Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

• Название: Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии
• Автор: Исмаил Ахмедов
• Издательство: University Publications of America
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007

Мемуары перебежчика, бывшего офицера советской военной разведки Исмаила Ахмедова, попросившего политического убежища в Турции в 1942 году, а затем в 1953 году выехавшего в США. Оригинал книги вышел в США в 1984 году. Несмотря на пропагандистский антисоветский характер, она представляет некоторый интерес, особенно, что касается раннего периода существования советской военной разведки, хотя достоверность некоторых моментов представляется сомнительной. В книге есть и явные ошибки, вроде путаницы двух братьев Кобуловых или утверждения, что Маяковский повесился (а не застрелился).

В переводе фамилия автора и главного героя мемуаров почему-то повсюду пишется как «Ахметов», хотя и в русских, и в иностранных источниках она пишется только как «Ахмедов /Akhmedov», поэтому здесь использован именно общепринятый у нас вариант написания.

---

В тот вечер я отправился на станцию. Это была та же самая станция, где я много раз был свободным носильщиком, чтобы заработать на питание, где я сел на поезд без билета или документов, без определенного пункта назначения, без какого-либо плана.

В это время, и с тех пор всегда, у меня был реальный пункт назначения, реальный план. Я ехал в Ленинград, и я должен был стать офицером Красной Армии. И у меня имелось больше. Я имел средства на дорогу и расходы на нее и в моем кармане бумагу:

«Командиру Ленинградской Военной Сигнальной Школы; Смольный, Ленинград.

Обладатель сего, товарищ Исмаил Хуссейнович Ахмедов, направлен Центральным Комитетом Азербайджанской Коммунистической партии в город Ленинград для зачисления в Ленинградскую Военную Сигнальную Школу».

Это был пропуск в мое будущее. Через Северный Кавказ, через Дон, Украину, через Москву я, наконец, прибыл в середине августа 1925 года в Ленинград, который стал моим местожительством в продолжение довольно многих лет.

Часть вторая

Выживание I

Вперед, на поля,

Красные гусары,

В бой зовет

Нас труба,

Осушим бокалы.

Осеннее утро было живительным, солнечным и бодрящим. Это был одним из дней, когда чудесно только чувствовать себя живым и здоровым.

Мы, курсанты или кадеты, Ленинградской Военной Школы Радиосвязи пели нашу лучшую песню и маршировали вдоль проспекта Суворова, делая наш ежедневный выход в батальонном формировании. Мы также сильно старались быть точными и умными, насколько это возможно, поскольку воображали, что в окнах за занавесками зданий вдоль каждой стороны проспекта за нами следили девушки с темными глазами, восхищаясь нашим строевым шагом. По меньшей мере, говорили, девушки были в других строках старого, предреволюционного текста марша, первоначально называемого «Черные Гусары» и измененного на «Красные», чтобы соответствовать марксизму. Старый мотив песни российской императорской армии, он был мотивом нашей любимой песни, наиболее предпочтительной по сравнению с коммунистической песней типа «Поп Сергей, поп Сергей», атеистской атаки на православного священника, или банальной «Мы, мастеровые, мы, мастеровые, мы строим счастье для народа», посвященной строителям коммунизма.

Увы, когда мы проорали «Красные гусары», за занавесками не было черноглазых красавиц, наблюдающих за нашей бравой маршировкой. Революция вытеснила их из их симпатичных домов, рассеяв по всем четырем углам бывшей империи или по странам за границей. На самом деле, многие окна не имели не только девушек, но и также занавесок. Занавеска, подобно галстуку или птичьей клетке, была знаком капиталистического загнивания, символом мелкой буржуазии. Вместо этого, большинство окон были покрыты листами старых газет.

Девушки, которые стояли бы сзади, были или в школах, или работали в местных фабриках, как текстильная фабрика имени Халтурина, которая была назначена шефом нашей сигнальной школы. И правда была в том, что оставшиеся немногие девушки не имели никакого времени для нас. Для них мы были тупой массой деревенских парней, паразитами в сером, а не строителями и созидателями. Их глаза были обращены на инженеров, техников, нового племени университетских студентов, будущих строителей нового мира обещаний и вызовов. «Ничего путного невозможно ожидать от этих бедных курсантов», было частым замечанием в эти дни Новой Экономической Политики в середине двадцатых годов.

Наши воображения и вздохи, наоборот, во время этих ежедневных маршей были совсем не о девушках. Их целью было войти в форму для главного события года, восьмой годовщины Октябрьской Революции.

Великий день наступил 7 ноября 1925 года. С четырех углов площади Урицкого зазвучали серебряные трубы, возвещающие о начале парада.

Сильный, низкий голос выкрикнул команду: «Парад, внимание». Множество военных оркестров заиграло Интернационал.

Урра, урра. Громовое урра закатилось от одного края до другого края площади и эхом отражалось волнами от окружающих зданий.

Формирования студентов военных академий, политической академии, артиллерийской академии, кадетов подразделений пехоты, кавалерии, артиллерии, танков, сигнальщиков, все стояли неподвижно, как камень, во внимании, крича Урра.

Командующий парадом, проверяющий войска, дошел до нашего подразделения.

Почти в один голос мы, курсанты, рявкнули:

«Клянусь защищать первую страну социализма до последней капли крови.

Клянусь посвятить себя до последнего вздоха к моему народу, советской родине и советскому правительству.

Клянусь выполнять беспрекословно приказы моих начальников.

Клянусь…»

Для меня и большинства моих товарищей это был первый военный парад. Мы стояли почти ошеломленными, возвышенными, гипнотизированными, готовыми на жертвы. Кто-то слабый потерял сознание и, молча, был отправлен восвояси на носилках.

Какая великолепная сцена! Я стоял в самом центре этой исторической площади, площади, которая была свидетельницей клятвенных торжеств прошлого, площадью, которая видела слезы и страдания людей и их пролитой крови. В середине, на высокой мраморной колонне высилась статуя ангела, смотрящего вниз на нас с печальными глазами, с крестом в руке, кажется, чтобы крестить армию тех, кто отказался от ангелов с той же сердечностью, как он однажды награждал другие армии, которые сражались во имя его.

Справа нас, ряды за рядами, окна Эрмитажа отражали северное небо. Слева, как часовые, сверкающие в лучах солнца, стояли колоннады здания бывшего царского Генерального Штаба, ныне служащего в качестве штаба Ленинградского военного округа. И спереди нас ввысь уходила шпиль Адмиралтейства, смелый символ русской экспансии на новых границах.

Да, ты, Ленинград, я мечтал о тебе. Ты действительно один из наиболее красивых и пленящих городов в мире, с твоей Невой и ее гранитными набережными; с твоим Зимним Дворцом, Эрмитажем; с твоим Исаакиевским Собором; с медным всадником, памятником Петру Великому; с твоими широкими и прямыми проспектами; с твоими парками; с твоими белыми ночами; и с Петропавловской крепостью. Для меня ты не только бывшая столица Русской Империи, не только колыбель революции, ты был также первым центром русской культуры. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Лев Толстой ходили по твоим улицам, любили тебя и писали о тебе. Я тоже изучу все твои уголки, буду радоваться твоим видом, стану близким к тебе, буду ходить в твои богатые библиотеки, наслаждаться твоим балетом, твоими операми, буду обогащать свой ум, углублять мою культуру, любить твоих сладких девушек и пусть, дьявол, примет мои печали из моего прошлого. Привет, тебе, Ленинград!

Мои мечтания прервались, как только сильный голос вновь скомандовал: «Парад, внимание!».

Это был торжественный марш в батальонном формировании на дистанции одного знаменосца. Военная Политическая Академия, «Вперед». Другие, «Направо. На плечи. Равняйсь. Марш». Проход на шаге от платформ, отдача чести генералам и партийным боссам, крик в унисон еще раз урра, затем обратно в свои бараки и к действительности.

Каким же я был в эти дни наивным и неотесанным парнем. Однако, я не один был таким. Я был лишь одним из сотен тысяч, нет, миллионов сыновей загадочной России, одетых в серую форму, вооруженных до зубов, чтобы маршировать в правильном строю в восьмилетии, в бесчисленных городках, городах и гарнизонах от Ленинграда до Баку, от Киева до Владивостока, чтобы участвовать в ритуальном беспрекословном исполнении приказов наших хозяев. Большевики назвали армии других стран пушечным мясом. Кем же были мы тогда? Мог ли я знать тогда, как десятилетиями позднее, что большинство офицеров, которые участвовали в этом большом параде будут арестованы, подвергнуты к пыткам, отправлены в сибирские концентрационные лагеря, казнены без суда расстрельными командами, навсегда опозорены как «враги народа», их дети и жены будут вынуждены отказаться от них как от предателей и их семьи будут оставлены на произвол судьбы? Нет, только подумать об этом, было бы за пределами моих самых диких представлений.

Вместо этого, когда мы возвратились с парада, я был действительно очень счастлив. Я был чрезмерно обрадован нахождением в Ленинграде, в городе моих мечтаний, в центре моего мира, богатого частными магазинами и окнами в эти дни НЭП, полными товаров, ночными клубами, барами, кинотеатрами и, конечно же, первоклассным балетом и оперными театрами.

Я также был потрясающе рад учиться в нашей школе. Наши классы, лаборатории и моторный парк находились на проспекте Суворова, в зданиях бывшей царской Академии Генерального Штаба, на чьих мраморных стенах были золотом вытесаны имена бывших выпускников. Наши жилые помещения находились в Смольном, в бывшем институте благородных девиц. Рядом с нами была главная часть Смольного, ленинского штаба революции, затем ставшего офисом ленинградской партийной организации. Врем от времени, по очереди, курсанты нашей школы стояли здесь в карауле, считавшемся для нас наградой и знаком доверия.