Андрей Якубовский - Профессия: театральный критик

• Название: Профессия: театральный критик
• Автор: Андрей Якубовский
• Жанр: Культурология

Настоящая книга знакомит читателя с российским и зарубежным театром 1960 — 2000-х годов, с творчеством ведущих актеров, режиссеров и сценогра­фов этого времени. В ней помещены работы разных жанров — от портрета и театральной рецензии до обзора театральной жизни и проблемных статей. В связи с чем знакомство с книгой будет интересно и полезно не только для люби­телей театра, но прежде всего для студентов-театроведов, искусствоведов, фи­лологов, как своего рода практикум по театральной критике.

---

Вот уже девятнадцатый год подряд, ежевечернее, в "Комеди Ко-мартен" идет пьеска Марио Комалетти "Боинг-боинг", в которой некий современный Дон Жуан познает радости любви с тремя очарователь­ными стюардессами. Этот спектакль-чемпион догоняет другой "боевик" того же автора — "Дуэт на канапе" в Театре Мишель, чье название го­ворит само за себя. С ними соревнуется комедия Марселя Митуа "Бе­зумства субботнего вечера", в которой, как доверительно и зазывно со­общает все тот же "Парископ", "две дамы комильфо в поисках идеаль­ного возлюбленного встречаются" на сцене Театра Ла Брюйер "с двумя мужчинами вовсе не комильфо". Однако если подобный вариант сексу­альных отношений вам почему-либо не по вкусу, то вы можете отпра­виться в Театр Пале-Рояль, где вас ожидают герои комедии еще одного "классика" "бульварного театра" Франсуазы Дорэн "Поставив все на карту". Содержание пьесы программа передает одной короткой интри­гующей фразой — "женщина и двое мужчин...".

Среди бездумных "комедий" и "музыкальных комедий", состав­ляющих львиную долю рубрики "спектакли недели", можно отыскать произведения даже серьезных драматургов— так, в театре "Ателье" идет новая комедия Жана Ануя "Панталоны" в постановке самого авто­ра. Традиционно высоко на бульварной сцене мастерство актеров: например, в упомянутой комедии Ф. Дорэн занята легендарная Мишель Морган, а в пьесе присяжных поставщиков развлекательных комедий Барилле и Греди "Предпочитаемый" выступают на сцене Театра Мадлен известные актеры Жан Пья, сосьетер "Комеди Франсез", и Жюдит Магр, долгое время игравшая в T.N.P. Вероятно, увлекательно следить за тем, как Анни Дюперей и Бернар Жирардо в комедии А. Эрнотта и Э. Тибера "Слабое внимание" "одолевают", по свидетельству "Парископа", на сце­не Театра Сен-Жорж "роли тридцати персонажей в возрасте от двух до ста лет". Однако яркие актерские индивидуальности меркнут в процессе все усиливающейся интеграции театрального искусства индустрией развлечений, которая так заметна сегодня в Париже. Не знаменательно ли, что самым популярным из драматургов-классиков сделался ныне Эжен Лабиш — его комедии буквально заполнили парижскую сцену.

Я посвятил "бульварному театру" один из вечеров. Дело в том, что парижская пресса настойчиво рекомендует аргентинскую труппу TSE, уже давно натурализовавшуюся во Франции и играющую на француз­ском языке, как один из самых оригинальных театров столицы, отстаи­вающий самобытное видение мира и свою сценическую эстетику. По­становка Альфредо Родригеса-Ариаса "Северная звезда" в Театре Мон-парнас и в самом деле вносит некоторые существенные коррективы в представление о "бульварном театре".

Спектакль оказался своеобразной попыткой внедрить некоторые элитарные философские и эстетические идеи в массовое искусство, приспособить их к обывательскому восприятию, к "привычкам" "буль­варной сцены".

Банальная история убийства с целью ограбления в купе скорого по­езда "Северная звезда", следующего из Брюсселя в Париж, .была изло­жена здесь особым образом. Бытовые подробности и детали уголовного дела обретали здесь многозначительную расплывчатость, очертания ситуаций и характеров теряли определенность, события оказывались непредсказуемыми, лишенными взаимосвязи. На зрителя обрушивался поток эффектов — от локомотива, который на всех парах мчался на зал, до превращения старомодно-чопорного семейства в банду кровожадных преступников. Эти метаморфозы персонажей совершались на всем про­тяжении спектакля. Более того: постоянно пересматривалась и перетол­ковывалась фабула драматического действия. При этом совершенно разное освещение одних и тех же эпизодов оказывалось не просто са­мым неотразимым эффектом постановки, но острием ее идейной и эсте­тической направленности. В сознании зрителя никак не могла сложить­ся единая картина реальности, и спектакль, имевший, по крайней мере, четыре различных зачина и три совершенно разных финала, начинал все больше напоминать старинную игрушку — расписное пасхальное яич­ко, в которое вкладывается еще одно, а в это последнее — следующее и так далее. Постепенно спектакль проникался сюрреалистическим ут­верждением алогизма жизни, экзистенциальной тоской. И, что самое оригинальное, он утверждал призрачность бытия и непознаваемость действительности, нисколько при этом не порывая с эстетикой "хорошо сделанной вещи", столь свойственной "бульварам", не изменяя бодряче-ски-насмешливой интонации. Просто в нем находилось место и претен­зиям на философичность, и элитарной утонченности, и крепкому ремес­лу, сочетавшимся с расхоже-обывательским представлением о мире и человеке. Парижская критика извела много чернил, чтобы определить жанр "Северной звезды", но так и не преуспела в этом. Куда разумнее, на мой взгляд, поступил рецензент еженедельника "Экспресс", отказав­шийся от поисков истины и заметивший: "Для того чтобы оценить все это по достоинству, необходимо оставить в гардеробе вместе со своим зонтом логику и серьезность".

Как тут удержаться от искушения и не процитировать роман Жана-Луи Кюртиса "Молодожены": "...бульварный театр" все чаще предлага­ет сегодня парижанам "грубый комбикорм культуры для жвачных мел­ких буржуа вперемешку с панированными блюдами из меню интелли­генции". Сказано зло, но— увы! — справедливо.

Однако — и это еще один парадокс нынешней театральной ситуа­ции — не только "бульварный театр" идет навстречу искусству для из­бранных, но и так называемый "экспериментальный театр" все чаще подпадает под влияние массовой культуры.

События конца 60-х— начала 70-х годов вывели на французскую сцену целую плеяду молодых режиссеров-экспериментаторов. Самоот­верженно шли они на штурм буржуазной культуры, бесстрашно атако­вали все ее "признанные ценности", стремясь к решительному обновле­нию языка сцены. Вероятно, в какой-то степени их эксперименты оказа­ли воздействие на театральное искусство и, что очевидно, определенным образом повлияли на театральную инфраструктуру Парижа. Сейчас во многих театрах французской столицы —таких, какШайо, Одеон, д'Орсэ, Атеней, Люсернер и других,— наряду с большими залами открыты ма­лые, экспериментальные. В Париже ныне существует около шестидесяти кафе-театров, которые зачастую превращаются в некие театральные ла­боратории. Эксперимент, таким образом, стал признанной частью па­рижской театральной повседневности. И именно поэтому оказался ею прирученным и мало-помалу ассимилированным, хотя это обстоятель­ство далеко не всегда осознается организаторами подобных начинаний.

Вот пример Жозе Вальверда. Несколько лет назад Вальверд руко­водил Театром Жерара Филипа в Сен-Дени— одним из самых значи­тельных и политически активных театральных коллективов парижских предместий, так называемого "Красного пояса" французской столицы. Сейчас, говорил мне режиссер, перед современной французской сценой открыт лишь один путь — путь непрерывного эксперимента. Это позво­лит заново ощутить возможности театра, поможет ему пережить ны­нешние трудные времена.

С помощью небольшой субсидии Вальверду удалось открыть по­близости от знаменитого Центра Помпиду экспериментальный Театр Эссейон, название которого (буквальный перевод слова "essayer" — пробовать, испытывать) сообщает о его целях. Театр занимает подваль­ное помещение старинного дома, где некогда, в XVI веке, располагался трактир "Золотой орел". Два его маленьких зальца дают приют самым различным экспериментальным микротруппам и помогают им сводить концы с концами. В одном из них я познакомился с работами трех раз­ных актерских содружеств. Спектакли шли один за другим (в иные ве­чера в двух залах Эссейона дается шесть представлений), и это обстоя­тельство определенным образом сказалось на впечатлениях вечера.

Передо мной прошли три совершенно разных мини-постановки, резко различающиеся по жанру, сценической атмосфере, колориту ак­терской игры. И вместе с тем они без особого усилия могли быть вос­приняты как три акта одного и того же спектакля, ибо были объединены общим чувством реальности, общим настроением. Казалось, их создате­ли использовали сцену главным образом для того, чтобы разными спо­собами публично изжить чувство страха перед жизнью и в то же время скрыть от нас, зрителей, настроение безнадежности.

В пьесе Элен Пармелен "Антиклоун" два молодых и ярко одарен­ных актера — Николя Пиньон и Жан-Жак Шеффер — выступали в об­личье клоунов: весельчака "рыжего" и его неколебимо-грустного това­рища. Они разыгрывали в приемах цирковой эксцентриады серию раз­нообразных скетчей. В спектакле, где без устали жонглировали слова­ми, энергично играли смыслом и бессмыслицей, просматривалась некая модель отлученного от гуманизма, изъеденного безверием мира, а лихо­радочная веселость здесь плохо маскировала отчаяние, спрятанное за фальшивые носы клоунских масок.