Паулина Гейдж - Дворец грез

• Название: Дворец грез
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01891-1

На страницах этого захватывающего романа разворачивается завораживающая, полная драматизма история жизни молодой девушки по имени Ту, волею случая оказавшейся в жестоком мире интриг и заговоров при дворе фараона Рамзеса Третьего. Ту, родившаяся в отдаленном селении среди безграмотных людей, проделала нелегкий путь, прежде чем стать любимой наложницей фараона. Но она знала, что достойна большего. И предопределила ее судьбу встреча с Гуи, прорицателем и талантливым врачевателем, который помог ей овладеть различными науками и обучил хорошим манерам. Юная Ту влюбилась в своего благодетеля. Но сулит ли ей эта любовь безграничное счастье? Не придется ли всю жизнь расплачиваться за нее? Ведь известно, что если боги хотят испытать человека, они посылают ему любовь…

---

Дом быстро вернулся к своей обычной жизни, и я тоже. Я диктовала письма домой, записывала рецепты и готовила по ним лекарства. Все дни были четко организованы и распланированы, они плавно текли, сменяя друг друга, почти ничем не различаясь между собой, и вскоре присутствие Кенны стало всего лишь досадным воспоминанием.

Под простыми повседневными платьями контуры моего тела медленно менялись. Мои груди стали более заметны, бедра плавно округлились. Каждое утро я занималась с Небнефером, стояла, совершая омовение, в ванной комнате, потом лежала на массажной скамье, потом сидела перед туалетным столиком Дисенк, пока она подкрашивала мне лицо и убирала полосы.

Не могу припомнить точно, в какой момент я осознала, что дом Гуи стал моим настоящим домом. Как-то незаметно все ограничения, из которых состояла моя жизнь, создали необычайную уверенность в ее полной безопасности и нерушимой предсказуемости. Неделю за неделей я вплела один и те же лица, выполняла одну и ту же работу, и теперь это абсолютное постоянство тревожило меня лишь по сне. Я была пленницей, которая не подозревала о своем истинном положении, избалованным ребенком, который отвергал зов зреющей плоти, поэтому, хотя я легко разбиралась во всем многообразии лечебных трав и ядов и умела с ними обращаться, хотя моя память была безупречной, а тело совершенным, желания его еще не пробудились. Все решения в моей жизни за меня принимали другие, и я была довольна, что это так.

Так пролетели три месяца. Наступил паини, опять середина сезона шему, и оставалось три недели до дня моих именин, когда все изменилось.

Я проснулась как обычно, и утро казалось самым обыкновенным. Может быть, было немного меньше работы в послеполуденные часы в кабинете и, несмотря на отсутствие каких-либо важных дел, Гуи выглядел напряженным и озабоченным, но я поднялась к себе в комнату вполне довольная проведенным днем. До заката оставалось два часа. Открыв дверь своей комнаты, я внезапно остановилась. На моей кушетке пенился светло-голубой лен, цвета нежнее я никогда еще не видела; он был такой тонкий, что сквозь него просвечивало покрывало. На ночном столике лежал парик. Рядом с ним в беспорядке были разбросаны драгоценные украшения. Дисенк обернулась от своего ящичка с косметикой и улыбнулась. Быстро подойдя ко мне, она закрыла дверь и подтолкнула меня вперед.

— Что все это значит? — спросила я.

Она уже расстегивала на мне платье.

— Поступило приказание от Харширы, сегодня вечером ты должна присутствовать на небольшом празднике, где будет Мастер и несколько гостей. Они прибудут, когда начнет смеркаться. Нам надо поторопиться.

— Но кто прибудет? И почему я тоже приглашена? Что происходит, Дисенк? Ты знаешь?

— Да, я знаю, но мне было дано указание не говорить тебе ничего, — сказала она, поджав губы. На миг я испытала тот же страх и смятение, что терзали меня, когда я только попала в дом. Я позволила усадить себя и снять с себя сандалии. Теперь я была абсолютно голой, оставалась только лента в волосах, которую она уже аккуратно развязывала.

— Хорошо, тогда скажи, как я должна себя вести? — настаивала я. — Я пойду туда как служанка или как ученица Мастера?

Меня вдруг охватила паника. В мое надежное и безопасное убежище вторгалось что-то неизвестное. Чужие глаза будут оценивать меня, чужие люди судить обо мне… Дисенк массировала мне ступни.

— Ты должна вести себя так, как я тебя учила, Ту, — спокойно сказала она. — Ты больше не принадлежишь к феллахам. Возможно, ты не сознаешь этого, но ты теперь ходишь, и говоришь, и ешь, и ведешь беседу совершенно естественно, как истинная госпожа. Ты получила хорошее воспитание.

— Это еще одно испытание, — выпалила я, — Спустя столько времени Гуи снова испытывает меня!

— Ты права, — признала она, — но я думаю, что ты не огорчишься, когда узнаешь почему. А сейчас позволь мне омыть твои руки и стереть старую краску с твоего лица. Будем краситься заново.

— Я прожила в этом доме достаточно долго, чтобы мне можно было доверить его тайны! — горячо возразила я, однако покорилась расслабляющим, умелым прикосновениям Дисенк и постепенно успокоилась. Глупо лезть на рожон, и потом, я с возрастающим интересом поглядывала на полупрозрачный голубой лен, волнами спадавший на пол с моей кушетки. — Я надену это? — спросила я, кивнув в сторону кушетки.

— Конечно. И Мастер сказал, что, если вечером все пройдет хорошо, оно будет твоим.

— Ты имеешь в виду, если я буду себя правильно вести и ему не придется краснеть за меня, — пробормотала я.

И тут во мне начали просыпаться давно забытая жажда приключений и любовь к трудностям, в преодолении которых мне всегда помогал мой врожденный оптимизм; и я совершенно сознательно решила в этот вечер получить удовольствие сполна. Ведь очень возможно, что приглашение на такой вот ужин больше не повторится. Я давным-давно поняла, что глубоко внутри у Гуи таится некоторая жесткость.

Свежеумытая, я сидела у маленького туалетного столика, пока Дисенк творила свое колдовство. Серая краска на веках и жирные черные стрелки, восходящие к вискам, в один миг придали моим ярким синим глазам притягательную выразительность. Мои брови она тоже подвела углем. Потом Дисенк открыла крошечную баночку и аккуратно обмакнула в нее тонкую кисть.

— Отклони голову назад, — сказала она, и я подчинилась, краем глаза увидев блестки. Она осторожно стряхнула мне на веки крошечные гранулы и растушевала их по всему лицу. — Это золотая пыль, — пояснила она, предвосхитив мой вопрос.

Я онемела от изумления. Золотая пыль! На мне!

Когда мне было позволено поднять голову, Дисенк вручила мне медное зеркало. Черпая краска вокруг глаз, разлетаясь к вискам, переливалась и вспыхивала при каждом вздохе. Волшебным образом я превратилась в неземное, чарующее создание, богиню во плоти.

— Ах! — У меня перехватило дыхание.

Дисенк решительно убрала зеркало и начала наносить пудру красной охры на мои щеки и губы. Я видела, что она улыбалась, довольная своей работой. Закончив с лицом, она подняла мои волосы и сколола их на макушке, потом подтащила поближе чашу и опустилась на пол, ставя мою ногу к себе на колени. Взяв кисть, она стала наносить на мою ступню прохладную и скользкую оранжевую жидкость. Сердце у меня подпрыгнуло.

— Это хна, — прошептала я, и она снова улыбнулась.

— Ни одна знатная госпожа не показывается на празднествах без хны на ладонях и ступнях, — сказала она. — Это знак ее высокого положения. Это требует почтения и повиновения от нижестоящих. Другую ногу, пожалуйста. Потом я накрашу твои ладони, и, пока хна будет подсыхать, мы наденем парик.

Словом «парик» называлось нечто прекрасное, тяжелое, со множеством туго заплетенных косичек до плеч. Золотые кружочки, висевшие по одному на конце каждой косички, обрамляли лицо, картину завершала прямая черная челка на лбу. Когда Дисенк закрепила парик у меня на голове, мне показалось, что я надела корону. Когда я, любуясь своим отражением в зеркале, снова и снова царственно поворачивала голову влево и вправо, косички легко касались моих голых плеч. «О Паари, — думала я с восхищением. — если бы ты видел сейчас свою маленькую сестру!»

Хна высохла. Дисенк молча взяла голубой лен и помогла мне облачиться в него. Он мягкими складками струился по моим лодыжкам, его золотая кайма сверкала. Юбка была свободной, а лиф плотно облегал фигуру. Моя правая грудь оставалась обнаженной. Дисенк снова обмакнула кисть в хну и осторожно покрасила мне сосок. Моя мать провалилась бы от стыда, узнав, что ее дочь собирается появиться на людях одетая таким образом, подумала я, но я научусь не обращать на это внимания. Асват теперь от меня далеко. Мои ладони и ступни окрашены хной. И я — госпожа Ту.

Осталось надеть украшения, но я не питала надежд, что, как только рассвет вытеснит прохладу из моей комнаты, у меня останется хоть что-то из этого. На столике лежали золотая диадема, усыпанная бирюзой, пектораль — величественное нагрудное украшение, охватывающее шею и спускающееся почти до груди; пять золотых колец с анхами[65] и скарабеями — для моих дрожащих пальцев, и на плечо золотой обруч, с которого свисали крошечные цветы, а в серединке каждого цветка поблескивала капелька бирюзы. Непривычная тяжесть парика и такое количество украшений вынуждали меня двигаться медленнее, чем обычно, но это не было неприятно. Дисенк критически осмотрела свое творение и осталась довольна.

— Готово, — объявила она, и я поняла, что ее работу будут оценивать вечером так же, как меня.

Когда за мной пришли, я погладила ее по щеке окрашенной ладонью и вышла.

Тот, кто стоял за дверью, был Харшира; он был просто великолепен в своей переливающейся золотом льняной одежде, его широкую грудь пересекала золотая лента. В его глазах я не увидела никакой реакции на мое преображение, однако же он отвесил мне сдержанный поклон, и мы зашагали по галерее. Сумерки уже заползли в дом, и лестница была темной, а мы спускались туда, где в светильниках благоухало душистое масло и разливался мягкий желтоватый свет. Слуги сновали туда-сюда со свечами, тесня надвигавшуюся темноту. Когда мы проходили мимо них, они останавливались, быстро и почтительно кланялись Харшире, и он сдержанно кивал в ответ, плавно продвигаясь в ту часть дома, которая прежде была закрыта для меня.