Эжен Скриб - Стакан воды, или Причины и следствия

• Название: Стакан воды, или Причины и следствия
• Автор: Эжен Скриб
• Жанр: Драматургия
• Год: 2007

Плодовитости Эжена Скриба – французского драматурга, члена Французской академии – можно позавидовать: его перу принадлежит около 150 пьес. Водевили и комедии – остроумные и насмешливые, с забавными положениями и парадоксальными ситуациями, живым образным языком и ловко закрученной интригой – составили основу репертуара французского театра XIX века. Наиболее известной в России стала комедия Эжена Скриба «Стакан воды, или Причины и следствия». Эта пьеса до сих пор экранизируется и не сходит с подмостков многих театров.

---

Герцогиня (открыв окно на балкон, вскрикивает). Мистер Мешем?!. в апартаментах королевы?…

Королева (в сторону, увидев появившегося Мешема). Я погибла…

Абигайль (вполголоса, королеве). Надеюсь, нет… (Падает на колени.) Милости, государыня, милости… Тайком от вас я приняла его сегодня ночью…

Герцогиня (гневно). Какая дерзость!.. Вы смеете утверждать?

Абигайль (опустив глаза)..…правду.

Мешем (кланяясь). Пусть ваше величество накажет нас обоих…

Королева (тихо, Болингброку). Болингброк, спасите нас…

Болингброк (приблизившись к придворным, которые сгруппировались в глубине сцены, сам останавливается в центре ее). Разрешите… я сейчас вам все объясню…

Герцогиня (обращаясь к Болингброку). И потрудитесь объяснить, милорд, почему арестованный, охрана которого была доверена вам, на свободе? По каким соображениям?

Болингброк (обернувшись к собравшимся). По соображениям, перед которыми склонились бы вы все, милорды, так же как и я… Мистер Мешем просил меня, под честным словом джентльмена, отпустить его проститься с Абигайль Черчилль, его женой…

Королева и герцогиня (вместе). О небо!..

Королева (взволнованно). Джентльмены, джентльмены… (Знаком предлагает им немного отдалиться.) На минутку, прошу вас…

Все отходят на несколько шагов. Королева остается на авансцене с Болингброком.

(Вполголоса.) Что вы наделали?!

Болингброк (вполголоса). Вы просили меня спасти вас…

Королева с трудом скрывает свое волнение.

Немного мужества, государыня. И потом, разве можно было позволить обесчестить молодую девушку, которая пожертвовала собой ради вашего величества?

Королева (приняв решение, мужественно). Нет, конечно! (Вполголоса.) Скажите им, чтобы они приблизились. Болингброк подает им знак; стоящие в отдалении Абигайль и Мешем робко приближаются.

(Взволнованная, вполголоса, к Абигайль.) Абигайль, вы слышали… не опровергайте Болингброка. Так надо… Еще одно это доказательство вашей преданности… и вы приобретете навеки мою благодарность и мою дружбу!

Абигайль (порывисто, королеве). Ах, государыня… если бы вы только знали…

Болингброк (прерывает ее). Молчание!.. (Подает знак Мешему, который в свою очередь приближается к королеве.)

Королева. Что касается вас, Мешем…

Болингброк (вполголоса, Мешему). Отказывайтесь!

Королева…я знаю… что, может быть, другие чувства… но ваша королева просит вас об этом… из преданности к ней!..

Мешем. Ваше величество, я…

Королева. Она приказывает вам!..

Мешем и Абигайль в низком поклоне склоняются перед королевой и отходят на правую сторону сцены.

(Переходя на середину сцены и обращаясь к придворным.) Милорды и джентльмены! Серьезные события, о которых известила нас герцогиня, заставляют нас ускорить принятие решений, над которыми мы уже давно размышляли. Мои новые министры, сэр Харлей граф Оксфордский и лорд Болингброк, объявят вам завтра мои намерения. Мы отзываем в Англию герцога Мальборо, в услугах и талантах которого мы отныне больше не нуждаемся… Твердо решившись на заключение почетного мира, мы повелеваем в кратчайший срок открыть в Утрехте переговоры между уполномоченными Франции и Англии…

Болингброк (который стоит на правой стороне сцены между Мешемом и Абигайль. Тихо, к Абигайль). Ну как, Абигайль, разве неправильна моя система? Лорд Мальборо низвергнут, Европа умиротворена…

Мешем (передает ему подписанные королевой бумаги). …Болингброк министр…

Болингброк. И все это – благодаря одному стакану воды…

Конец

Послесловие Все в этом мире построено на шарлатанстве…

Нет такой книги, в которой не было бы чего-нибудь полезного.

Плиний-старший. «Естественная история»

Srcibe для любого француза слово понятное – писака, писарь, публичный писатель, журналист. В незапамятные времена оно пришло во французский язык из древней латыни, из великого прошлого всех романских народов, от почтеннного слова scribere – писать.

Эжен Скриб получил свою фамилию от отца, торговца шелком, появившись на свет в Париже в 1791 году. Скриб – это родовое имя, а вовсе не псевдоним, и такая «говорящая» фамилия, вероятно, доставляла особую радость его литературным и театральным недругам, коих у Скриба было несметное количество. Ведь миллионное состояние, нажитое на водевилях и комедиях, настоящий триумф его пьесок на всех театральных площадках Европы уже при жизни, ошеломительный успех его либретто, навсегда соединенных с именами Мейербера, Обера, Галеви, Россини, Верди, Доницетти, – это не повод для радости коллег по цеху и строгих театральных журналистов. Интересно, что критиковали Скриба яростно и жестоко, и справа, и слева, и либерально настроенные критики, и критики, отличавшиеся устойчивым консервативным академическим вкусом. После 1836 года, когда Скриб был избран в число «бессмертных» Французской Академии, в прессе поднялся настоящий стон и вой! Подумать только – Гюго было отказано в этой чести, а ему, автору сотен пустяковых пьесок, водевилисту, куплетисту, какому-то писаке, Скрибу… Но, наверное, не напрасно сын почтенного буржуа получил право на такую «говорящую» фамилию. Ведь как поется в одной известной песенке: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет!»

Маленький «писака» рано лишился родителей и перешел на попечение к известному адвокату, что, безусловно, повлияло на его судьбу. Отныне атмосфера финансовых тяжб, судебных исков, имущественных споров между родственниками, биржевых махинаций формировала ум будущего драматурга. Интересно, что многие крупнейшие драматические авторы прошли эту блестящую школу юриспруденции: где, как не в суде в жестком диалоге сторон, конфликт встает в полный рост! До адвоката юный Скриб не дослужился, но опыт стряпчего в суде научил его видеть механизм современного мира. Вот она, его школа жизни, отточенная в форме театрального диалога:

– В современном обществе царит абсолютное равенство!

– Звания и титулы ничего не значат!

– Все французы равны.

– Да, я знаю – перед лицом закона!

– Нет, перед деньгами!» («Пуф, или Ложь и истина») Как же критиковали Скриба за такое циничное утверждение многие его современники, называя его пьесы «поэзией прилавка», «конторским героизмом» (А.И. Герцен), «антитезой романтизма» (Э. Легуве), «острым словом, сказанным за столом» (Белинский). Но, к счастью, Скриб не слышал всего этого, а потому, не задумываясь, променял выгодную карьеру адвоката на трудный и поначалу совсем не усеянный розами путь драматического писателя.

Театр и только театр манил молодого человека, тот театр, который был рядом, на Больших бульварах, куда ежевечерне собиралась веселая и шумная толпа парижан, ищущих хотя бы небольшой паузы от тех невероятных кошмарных событий, которые, как в страшную воронку, затягивали жизнь каждого француза. Когда Скрибу было три года, Людовику XVI, «народному» королю, «наихристианнейшему» Людовику отрубили голову, затем судили «вдову Капет», так стала именоваться самая красивая императрица Европы, вдова короля, – Мария-Антуанетта. Она была обвинена в растлении собственных детей и также гильотинирована. Когда из складок ее платья выпрыгнула маленькая собачка, то казнили и ее. Вероятно, как пособницу ненавистной королевской династии.

Маленький Скриб не мог этого видеть, но именно таким был жизненный опыт зрителей, ломившихся в театры Больших бульваров, парижан, переживших не только казнь королевской четы, но и лидеров революции, которых одного за другим кровавым потоком сметала со сцены История. Вот откуда, наверное, происходит невероятная тяга революционного поколения французов к театру. «Здесь танцуют!» – написала революционная толпа на месте, где стояла разнесенная по кирпичику Бастилия. А потом чехардой конвент сменялся директорией, директория консульством, консульство империей! Чтобы не сойти с ума от калейдоскопа и водоворота исторических событий, в театрах Бульваров к танцам добавили пение – родились куплеты. Не от легкомыслия, не от пустой веры в будущее, не от надежды на построение справедливого общества, а от невыносимого осознания исторического абсурда рождался французский водевиль. В нем навсегда зафиксировано ощущение той легкости бытия, которая возникает у человека, случайно выздоровевшего после смертельной болезни. «Нельзя не удивляться легкости, игривости и остроумию, с какими французы воспроизводят свою национальную жизнь»,[31] – восклицал Белинский. А Герцен, усматривавший в водевиле, кстати, вопреки историческому подходу к явлениям искусства, только национальную особенность, подытожил: «Водевиль такое же народное изобретение французов, как трансцендентальный идеализм – немцев».