимательный, взгляд Гая Петровича стал каким-то рассеянным, блуждающим бесцельно. Но Жуков едва успел пожалеть о собственной откровенности, как учитель совсем другим, робким и одновременно полным скрытой надежды голосом спросил: - Скажите, не осталось ли у вас случайно каких-нибудь монет из того, из вашего времени?

Иван полез в часовой карманчик, где обычно держал трехкопеечные монеты для автомата газ-воды, нащупал - есть, и положил на столешницу четыре монетки. Сверливый вспотел, голос его прерывался: - Боже мой, боже мой...

Взяв себя в руки, что стоило ему явных усилий, он сказал: - Видите ли, я коллекционирую трехкопеечные монеты...

- Да возьмите, о чем речь,- сказал Иван, и не подозревая, какой музыкой прозвучали его слова для Сверливого.

- Боже мой, боже мой,- опять зашептал учитель.Это же невероятно, такое может только присниться...

- Рад бы я был бы, если бы все это приснилось,горько проговорил Иван.

Осторожными движениями поглаживая монеты, учитель халдейской истории поднял на Ивана благодарный взгляд".

Прочитанное встало перед глазами, как наяву. "Вообще-то крупнo повезло, что со Сверливым познакомился", - подумал Иван. И, действительно, если бы не учитель, трудно сказать, как бы все повернулось. Иван это и тогда понимал, но сейчас, представив на мгновенье, что знакомство это не состоялось, внутренне поежился. Хотя пояснения Сверливого непонятных Ивану вещей были весьма туманны, главное в другом: Гай Петрович был единственный человек, знавший о том, кто на самом деле Жуков и откуда он взялся. Перед всеми остальными Иван должен был изо всех сил притворяться, чтобы не попасть впросак, делать вид, что все окружающее для него понятно и естественно, хотя порой волосы дыбом вставали. С учителем же все выходило просто. Его можно было расспрашивать. Расспрашивать, не опасаясь, что собеседник взвизгнет на манер Трошина или чего доброго кинется звать центуриона.