Юлий Самойлов - Хадж во имя дьявола

• Название: Хадж во имя дьявола
• Автор: Юлий Самойлов
• Жанр: Современная проза

В романе, охватывающем жизнь первого послереволюционного поколения, говорится о тех, кто всегда и всеми способами противостоял той пропитанной ложью действительности, которая, словно ржа, разъедала сущность России после гибели исторических ее основ: БОГ, ЦАРЬ, ОТЕЧЕСТВО.

Роман, написанный в форме остросюжетного повествования, — это история отрицания, история уголовного мира, история войны ВСЕХ против ВСЕХ, история беспощадного и смутного времени, где железная поступь совдепии есть паломничество в НИЧТО.

---

— То есть, — он исподлобья взглянул на меня. — Говорите напрямик.

— Я не хочу быть причастным к вашим играм…

Он снова встал и, пройдясь по комнате, остановился.

— То есть, по вашему, мы тянем пустой номер?

— Вопрос не в пустоте, а в том, чем он наполнен, этот ваш номер, я не могу перейти с одного края на другой. Иначе я буду противен сам себе.

Он кивнул:

— Ну что ж, разговора не было, можете идти.

Он ни разу не сказал мне «ты», не сорвался на мат, на угрозы. И больше я его не видел никогда. Как и нигде не проявился итог разговора. Любой человек может меня спросить: ты что рехнулся, такие условия, а ты держишься за хвост дьявола и не хочешь его отпустить?.. Это все мог бы мне сказать и нынешний молодой человек, и мой современник из лагеря. Возможно… Возможно, что я и сумасшедший. Сойти с ума так просто. А может быть, я родился с дефектом. Но все-таки попытаюсь объяснить. Начну с прагматики. Кто сказал «а», тот обязательно скажет и «б», и «в», и «г», и так до конца алфавита. Конечно, тепло, светло и мухи не кусают и зачеты один к трем, и еда пожирней и досыта, это, конечно, лучше, чем быть в отрицаловке. Но…

Я слышал такой тест. Вы идете по лесу — несете крупную сумму денег. Скажем, такую, какую я нес от Султан-Гирея к Примаку, и вдруг десять разбойников: «Кошелек или смерть». Но вы выбираете бой и побеждаете всех десятерых, и идете дальше. На вас набрасывается тигр, медведь, а потом стая волков — но вы и здесь побеждаете. Но обо всем этом никто не знает. Кроме вас. Вопрос. Что бы вам хотелось: чтоб об этом писали газеты, кричало радио и телевидение, чтоб на вас показывали пальцем — это он! Это тот самый? Или вы бы предпочли молчание и безвестность? Большинство людей на этот тест ответили, что они бы предпочли известность, славу и т. д. Но можете быть уверены, что если бы вы совершили все это, о чем здесь было сказано — отпечаток пережитого лег бы на вашу личность, и все вокруг бы еще сильнее чувствовали вашу силу, чем если бы о вас кричали и показывали пальцем.

Вам до тех пор хорошо, пока вы нравитесь сами себе, пока вы можете оправдать свои дела, свои поступки. Перейти от сильных на сторону слабых хорошо. Победить сильного тоже. Но не наоборот. Это уже предательство…

Однажды, уже совсем недавно, я сидел у своего приятеля в военкомате. Его просто пригласили на время поработать, по оформлению льгот участникам войны. И вот уже под вечер, слегка прихрамывая, вошел высокий и весьма толстый старик, с серыми в красных прожилках глазами.

— Присаживайтесь, — пригласил вошедшего мой приятель. И вытащил лист специальной анкеты.

Переписав своим четким, каллиграфическим почерком фамилию, имя, отчество и год рождения вошедшего, он спросил:

— Где воевали, товарищ Шемеко? Старик поморщился.

— Дело в том, что я хотя и воевал, и был в госпитале, но ведь документов-то нет — все затерялись.

— Ну что же делать, будем запрашивать и искать. Сами-то вы помните?

— Что ж не помнить? — ухмыльнулся старик. — Все помню…

— А какие сейчас у вас документы?

Старик молча положил на стол несколько бумажек. Мой приятель начал читать, но минут через десять изумленно поднял глаза:

— Но вы воевали на стороне немцев?

— Да. А что делать? Ошибка, я за это двадцать, лет в лагепях трубил…

— Но тут сказано, что добровольно перешел, — снова перебил его мой приятель.

— Такое время было. Я считал, что они победят. Вот и ошибся.

Я отвел глаза. На него невозможно, неудобно было смотреть. Я же, черт возьми, не поп-исповедальник, который привык, что ему признаются в разных мерзостях,

— Но я вам клянусь, я стрелял только поверх голов. Жалел. Все-таки свои, русские, — быстро говорил старик.

Мой приятель сложил документы и протянул их старику.

— Вы три года служили в фашистском Вермахте. Извольте обратиться в рейхканцелярию, в Германию. А здесь только для тех, кто стрелял в вас…

Конечно, возможно это слишком сильно… Меня же не вербовали в немецкую или в американскую разведку, а приглашали стать инспектором КВЧ. Всего-то навсего. Но мне вообще не нравятся русские, которые служили немцам, и немцы, которые служили нам.

Я вспомнил Митю Адмирала. Такова была кличка ссученного вора. Он превосходно играл на гитаре и знал много песен, умел петь и имел голос. Но за ним было что-то плохое, совсем плохое… Предательство. Он был бесконвойником с круглогодичным пропуском. Он жил за зоной, и у него оставался всего год. Тем более, если бы он намекнул о своем положении оперу, он вообще бы не попал в зону, это был конец сучьей войны, и начальству не нужны были трупы. Но Адмирал вошел в зону с гитарой в руках и с веревочной петлей на шее. Зашел в Воровской барак, где его знали все… Он имел громкую славу. Все оторопели…

— Ты з-з-зачем пришел? — спросил его Никола Черный. — Ты

что?

Адмирал рассмеялся и, дернув за веревку, проговорил:

— Я пришел умереть. Надоело.

А патом начал играть и петь, и около 40 воров, прошедших всю сучью войну, слушали его гитару и его песни. Потом он так же оборвал игру, встал и вышел. А Леха-Рябый, строивший еще Беломорканал, тряся головой и хлеща себя по лицу, исступленно выл:

— Ничего не понимаю, ничего, ведь он так играет и поет.

Адмирал не вышел за зону. Дождавшись ночи, он полез через проволоку и был убит стрелком.

Разве дело в идее? Что такое эта идея?.. Человек не мог оправдать свои поступки. Не мог. Хотя возможно, это было бы выгодно…

Инспектор КВЧ. — Культура и воспитание. — Нет, я еще раз говорю: я не жертва. На войне как на войне. Но я видел тысячи, сотни тысяч окультуренных и воспитанных. (Их почти уже нет, их мало, есть их дети, внуки и правнуки.) Разбойник, распятый на кресте рядом с Христом, прозрел. Познал истину Иуда, и вздернулся на осине…

Когда я вернулся в барак, ко мне подошли сразу трое…

— Ну и что? — хмуро спросил Штукатур.

Когда он волновался или свирепел, он краснел, а рябины на его широком, испорченном оспой лице оставались белыми и лицо напоминало морду леопарда

— А ничего, — усмехнулся я и рассказал о том, что мне предложили.

Штукатур тихонько засмеялся и повалился на нары…

— Нашли кого вербовать.

Молчал только дядя Ваня-Матаня… Нет, не тот дядя Ваня… Просто много одинаковых кличек, может, не хватает фантазии. Он был совсем старым, этот Матаня. Потом он глухо сказал:

— Ты, конечно, хорошо поступил, сынок, так, как и должен был поступить… Но сказать, что правильно… Этого я не знаю.

Конечно, он никогда не читал Дюма, этот старый вор и бродяга, повесившийся спустя еще полгода. Но сам того не зная, он повторил слова Атоса, сказанные д'Артаньяну, когда тот отказался от чина лейтенанта в гвардии кардинала. Но там было другое время, другие люди, и служить кардиналу было не менее почетно, чем служить королю. Кардинал был великим человеком. А здесь было хуже, я должен был из одной мафии перейти в другую… Там сытнее кормили, и было тепло… А дядя Ваня-Матаня, он был старым и знал больше меня. И я вспомнил слова того первого Матани: «Не лезь, сынок, в этот мир, пропадешь…»

Но ведь я не пропал. Ну да, если с медицинской точки зрения… то жив… Все работает, крутится и вращается. Но память наполнена тенями. И холодом. А книгу памяти листает ветер, небрежно перекидывая страницы.

Огромный черный жук, упорно толкал задними ногами большой навозный шар, катя его в нору. Сейчас все называют его просто навозным жуком, но в другой стране, в другие времена он считался священным, и целые армии останавливали свой марш, пропуская скарабея, катившего через дорогу навозный шар.

А сейчас никаких чудес, все известно и научно разъяснено. А скарабей… Священный скарабей — это просто навозный жук. Что касается того, что навозный шар напоминает форму планеты, то сей час уже почти доказали, что оба шара близки друг к другу по многим параметрам, но если рационально использовать даже дерьмо, от этого можно иметь немалую выгоду, и жук скарабей — это хорошо усвоил. Наука же… Та самая наука, всезнающая и всемогущая, так до конца и не усвоила, что же надо делать со своим шаром…

31

…Глухо звякнул металл, и в лицо пахнуло сладковатым дымом кизяка, я оторвал взгляд от священного в прошлом жука и взглянул на веселое красное пламя костра, у которого Гуниб готовил для бригады незамысловатый обед, а если по времени, то ужин…

Говорят, что в Лондоне обедают в 4 часа дня. А в Каракумах в 6–7 вечера. Но в Лондоне есть первый завтрак, потом второй, потом что-нибудь типа полдника, потом обед, ужин, чай и т. д.

А в Каракумах утром чай, потом чай, потом еще чай и только вечером обед. И это не из-за скупости или из-за недостатка продуктов, а потому что днем очень жарко и в глотку ничего не лезет, а вообще-то, если говорить, что англосаксы кровожадные мясоеды, то жители Каракум трижды мясоеды, и, надо сказать, умеют готовить мясо и, что самое интересное, хранить его в адовой жаре. Мясо жарят и хранят в курдючном жиру, и вялят, предохраняя от мух, сушат и приготовляют разными способами, а что касается гостеприимства… В этом туркмены поспорят с кем угодно, ибо та часть цивилизации, которая вызывает отчуждение, мизантропию, ограничение деторождения, их не коснулась. Разве туркмен спросит, кто ты, почему здесь находишься, что тебе надо и тем более твои документы… Нет. Сначала он накормит и напоит гостя, ибо всякий гость от Бога, и только тогда спросит, что его привело в эту часть земли; и то, если гость моложе хозяина.