Джанкарло де Катальдо - Третий выстрел

• Название: Третий выстрел
• Автор: Джанкарло де Катальдо
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-395-00073-6

Сборник новелл представляет ведущих современных мастеров криминального жанра в Италии – Джорджо Фалетти, Сандроне Дацьери, Андреа Камиллери, Карло Лукарелли и других. Девять произведений отобраны таким образом, чтобы наиболее полно раскрыть перед читателем все многообразие жанра – от классического детектива-расследования с реалистическими героями и ситуациями (К. Лукарелли, М. Карлотто, М. Фоис, С. Дацьери) до абсурдистской пародии, выдержанной в стилистике черного юмора (Н. Амманити и А. Мандзини), таинственной истории убийства с мистическими обертонами (Дж. Фалетти) и страшной рождественской сказки с благополучным концом (Дж. Де Катальдо). Всегда злободневные для Италии темы терроризма, мафии, коррумпированности властей и полиции соседствуют здесь с трагикомическими сюжетами, где главной пружиной действия становятся игра случая, человеческие слабости и страсти, авантюрные попытки решать свои проблемы с помощью ловкой аферы… В целом же антология представляет собой коллективный портрет «итальянского нуара» – остросовременной национальной разновидности детектива.

---

– Конечно увидел и сделал вид, что ничего не случилось. Настоящий джентльмен, не то что ты!

Используя старинную дыхательную технику, вратарь попытался погасить охватившее его волнение. Он расслабил брюшные мышцы, чтобы опустилась диафрагма, и сдавленно захрипел.

– Что за чертовщину ты вытворяешь? – прервала его упражнения журналистка.

– Волнение-волнение-волнение… Позвонить ему? Что делать, звонить? Звонить! Да, звонить.

Он вытащил мобильник.

Его загнали в угол. Патроны кончились, факел погас. У него осталась только кирка. Три медсестры-зомби окружили его и стали стягивать кольцо. Он поразил одну из них, и она рассыпалась. Но две другие уже впились в него зубами.

Тут зазвонил телефон. Пако выронил джойстик и взял трубку:

– Какого черта?

– Привет, это Серджо.

Пако терпеть не мог, когда ему звонили после половины восьмого.

– Давай говори…

– Ты меня не видел!

Пако опешил:

– В каком смысле?

– В том смысле, что ты меня не видел. Если Луана узнает…

– Да в чем дело? Абла громче, ничего не слышно, каброн![19] Ты где?

– Я в «Кальтанисетте»! Ты меня видишь?

– Не-а! – Пако провел по лбу рукой. – У нас послезавтра дерби… куда ты пропал?

– Подожди, я подниму руку… А так видишь? Вот, теперь видишь?

Пако откусил кусочек сосиски, лежавшей на электрогриле возле дивана.

– Серджо, ты меня начал доставать!

– Эй, конечно, Сомаини… куколка, а?

– Ну, куколка… – Он ничего не понимал.

– Не врубаешься? Мы с тобой в «Сицилии». Видишь ли, жизнь иногда… В общем, это лучшее место… Я заказал баклажаны и советую тебе лапшу «алла Норма».[20]

– Серджо, ты меня задолбал!

– Извини, извини… Но ты ведь в «Сиракузах», и я хотел дать тебе совет…

Футболисты долго не могли понять, кто где и что к чему, но примерно через четверть часа клубок начал разматываться.

– Пожалуй, ты прав, это не можешь быть ты. Я тебя вижу, и у тебя в руке нет мобильника. Но тогда кто же это?

– Подожди-ка… В ресторане я и в то же время не я?

– Вот-вот. Но он говорит и двигается, как ты. Правда, одет он странно…

– Серджо, все в порядке. Я понял. Спасибо. Дальше разберусь сам.

Симона Сомаини очень устала, у нее слипались глаза.

Удивительно. Вот уже два года, как она спала не больше трех часов в сутки и не уставала. Точнее, со времени операции на груди она чувствовала постоянный прилив сил и такую энергию, что выдерживала ритм работы, который мог бы свалить слона.

А сегодня, ужиная с Пако Хименесом де ла Фронтера, она хотела только нырнуть под одеяло, и больше ничего. А ведь наверняка на улице ее поджидала армия фотографов, расставленная ее агентом.

Не спать. Не теперь. Не нынче вечером. Не с Пако.

Что произошло? «Шардонне Планета» со льдом, хлеб с овощным салатом-фантазией? Флавио Сарторетти и сам не знал. Но ему не было так хорошо с тех пор, как он победил в телевизионном конкурсе в девяносто девятом году. Единственным диссонансом была Сомаини, которая клевала носом и перестала его слушать. Три таблетки рогипнола, брошенные в ее бокал, пока она ходила в туалет, делали свое дело.

Вот незадача, а то он бы непременно трахнул ее сегодня.

Но ему очень было нужно от нее еще одну вещь, и спрашивать надо было быстро, пока она не вырубилась.

– Симона, послушай, ты знаешь одного актера, великого актера, muy lindo che se llama Flavio Sa…[21]

И вдруг он оказался в другом мире: Симона Сомаини, сидевшая перед ним, исчезла, на ее месте колыхалась какая-то жидкость и на него любопытно таращилась морда групера. А сквозь аквариумное стекло, расплываясь, приветливо махали руками Молитвенник, Закуска, Питбуль и Гробовщик.

Тут его схватили за волосы.

На улице возле ресторана Паоло Бокки нервно глядел на часы. Они сидели там уйму времени, и, по его расчетам, Сомаини уже должна была вырубиться.

С минуты на минуту Флавио выйдет вместе с актрисой. Бокки забрался в автомобиль и стал следить за выходом из ресторана. Наконец двери распахнулись. Четверо орков со страниц «Властелина Колец» волокли какой-то мокрый тюк, завернутый в тряпку, похожую на тунику Мбумы.

Он выругался. План, кажется, провалился.

Он увидел нечто невозможное в природе. Один из «ультра» согнул Сарторетти, как рекламный проспект, и, вопреки всем законам физики твердых тел, засунул в багажник «форда-Ка».

Потом все четверо вскочили в машину и уехали.

Бокки выскочил из «131-го» и оседлал «кабаллеро».

Он не мог все это так оставить.

– Помнишь фильм «Бен Гур» с Чарлтоном Хестоном? – спросил Молитвенник у Флавио Сарторетти, который лежал на земле посреди цирка Массимо, пристегнутый цепью к «харлей дэвидсону» модели «уайд глайд» восемьдесят третьего года.

Сарторетти прохрипел что-то, видимо означающее «да».

Закуска увеличил обороты двухцилиндрового двигателя до четырех тысяч, газанув в лицо комика:

– Помнишь гонки с грузом?

Сарторетти понял. Это был один из его любимых фильмов, вместе с «Крамер против Крамера».

– Сколько кругов положено сделать?

Сарторетти прошелестел:

– Че… тыре, как кругов под… ки… лем…

– Молодец. – Молитвенник повернулся к Закуске. – Давай, вали!

Закуска сделал вираж, выпустив фигурную струю дыма, выжал педаль газа, стрельнул глушителем и поехал на одном колесе.

С высоты общественного розария Бокки наблюдал, как друга тащат по древнему римскому стадиону. Тот брыкался, как марлин в сети, среди собачьего дерьма и битых бутылок.

Бывший хирург закрыл лицо руками. Под рев мотоцикла, что отдавался в стенах Августинского собора, он погружался в бездну отчаяния.

Надо было придумывать другой план!

Спустя два месяца

Для Паоло Бокки это были два тяжелых месяца.

Первые две недели после провала операции он провел в коробке под мостом Сикста, прислушиваясь к реву моторов над головой. Несмотря на все усилия, никакой другой план в голову не приходил.

Мбума возвращался поздно и был не в духе: его мучила тоска по засушливым просторам родины. Бокки решил, что пришло время действовать.

Сарторетти использовать не выходило: он лежал в коме в клинике Фатебенефрателли.

Однажды утром, когда Бокки подрабатывал мытьем витрин в магазине Трони, он увидел на экране плазменного телевизора Симону Сомаини, дававшую интервью. Он бросил тряпку и скользнул внутрь магазина.

– Я снова буду доктором Кри, как и прежде, опекающей всех слабых. Мы старались как можно ближе подойти к реальности. В общем, все будет как в настоящей больнице.

– А есть какие-нибудь новости в съемочной группе? – спросил расфуфыренный ведущий.

– Конечно. Прежде всего, новый режиссер. Микеле Морин… мастер… и, в общем…

Бокки почувствовал землетрясение в правом полушарии мозга, там, где содержится память.

Микеле Морин…

Пять лет назад он его оперировал.

Это был шедевр. Одно из тех хирургических вмешательств, что достойны занять место в тележурналах или на страницах альманаха «Природа», но о которых не принято распространяться. Учитывая исключительную интимность вмешательства, был подписан контракт о полной секретности на весьма солидную сумму. Хирург увеличил до двадцати пяти сантиметров член Микеле Морина, который в состоянии эрекции едва дотягивал до девяти. Операция длилась семь часов.

Микеле Морин теперь зависел от его милости.

Антонелла Иоцци голышом сидела на кожаном диване в квартире на проспекте Анджелико. Она была худа, пепельные волосы коротко острижены, над острыми сосками болтались на цепочке круглые очки в золотой оправе. Маленькие голубые глаза разделял крючковатый нос. Она сидела неподвижно, как в зале ожидания на вокзале. Перед ней, широко расставив длинные ноги, в одном кимоно, стоял знаменитый режиссер Микеле Морин.

Не то чтобы Морин был сражен красотой своей секретарши, просто Умберто, главный осветитель труппы, уверил его, что Антонелла – мастер минета и проделывает его с таким искренним энтузиазмом, что все остальное отходит на задний план.

Как правило, прежде чем начать съемку, Микеле Морин заставлял всех женщин труппы заняться с ним оральным сексом. Он завел этот обычай вовсе не по причине своих грязных наклонностей, а по двум простым соображениям: во-первых, профессиональная дисциплина требовала, чтобы вся женская половина труппы ощущала себя сообщницами. Во-вторых, надо было ублажать свои двадцать пять сантиметров.

– Не угодно ли полюбоваться на эту кефаль! – шиканул он яркой метафорой, вытаскивая из-под кимоно хирургический шедевр.

Антонелла, которой недоставало многих диоптрий, водрузила на нос очки.

– Ого, ну, громадина! – воскликнула она с сильным умбро-маркийским акцентом.