Александр Титаренко - Антиидеи

• Название: Антиидеи
• Автор: Александр Титаренко
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Философия
• Год: 1984

Доктор философских наук, профессор МГУ А. И. Титаренко — автор многих книг по этике. Настоящая книга посвящена критике некоторых реакционно-этических концепций современной буржуазной идеологии, обосновывающих откровенно антигуманистическое мировосприятие. Этим «антиидеям» автор противопоставляет марксистско-ленинское мировоззрение, отвечает на вопросы, возникающие в нравственных исканиях: о преодолении одиночества, понимании счастья, ценности и цели жизни, риске в моральном выборе и т. д.

Во второе издание книги (первое выходило в 1976 г.) внесены значительные дополнения, написаны новый раздел «Нравственные чувства в общении и воспитании» и послесловие.

Рассчитана как на специалистов, так и на массового читателя.

Титаренко А. И. Антиидеи. Опыт социально-этического анализа.— 2-е изд., доп.

М.: Политиздат, 1984.— 478 с.

---

Проблема одиночества многогранна. В ней наряду с социальным нравственный аспект занимает одно из стержневых мест. Вот почему нам хотелось сосредоточить внимание именно на нравственном одиночестве и его крайнем, губительном проявлении – моральном отчуждении. Это тем более оправданно, ибо именно здесь – во всей их психологической конкретности – истоки ядовитой антиидеи о непреодолимости, безысходности одиночества.

Мироощущение одиночества никогда не было самодовлеющим, независимым от общей нравственно-психологической атмосферы общества, феноменом. Оно противостояло, как полярная противоположность, мировосприятию с позиций классовой солидарности, коллективности, единства людей. И в немалой степени зависело – как социальный и духовный антипод этого мировосприятия – от реальной сплоченности социальных общностей, групп, слоев, классов. Патриархальная община, сословные и корпоративные группы, классово-профессиональные слои – все эти исторические разновидности той ограниченной «коллективности», которые, распадаясь, вызывали вполне конкретно-исторические состояния одиночества. Каждое такое одиночество люди страдали и стремились преодолеть по-разному. В родо-пле-менной общине, например, не было наказания более страшного, чем изгнание из нее, оно было равносильно смерти (вот почему родоплеменное сообщество не знало смертной казни как таковой). Чувства одиночества, возникавшие у людей этого периода, обычно связаны с распадом первичных кровно-родственных связей. Они выражают тоску по утраченной (или ослабленной) первобытной сплоченности. Ощущение одиночества еще не вычленялось как самостоятельное переживание отсутствия внутреннего, «интимного» контакта между людьми: ни объективные, ни субъективные предпосылки такого вычленения еще не сложились.

Люди, жившие в условиях развитых рабовладельческих цивилизаций, уже знают чувство одиночества, весьма похожее на современное, более тонкое психологически. Здесь ощущается потребность разделить свои переживания с кем-то на основе личностной, духовно-интимной близости, найти душу, родственную собственной. У Платона в диалоге «Пир» Аристофан рассказывает прекрасный миф, в философско-художественной, образной форме раскрывающий эту потребность на примере происхождения и смысла любви. Раньше, в глубокой древности, повествует рассказчик, существовали существа, соединявшие в себе мужское и женское начала – андрогины. Эти существа обладали огромной силой, уверенностью в себе и попытались напасть на богов. Зевс наказал их, разрезав каждого андрогина пополам, так что получилось два существа – мужское и женское. После этого каждый человек – это как бы половинка прошлого цельного существа, андрогина, рассеченного на две части, «и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину», [Платон. Соч. В 3х т. М., 1970, т. 2, с. 118.] не заменимую никакой другой. Вот почему у людей, продолжает Аристофан, появилось удивительное чувство привязанности, близости, тяга к своей утерянной «половинке». И что же такое в этом случае любовь, привязанность? Ею «называется жажда целостности и стремление к ней». [Платон. Соч, т. 2, с. 120.] Итак, в образной, прямо-таки телесной форме Платон здесь высказал глубинную философско-этическую идею о стремлении человека быть целостным в своей сущности, что возможно только в единении с другим человеком. В этой идее были талантливо выражены (правда, на одном только примере – любви) многие нравственно-психологические проблемы как единения, общности человека, так и его отдельности, одиночества.

Переход от феодального общества к буржуазному, сопровождавшийся, с одной стороны, небывалым развитием индивидуальности, ростом ее «автономии» и самоценности (хотя и формальной, ограниченной) и, с другой стороны, разрушением сословно-корпоратив-ных связей, патриархальной общности людей, вызвал к жизни небывалую тягу к братской солидарности, единению – как в масштабах общественных, так и межличностных. Мы сейчас не останавливаемся на вопросе о том, как буржуазия своекорыстно использовала эту потребность в новых формах социальной общности, побеждая под лозунгом «Братства» своих противников и открещиваясь от этого требования на практике сразу же после революции. Нам важно просто указать на ту социально-историческую почву – эпоху духовно-нравственного перелома в мироощущении человека,- которая определила мощный взлет мыслей, чувств, идеалов, надежд на новое единение людей и одновременно крайне обостренно поставила проблему нравственно-психологического одиночества личности.

Во времена исторических разломов, переходных эпох возникают – пусть на небольшой срок – своеобразные «зазоры» между культурами; это периоды, когда старая культура распадается, ее ценности осмеиваются, а новая культура с ее нарождающимися ценностями еще не сложилась, пока что проявляясь как могучая, но еще не обретшая рельефных, застывших очертаний тенденция. Эта тенденция вызывает необратимое чувство перемен, предвосхищение коренных сдвигов в общественной жизни и положении личности. В это время отдельным мыслителям удается подняться «над» эпохой и взглянуть на исторический ландшафт с таких вершин, с которых видны более отдаленные горизонты бытия человека. Хотя такая перспектива, открытая этими мыслителями, в чем-то туманна, даже фантастична, в чем-то ограниченна или гротескно преувеличена, сам факт ее рождения нельзя переоценить. Это время возникновения таких идей, ценностей, идеалов, которые затем переживают столетия. Именно в таком стыке времен, в «зазоре» между феодальной и буржуазной культурой выкристаллизовалась и обрела небывалую силу идея (одновременно – идеал) об абсолютной духовно-интимной близости, эмоционально-нравственном слиянии «душ» двух людей. Причем слияния «без остатка», до полного тождества, и никак не менее. Своеобразного растворения этих внутриличностных духовных «микромиров» друг в друге, превращения их в один созвучно мыслящий и гармонично чувствующий «макромир».

Конечно, идеал полного нравственно-психологического «слияния душ» людей (особенно в любви и дружбе) был в немалой степени прямолинейным и наивным. В этом его сходство с нарождавшимися в тот период буржуазными идеями о безболезненном, плавном Прогрессе, альтруистическом Гуманизме, всемогуществе абстрактного Разума и т. п. В буквальном своем значении он был несбыточен, даже фантастичен. Но это не помешало ему наложить неизгладимый отпечаток на нравственно-психологическую атмосферу жизни личности на целые столетия вперед, воплотиться в ее напряженных исканиях, в порывистой смене ее упований и разочарований. Кроме того, в отдельных своих моментах идея «слияния душ» не только предвосхищала важные фазы нравственного самочувствия человека, втянутого во все ускоряющийся ритм социального развития XIX-XX веков. Она, если отвлечься от ее преувеличений и наивности, определяла некоторые важнейшие потребности развития человека, исторические задачи совершенствования межличностных отношений (хотя и не содержала ясных представлений о путях и средствах их реализации). Вот почему, даже отвергаемая, осмеиваемая, она – пусть исподволь – тревожит чувства и мысли людей и в наше время. А быть высмеиваемой – правда, с долей горечи, сожаления по этой ускользающей «синей птице», благородной, но неосуществимой мечте – ей пришлось быть очень долго: десятилетия за десятилетиями (особенно ярко этот процесс запечатлен в истории мировой литературы XIX-XX столетий). Когда лозунги буржуазного «Братства», «Равенства», «Свободы» были преданы, обернулись лицемерной фразой, когда предчувствие новых форм человеческой солидарности оказалось обманутым, тогда и были разрушены условия незыблемости и самоочевидности этой идеи. Очарование мечты, которое еще долго остается за ней,- это совсем не то же самое, что уверенность в ее жизненности. С вступлением капитализма в стадию империализма, с ростом его реакционности стали окончательно разрушаться последние оазисы межличностных отношений, где еще ощущалось воздействие идеи о полном «слиянии» внутридушевных движений и сил.

Опустошение межличностных отношений в нравственно-психологическом направлении приняло ныне в капиталистическом обществе не только небывалые масштабы, но и обрело новое качество, угрожая самому нравственному здоровью человека, самому его существованию как целостного существа. Жизнь людей предстала как тотально разъединенная непониманием и равнодушием. «Некоммуникабельность» (особенно нравственная) в обществе и межличностных отношениях стала самоочевидным объектом многотомных исследований – социологических, психологических, философско-этических. Так проблема одиночества приобрела в буржуазном мировоззрении и культуре исполинские размеры, став духовным генератором многих пессимистических, циничных представлений о судьбе человека, о смысле его жизни и его нравственных устоях.