Рональд Данн - Когда небеса молчат

• Название: Когда небеса молчат
• Автор: Рональд Данн
• Издательство: Издательство «Посох»
• Жанр: Религия
• Год: 1998
• ISBN: ISBN: 5–88869–073–2

— Почему благочестивые люди страдают?

—Всегда ли страдания — расплата за грех?

— Всякое ли страдание объяснимо?

—Что делать когда Бог молчит, и все идет как будто Его и нет?

Эта книга посвящена психологическому и богословскому анализу трудной проблемы — объяснению и преодолению страдания.

Почему Бог «молчит»? Почему благочестивые люди страдают? Что делать, когда вокруг все рушится? Над этими вопросами рассуждает пастор Рональд Дани, сам переживший глубокую утрату — преждевременную смерть своего сына. Книга Рональда Даииа написана простым языком, в то же время она очень содержательна. Автор обращается к многим работам по проблеме страдания, как христианским, так и светским. Книга рассчитана на широкую аудиторию и будет интересна как верующим, так и неверующим читателям.

Книга пастора Рональда Данна не является отвлеченной или поверхностной. Он сам пережил глубокое страдание -: его сын заболел шизофренией и покончил жизнь самоубийством, после которого последовала тяжелая депрессия, которую автор преодолел только через десять лет. Итогом размышления над этим опытом стала предлагаемая нами книга. Автор также обращается ко многим работам по проблеме страдания. Книга Рональда Данна написана простым, ясным языком и очень содержательна.

Рональд Данн несет служение ответственного пастора в баптистской церкви в городе Ирвинге (штат Техас). Популярный докладчик на конференциях по проблемам душепо–печительства.

---

Быть может, действительно, наше страстное желание знать причины происходящего продиктовано лишь нашим страхом, что подобное может произойти и с нами. У меня нередко создавалось впечатление, что зачастую, когда люди молятся о чьем–нибудь исцелении, на деле они молятся о своем собственном. Мы как бы устраиваем проверку: если Господь дарует выздоровление этому несчастному, возможно, Он так же поступит и со мной. Это поддерживает нашу надежду на то, что мы можем слегка оттянуть наступление неминуемого. Вся наша жизнь теплится на этой молитве.

Возможно, именно об этом думали друзья Иова, когда утешали его. Варреи Вирсбе пишет, что состояние Иова угрожало их душевному спокойствию: «То, через что ему пришлось пройти, ставило под сомнение обоснованность их такой гладкой и ясной теологии… То, что случилось с Иовом, вполне могло произойти и с ними самими! Их не очень–то беспокоил Иов со всеми своими неприятностями. Их главной заботой было не просто утешить страдающего человека, а избавиться от проблемы как таковой».[24]

Люди, подобные Иову, вызывают у окружающих чувство неловкости. Непрестанные муки этих несчастных ведут к сбою в нашей безупречной богословской машине и заставляют нас выдумывать объяснения неполадкам, изобретать исключения из правил. И на это у нас фантазии хватает.

Мы задаем себе этот извечный вопрос «почему?», потому что мы жаждем освобождения от чувства вины. Чувство вины есть неизбежное последствие горя и страданий. И нет ничего более иррационального, чем чувство вины, рожденное горем. Каким–то причудливым образом исполнившись скорбными мыслями, мы вдруг приходим к осознанию того, что во всем происшедшем отчасти или даже полностью виноваты мы сами. Мы либо спровоцировали это, либо внесли свой вклад в развитие событий, либо ничего не предприняли для предотвращения несчастья. Чувство вины нашептывает нам, что мы мало любили, мало делали мало были. Наверняка можно было найти способы отвести все эти напасти — и это нас убивает.

Однако же разумные объяснения, доказывающие, что мы тут совершенно ни при чем и что мы были бессильны этому противостоять, поскольку «такова на то Божья воля», освобождают нас от ответственности и — от чувства вины. Особенно часто это происходит с теми, кто пережил самоубийство близкого человека. Мы так хотим, чтобы это оказалось лишь несчастным случаем или трагической ошибкой — всем, чем угодно, только не самоубийством. Самоубийство вопиет и обличает нас.

Желание освободиться от этого гнета настолько велико, что порой мы начинаем прилюдно осуждать и обвинять самих себя в надежде, что окружающие бросятся нас утешать и убеждать в обратном.

Более того, спрашивая «почему?», мы стремимся обрести душевное равновесие. Вопрос «почему именно я?» предполагает, что допущена несправедливость, требующая исправления. «Вопрос «почему я?» делает упор на случайность всей ситуации, на некую нечестность но отношению к нам. Он помещает человека в пучину хаоса».[25]

Практически никто не спрашивает себя: «А почему не я?». Некоторые, быть может, приходят к этой мысли, но чуть позже, не в самом начале. Какое бы несчастье с нами ни приключилось, мы его, конечно же, не заслужили; мы просто случайно проходили мимо, и нас настигла шальная нуля. Когда с нами происходит что–нибудь хорошее, мы не терзаем себя лишними вопросами, нет, — это бывает только в случае несчастья. Врач–психиатр М. Скотт Пекк подметил следующую особенность: «Странное дело. Сколько раз мои пациенты и знакомые задавали мне один и тот же вопрос: «Доктор Пекк, почему в мире существует зло?». И никто за все эти годы не спросил меня: «Почему в мире существует добро?».[26]

Не так давно в нашем городке в аварии погиб молодой человек. Ни он, ни его родные не были верующими. Один из организаторов похорон пригласил пастора из нашей церкви провести церемонию. За день до назначенного срока тот зашел к родителям юноши обсудить последние детали. Перед самым уходом он спросил у матери, можно ли ему будет помолиться над гробом. Женщина пришла в ярость и закричала ему в лицо: «Никаких молитв! Слышите?! Господь забрал у меня моего мальчика! Никаких молитв в этом доме не будет!».

Когда расстроенный пастор рассказал мне эту историю, я подумал: «Наверное, впервые за многие годы эта женщина вспомнила о существовании Бога. И, наверное, впервые пришала, что Он на что–то способен». Сомневаюсь, однако, что, когда ее сын только родился, она воздала хвалу и благодарность небесам. К рождению ребенка Бог отношения не имел, а только к его смерти.

Почему мы только виним Бога за то плохое, что происходит в пашей жизни? Почему страховые компании называют стихийные бедствия и различные катастрофы «деяниями Божьими»? Мы никогда не подвергаем сомнению хорошие события, только плохие. Мы не поражаемся, насколько благ Господь, мы принимаем это как должное. Несчастья нас удивляют, а удачи нет.

И хотя обретение заветного ответа на это сакраментальное «почему?» ничего уже не исправит, оно, но крайней мере, восстановит наше уязвленное чувство справедливости, которая, как мы верим — или, скорее, отчаянно желаем верить, — заложена в саму основу Божьего творения. Ведь если мир действительно создан Богом, то он должен покоиться на принципах справедливости и равенства. Это было бы логично. «В конце концов, — пишет Джеймс Крепшоу, — тот, кто повелел этому миру быть, обладает достаточным запасом силы, чтобы сохранять его в порядке и равновесии. Недаром мудрецы разных эпох вновь и вновь возвращались к идее неразрывной связи творения и справедливости».[27]

Этот вопрос можно рассматривать и как попытку оправдать Бога. «Почему?» на самом деле подразумевает «почему, о Боже?». Оно адресуется Всевышнему Богу, Владыке мира, и, как любил говорить мой профессор по богословию, «владычество Бога заключается в том, что Он может делать все, что Ему угодно, — и это замечательно». Верить во всемогущего и вселюбящего Бога — значит верить в то, что Он участвует во всем происходящем, но когда вдруг случается что–то плохое, Его светлый облик немного меркнет.

Богословы называет это термином «теодицея», что в вольном переводе звучит примерно как «попытка объявить Бога невиновным во всем том, что в нашем представлении нарушает порядок в обществе и во всей вселенной».[28]

Если Бог — Владыка мира, мы вынуждены признать, что именно Он сделал так, чтобы это произошло, или позволил этому произойти, что подразумевает: что в обоих случаях Он мог это предотвратить. И для страждущего разницы между двумя нюансами нет никакой. Мы вторим Аврааму: «Судия всей земли поступит ли неправосудно?» (Быт. 18:25) — или Гедеону: «Если Господь с нами, отчего постигло нас все это?» (Суд. 6:13).

В своей книге «Когда боги молчат» Корпели Миско пишет об ужасах Освенцима и задает леденящий душу вопрос: «Человек может по–прежнему «верить» в Бога, Который нозволил всему этому случиться, но как он после этого может с Ним разговаривать?».[29]

Пережив опустошительную трагедию, пытаясь собрать воедино осколки нашей веры, мы вызываем Бога на ковер и требуем от Него объяснений — и пусть Он только попробует не предоставить нам достаточно веских обоснований того, что сделал! Но мы забываем, что Бог — это Бог, и Он не обязан отчитываться перед нами за Свои поступки.

И наконец, наш последний и, пожалуй, самый обоснованный повод задаваться вопросом «почему?», это то, что мы не можем жить в догадках. Этот компьютеризированный, «телевидеонизироваииый» век провозгласил, что никаких тайн больше нет, они просто недопустимы. Все в этом мире должно быть разобрано на части, отправлено на рентген, сфотографировано, идентифицировано и классифицировано. Когда мы задаем свой привычный вопрос, все, что нам нужно, — это получить простое, незатейливое объяснение случившемуся, чтобы не ломать себе голову над какими–то досадными загадками.

Поэтому неудивительно, что такой небывалой популярностью пользуется движение сторонников «евангелия процветания». Оно предлагает простой ответ на любой вопрос и легкое решение сложнейших задач. Мы освобождаемся от столь обременительной обязанности — мыслить самостоятельно. Мы приходим на все готовенькое. Люди требуют ответов, требуют гарантий, им нужен вождь, исполненный уверенности, который скажет: «Да, я все знаю, и я вам объясню!». Воля и власть Божий пойманы, как бабочка в сачок, теми, «кто знает что здесь к чему», и помещены в рамки нехитрой инструкции для пользователя: «Нажми, потяни — щелк — ответ получи!».

Но тайна остается. И, как сказал Габриэль Марсель, «Странно как–то получается, но, похоже, именно страдания способны привнести в нашу жизнь духовный смысл и именно потому, что таят в себе бездну непостижимого и неразгаданного».[30]

Но однажды, когда я мучительно боролся со своими переживаниями, меня вдруг посетила мысль: «А что если я задаю неверный вопрос?».