Н Греков - Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы

• Название: Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы
• Автор: Н Греков
• Жанр: История

---

Запретить не могли, так как русско-китайская граница в пределах Омского военного округа официально не была закрыта для иностранцев. Германское посольство вступилось за права лейтенанта. Граф Пурталес обратился в МИД с требованием "беспрепятственного" пропуска его соотечественников в Китай по тому пути, который они выбрали. МИД совершенно не имело представления о том, что происходит в далеком Бийске. На запрос I Департамента МИД о причинах задержки германцев Томский губернатор сослался на распоряжение Департамента полиции МВД. Последний указал на соответствующее распоряжение ГУГШ. А именно сейчас дипломатам связываться с военными не хотелось. В конце мая 1909 г. МВД без согласования с Главным штабом и ГУГШ выдало американцам Гаррисону и Чью разрешение на охоту в пограничной с Китаем полосе Туркестана. Военные узнали об этом лишь после того как оба иностранца выехали в Среднюю Азию. Тогда через голову МИД, нарушив общепринятый ведомственный этикет, начальник Генштаба направил письмо американскому посланнику, где сообщил, что "ничего сделать нельзя" и господам Чью и Гаррисону следует вернуться в Санкт-Петербург{107}. Самоуправство дипломатов задело самолюбие военных и они теперь решили, что настал их черед проявить инициативу.

24 июня 1909 года делопроизводитель ГУГШ полковник Монкевиц в письме директору I Департамента МИД оправдывал действие сибирских властей в отношении германцев тем, что, во-первых, поездка Беринга и Штецнера из Томска через Бийск в Кобдо "является существенным уклонением" от первоначально заявленного маршрута и, во-вторых, штаб Омского военного округа совершенно справедливо противится этой поездке, поскольку "она носит явно разведывательные цели". ГУГШ одобрило действия сибирских властей и высказалось "за отклонение ходатайства германского посла" на том основании, что Алтай, "особенно в районе Бийского тракта, причисляется к тем пограничным с Китаем районам, предоставление права охоты в которых признается совершенно нежелательным"{108}.

Эти резоны военных были доселе тайной для МИД. Пока российские дипломаты пытались постичь логику своих соотечественников, германское посольство подготовилось к решительным действиям. Явно назревал дипломатический скандал. Его вероятность возрастала и благодаря личности самого германского посла при Высочайшем дворе графа Пурталеса, который был сторонником жесткого курса в отношении России. 28 июня Пурталес направил министру иностранных дел Извольскому официальную ноту, в которой указал на следующее: "...посольству известно из циркуляров МИД, что для проезда иностранцев в русские среднеазиатские владения необходимо специальное на каждый случай разрешение, но вовсе не известно, чтобы в пределы этого запретного района входила Сибирь"{109}. На этом основании посол делал вывод: "препятствия, чинимые русскими властями к проезду по общедоступному тракту в Китай незаконными". В заключение он требовал ответа на 2 вопроса: на основании каких законов путь от Бийска до Кобдо закрыт для германских путешественников и в каких частях империи и в соответствии с какими законами русские власти могут требовать от путешественников соблюдения определенных маршрутов{110}.

Извольский не знал, что ответить. Действительно, все ограничения касались лишь Туркестана, а предугадать место очередной импровизации военных министр был не в состоянии. Германский посол задал именно те вопросы, которых не хотели касаться главы внешнеполитического и военного ведомств. 4 июля 1909 г. Извольский отправил письма председателю Совета министров П.А. Столыпину и военному министру В.А. Сухомлинову, в которых подробно изложил претензии германского посла и, собравшись с духом, вывел: "...считаю своим долгом высказать, что в интересах поддержания добрых отношений с иностранными державами, я полагал бы безусловно необходимым установление полной ясности и определенности в вопросах о допущении иностранцев в те или иные области империи"{111}.

По мнению Извольского, задержанных в Бийске немцев следовало бы в конце концов арестовать и судить, если против них есть "серьезное обвинение", или же уступить требованиям германского посла и пропустить в Китай{112}. Министр хотел, как можно скорее, уладить этот инцидент, дабы на фоне безрезультатных переговоров Николая II и Вильгельма II в начале июня 1909 года и готовящейся встречи царя с французским президентом и королем Великобритании не дать повод берлинскому кабинету поднять шум о нарушении русско-германского договора 1904 года и, следовательно, недружественной политики России в отношении Германии{113}. Именно на это обстоятельство, как первооснову дела лейтенанта Баринга, указывал граф Пурталес.

Военным пришлось смириться. 3 июля ГУГШ рекомендовало Департаменту полиции пропустить саксонцев в Китай потому, что "...за исчерпанием всех благовидных предлогов, дальнейшая задержка лейтенанта Баринга и архитектора Штетцнера в Бийске грозила развиться в дипломатический инцидент"{114}. Русские власти вновь уступили давлению Берлина. Особо унизительным было то обстоятельство, что успех германской стороне обеспечила неповоротливость российской государственной машины.

Далее откладывать вопрос о согласовании действий МИД, Генштаба и МВД было уже нельзя. Вслед за военным и внешнеполитическим ведомством, МВД, также оказавшееся в дурацком положении, обратилось в Генштаб с указанием на "нежелательность повторения впредь недоразумений, однородных с возникшими в данном случае". 13 июля 1909 года начальник Генштаба заверил товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова в том, что военный министр уже распорядился приступить к разработке правил, "имеющих целью урегулировать вопрос о допуске иностранцев не только в Туркестан.., но и на территории прочих наших владений". Когда проект будет готов, ГУГШ передаст его для обсуждения в межведомственную комиссию с участием представителей "всех заинтересованных ведомств, в том числе и МВД"{115}.

Обещание это, насколько можно судить по дальнейшим событиям, так и не было выполнено ни в 1909, ни в 1910 годах, ни позже. Единственным новшеством стал обмен информацией между МИД и военными о намечаемых ими действиях в пограничных районах. Это позволяло внешнеполитическому ведомству прогнозировать возможную реакцию ГУГШ на появление иностранцев в конкретных районах, и заблаговременно, чтобы не провоцировать дипломатических осложнений, подыскивать погоды для вежливого отказа нежелательным визитерам.

В июле 1910 года посольство Австро-Венгрии обратилось в российское МИД с просьбой "о рекомендациях перед местными властями" для австрийского подданного Ф. Оберлендера, пожелавшего охотиться в районе Саянского хребта (приграничные районы Восточной Сибири). На сей раз удалось избежать долгих препирательств с иностранным посольством. Военные заранее предупредили МИД о готовящейся отправиться в те же места - Урянхайский край - разведывательной экспедиции полковника Попова. Ей предстояло изучить предполагаемую полосу русско-китайской границы именно в районе Саянских гор. МИД признало "нежелательным" присутствие в этих местах иностранного наблюдателя, и, не дожидаясь вмешательства военных, взяло на себя инициативу отказа, тактично посоветовав австрийцу изменить планы "на этот год" из-за "не вполне спокойного положения в крае". Одновременно МИД предложило военным придерживаться той же версии "на случай, если бы со стороны заинтересованного лица последовало непосредственное обращение для проверки нашего сообщения"{116}.

Любезная предупредительность со стороны МИД выглядела своеобразным приглашенном к более тесному сотрудничеству двух министерств, однако, к сожалению, протянутая рука повисла в воздухе.

Практически все иностранцы, путешествовавшие по Азиатской России, просили разрешения на право охоты в зоне предполагаемого маршрута. Эта, на первый взгляд, вполне безобидная просьба, в действительности означала желание избавиться от надзора властей. Право охоты давало прекрасную возможность произвольно менять маршрут, подолгу задерживаться в интересующих путешественника (точнее - разведку, которая его направила) районах, проводить картографические съемки и т. д. Именно поэтому военные проявляли невероятное упрямство, официально запрещая иностранцам охоту на приграничных территориях. Здесь, как мы уже убедились, мнения МИД, и военного ведомства не совпадали. Всякий раз между ними по этому вопросу разгорались споры.

Дипломаты были уверены, что запрет на охоту может использоваться только в крайнем случае; военные же стремились распространить эту меру не только на пограничные районы Туркестана, но и как можно шире.

Обычные ходатайства дипломатов, как правило, отклонялись. Например, ГУГШ не сочло возможным в ноябре 1908 года удовлетворить ходатайство британского посла, поддержанное российским МИД, о разрешении лейтенанту Роберту Пиготу в течение пяти месяцев охотиться в Туркестане{117}. Та же учесть постигла и ходатайство англичанина Т. Миллера, намеревавшегося заняться охотой по пути из Кульджи в Верный и далее, в Пржевальск{118}. Однако так легко военные могли решать проблемы только в Туркестане, управление которым осуществлял Главный штаб. Семипалатинская область, Томская губерния и другие губернии Сибири, граничившие с Китаем, находились в ведении МВД. Руководители этого ведомства охотно шли на сотрудничество с военными, но выполняли их требования лишь в тех случаях, когда это не вступало в противоречие с действовавшими на территории империи законами. Иногда военные принимали это спокойно, иногда пытались настаивать, но в любом случае изменить позицию МВД им не удавалось.