Станислав Гагарин - Черный занавес

• Название: Черный занавес
• Автор: Станислав Гагарин
• Жанр: Детектив

---

– Режиссер интересуется проблемами производства никеля, – заметил Гуков. – Странное любопытство. Прямо скажем, странное…

– Гм, – сказал Вадим Николаевич, – более чем странное. Такие странности бьют по шее твоего покорного слугу в первую очередь. Словом, приняли мы этот «несчастный случай» к производству. Повторная судебно-медицинская экспертиза заявила, что Ирину Вагай утопили.

Гуков молчал. Ему было непривычно видеть старого товарища таким раздраженным, осунувшимся, беспокойным. Видимо, Вадим Николаевич с трудом привыкал к самостоятельной работе. Он один нес ответственность за все происходящее на его участке, а это иное дело по сравнению с тем, когда работаешь в аппарате и спрашивают с тебя лишь за те дела, которые ведешь сам.

«Хорошо, что Василий Кузьмич послал сюда именно меня, – подумал Гуков. – С незнакомым Вадиму было бы трудней».

– Я хотел бы взглянуть на оба заключения и побеседовать с экспертами-медиками, – сказал Андрей Иванович.

– Сделаем, – кивнул Королев. – Ну что еще? Мы выяснили круг знакомых Ирины Вагай. Конечно, у нее было много знакомых на комбинате. С ее приходом во Дворец культуры по-настоящему заработал народный театр. Спектакли Вагай высоко оценили в Каменогореке, областном центре. Она – талантливый режиссер и быстро сумела пленить наш Рубежанск. Были разговоры о поездке в Москву. Смерть Ирины Вагай искренне огорчила рубежанцев. Да… Мы установили ее связи с работниками закрытой лаборатории. Хорошо была знакома Ирина с заместителем завлаба инженером Муратовым. Тимофей Старцев ревниво утверждал, что к Муратову Ирина была более благосклонна, нежели к нему. Муратова не было в Рубежанске в день убийства. Он прилетел в одном самолете с тобой.

– Уж не сидел ли я рядом с ним?

– Точно. Мы ведем его от самой Москвы.

– Значит, и меня «вели» тоже? – Гунов рассмеялся. – Лихо! А что, есть против Муратова нечто серьезное?

– Одни, так сказать, гипотетические предпосылки. Он имеет доступ к секретным материалам и был близок с погибшей. Это все.

– А Старцев?

– За ним тоже ничего. Держим под наблюдением. Парень крепко переживал смерть Вагай. Может быть, притворялся… Раза два напился. Старцева даже от показательных соревнований отстранили. Сейчас будто успокоился.

– Попытки связаться с Вагай, письма, телеграммы в ее адрес?

– Пока ничего. За исключением одного. Труп ее отправили в морг для вскрытия, а квартиру опечатывать пришли утром. Пригласили в понятые дворничиху. Она и рассказала работникам милиции, что около двух часов ночи к ней прибежала соседка, просила унять подвыпившего мужа. Это из квартиры этажом выше. Дворничиха поднялась в квартиру, утихомирила буяна, выпила с благодарной женой стакан чаю с вареньем на кухне и отправилась домой. На площадке, где находилась квартира Вагай, увидела молодого человека, который склонился у двери. Был он, сказала дворничиха, как будто пьян. Кепка, надвинутая на лоб, очки и черная бородка. «Вроде не рубежанский», – сказала она. На вопрос, что ему здесь надо, парень пробормотал неразборчивое в ответ и спустился, пошатываясь, вниз. Как ни странно, но дворничиха ничего еще не знала о смерти Ирины Вагай.

– Думаешь, пришли за документами? – спросил Гуков.

– Допускаю. А почему бы и нет? Мы пригласили дворничиху в милицию, устроили так, чтоб она видела тех, кто связан был с Ириной Вагай. Женщина ни в ком не опознала ночного «гостя».

– Борода – примета довольно условная, – сказал Андрей Иванович. – Хотя такие случаи бывали в нашей практике. Помнишь Никельград?

– Ну как же! – отозвался Королев. – Тогда нам подставили мнимого убийцу, но улик хватало.

– Ладно… Начнем все сначала, поищем кончик, который надо потянуть, чтоб клубок размотался. Не размотается – с другого конца потянем. Главное – спокойствие, Вадим! Пусть враги волнуются, им все равно труднее, нежели нам.

– Разве что этим утешимся… Ты на пляж пойдешь?

– Думаю пойти, поглядеть натуру.

– Нам вместе появляться не стоит. Враги, конечно, знают меня в лицо. Буду в отделе. Вернешься – позвони мне.

Гуков хотел ответить, что это ему подходит, но не успел – зазвонил телефон.

Андрей Иванович поднял трубку и передал Королеву.

– Спрашивают тебя, твои, должно быть, парни.

– Да, – сказал в трубку Королев. – Так… Понятно… Так… Понял…

Гуков с тревогой смотрел на вытянувшееся лицо Вадима, его глаза, которые сузились, стали жесткими, свинцового цвета.

– Хорошо. Сейчас буду.

Королев отнял от уха трубку, странно посмотрел на нее, осторожно опустил на рычаг, со всхлипом, судорожно вздохнул.

– Ну, товарищ из Центра, – тихо сказал он, – на пляж мы поедем вместе. Только что убит Тимофей Старцев.

«И НА ПЛЯЖЕ УБИВАЮТ»

Его убили ударом ножа в сердце.

– Точный удар, – сказал судебно-медицинский эксперт, осмотрев тело Тимофея Старцева. – Профессионально сработано, чисто.

– Вы меня утешили, Иван Пантелеевич, – буркнул Королев.

– Смерть наступила примерно два часа назад. Дело тут ясное, по моей, разумеется, части. Ну а подробности сообщу позднее, когда позволите забрать труп для исследования. Вопросы ставите обычные: другие травмы, яды, алкоголь?

– Пока да. – Королев повернулся к Гукову: – Думаю, что можно увезти труп.

– Конечно. Только…

– Я уже распорядился. Вывезут незаметно. Об этом никто не знает, кроме наших, начальника спасательной станции и одного старика. – Он подозвал молодого сотрудника: – Действуйте, Мелешин, действуйте так, как я вам сказал. Где эти люди? Начальника станции вы предупредили?

– Конечно. И он, и этот старик на турбазе, рядом, Вадим Николаевич. Находятся в отдельных комнатах, ребята из угрозыска присматривают за ними.

Труп Старцева аккуратно завернули и вынесли к машине, которую подогнали к сараю, где хранился спасательный инвентарь и где произошло убийство. До этого сарай был тщательно обследован оперативной группой, но только ни орудия убийства, ни каких-либо следов, могущих навести на преступника, обнаружено пока не было.

Гуков и Королев остались вдвоем.

– Что скажешь, Андрей Иванович? – спросил Вадим Николаевич.

Гуков развел руками, медленно огляделся вокруг.

– Что тут сказать, – проговорил он после минутной паузы. – Оказывается, и на пляже убивают.

– Выходит, так, – угрюмо буркнул Королев. – А вот и начальник спасательной станции.

К ним подходил невысокий полный мужчина с выпуклой грудью и задорным хохолком на голове. Он был взволнован, беспокойно теребил в руках светлую летнюю шляпу.

– Весьма огорчен, весьма… Такое событие! – Начальник спасательной станции надел шляпу, потом спохватился, виновато улыбнулся и сдернул ее с головы: – Готов к вашим вопросам. Хотя все это мне… Да… Словом… Весьма неприятно!

– Скажите, пожалуйста, кто сообщил вам о смерти Старцева? – спросил Гуков.

– Наш сторож, Пахомов Федор Матвеевич. «Убили, начальник, нашего Тимку…» – сказал он мне. Я мигом на склад. Так и есть. Не дышит наш Тимофей. Позвонил в милицию…

– Что он за человек, этот сторож? Расскажите о нем. Пахомов, вы говорите? – переспросил Андрей Иванович.

– Пахомов и есть. Странный человек, но добрый. Дед Пахом – его так называют. Работник отменный, службу знает, сам бывший флотский, только вот… – Начальник станции замялся.

– Ну-ну, говорите! – поощрил его Королев.

– Знаете ли, выпивает, – застенчиво улыбаясь и почему-то шепотом произнес начальник станции.

Гуков и Королев обменялись взглядами.

– И крепко? – спросил Королев.

– Не то чтобы… Пьяным его не назовешь, только вот запашок всегда в наличии.

– Ну, ладно. Пойдемте в ваш кабинет, – устало проговорил Вадим Николаевич. – Подпишете там протокол.

Труп Тимофея Старцева обнаружил сторож спасательной станции Федор Матвеевич Пахомов. Опустившийся, неопрятный старик, закоренелый пьяница, ухитрявшийся постоянно находиться в состоянии подпития.

Для тех, кто окружал Пахомова, он оставался старым чудаковатым алкашом или попросту чокнутым дедом, на которого порой находили приступы активной деятельности. Тогда все на спасательной станции ходило ходуном: дед Пахом затевал большой аврал, мокрую приборку. Он с остервенением махал шваброй, мыл с мылом крашеные стены, не забыв подключить к этим работам весь штат станции.

Дед Пахом служил в свое время на флоте, и поэтому уснащал речь морскими словечками и был виртуозен по части сочного боцманского мата… А в общем, стариком дед Пахом был безвредным, отходчивым. Главное, мог поправить по утрам молодые разгульные головы, втайне изготовляя особое зелье, именуемое им «бормотушкой». Жаждущие опохмелиться парни относились к старику с душевной симпатией. Но порой сторож станции напускал на себя профессорский вид и начинал говорить так, словно выступал на международном симпозиуме, и приходил в ярость, когда кто-нибудь, еще не предупрежденный заранее, называл его вдруг дедом Пахомом.