Даниил Гранин - Все было не совсем так

• Название: Все было не совсем так
• Автор: Даниил Гранин
• Жанр: Современная проза

---

Моцарт и Паганини работали с трех лет, художник Валентин Серов – с четырех.

* * *

У меня было много обидных неудач. Задумал я построить в Санкт-Петербурге Триумфальные ворота в честь Победы в Великой Отечественной войне. Оказывается, в 1945 году такие ворота были сооружены. Трое ворот. Через них в город возвращались войска Победителей. Сделали их наспех, но красиво, по проектам архитекторов Никольского, Гегелло. Сделаны были из фанеры, временные, их вскоре разобрали. В архиве я нашел фотографии ворот. Видно, как через них возвращаются в город солдаты.

Я обратился к мэру города Валентине Матвиенко: “Давайте восстановим ворота. Наиболее удачный из них вариант. Тем более, что у нас нет ни одного памятника Победе в ВОВ 1945 года”.

* * *

Толстой обрушился на “Короля Лира” как титан, а если бы Шекспир напал на “Анну Каренину”? Битва титанов – это было бы будь здоров!

* * *

Милосердие выше справедливости? Так ли это?

* * *

Попробуйте растолковать школьнику, что за штука – “красный уголок”. Легче он поймет – “Лобное место”. Между тем “красные уголки” имелись почти на каждом заводе, фабрике. Там висели портреты вождей, лежали подшивки газет, были графики выполнения плана, брошюры, фотографии ударников. Кто такой ударник? А рвач, а бракодел?

* * *

Эшелон наш был переполнен. Июль 1941 года. Был ли он обеспечен защитой от авиации, прикрытием, хотя бы маскировкой – не знаю. Мы ехали на фронт. Кировский полк 1ДНО (Дивизия Народного ополчения). Пели песни, играли в карты. Выпивали, многие захватили с собою. Были бутерброды домашние, курицы жареные, огурцы. Словно на пикник собрались, как-то не думалось, что едем воевать без оружия. У меня была бутылка с зажигательной смесью. Потом их почему-то назвали “коктейль Молотова”. Было в роте несколько учебных винтовок. И все. Оказалось, настоящих винтовок для ополчения нет. Гранат нет. Дали на полк пулеметы, станковые и ручные, а сколько – не знаю.

Винтовки и патроны появились по ходу боев. Подвозили их, что ли?

С первых же бомбежек пыл наш сменился злостью. Мы шли воевать, но воевать было нечем. “Грудью отстоим Ленинград!” Так и получилось – грудью. Александр Матросов совершил подвиг. Закрыл собою пулемет. Вероятно, так и было. А чего оставалось, когда они строчат из пулеметов, а наши сорокапятки не могут заткнуть их, не могут выбить их, не могут остановить их танки. В геройствах тех дней было отчаяние, от безысходности, хоть бы гранаты противотанковые, хоть бы иметь бронебойные пули, хоть бы ружья противотанковые. Все это появилось позже, позже, а весь июль мы то драпали, то отступали, “отходили на запасные позиции”, оставляя горы трупов.

Среди хаоса, позора поражений 1941 года выделяется трагедия дивизии Народного ополчения. С первых дней войны тысячи ленинградских рабочих, учителей, инженеров, студентов пошли в ополчение. Их ничему не успели обучить. Безоружные, они врукопашную противостояли мотопехоте, бросались под танки. На всем пути нашего отступления была и паника, и бегство, но все же ополчение сумело задержать наступление танковых колонн Манштейна к Ленинграду. Ценой чудовищных потерь планы немецкого командования были сорваны. Не противотанковые рвы, не доты укрепрайонов останавливали противника, а ярость, отчаяние, безвыходность.

Первые недели войны пропахли дымом пожарищ, вонью тола. Разбитые деревни, бегущее пламя горящих полей. Я не могу осуждать тех, кто прятался

в лесах, спасался самострелами, даже тех, кто сдавался в плен. За что их осуждать, за что – присягу нарушили? Не они присягу нарушили, нарушили те, кто подставил нас под огонь, кто уступил наше небо “юнкерсам”, нашу землю – немецким танкам. Куда подевались наши танки – КВ, тридцатьчетверки, наши орудия, снаряды?… Все было – и вдруг ничего не стало.

Спустя годы, разглядывая те знойные июль и август 1941 года, я видел, как нас “кинули”. Самым подлым образом обманули, подставили:

Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней!

Где-то под деревней Самокражей, когда мы побежали, нас стал останавливать Подрезов, начальник политотдела дивизии. Размахивая наганом, он гнал нас обратно в окопы.

Дрогнули мы от криков “окружают!” – главного страха тех дней – и побежали. Тут-то и появился Подрезов, начальник политотдела дивизии, огромный, плечистый, в накинутой плащ-палатке. Картину эту я запомнил на всю жизнь. Шел дождь, первый настоящий дождь того военного лета. Подрезов матерился, останавливал, загонял нас назад, в окопы, он и меня схватил за гимнастерку, швырнул туда, в сторону покинутых окопов. Кто-то из бегущих налетел на него, попал в его раскинутые руки, этот увернулся, ударил его прикладом в грудь и побежал дальше.

* * *

Смотреть на нее было не скучно, просто смотреть. Все время что-то менялось в ее лице. От нее пахло то снегом, то палым листом, а то молоком, как от ребеночка.

Из лабораторных записей

– Понимаешь, я вроде нормальный мужик, без этой интеллигентщины,

а вот не люблю ни похабщины, ни матерщины. Откуда это во мне, ума не приложу. А у нас без матюков хана, ничего не пробить. Валюта, конечно, это – спирт. Я держу его на крайний случай для работяг, чтобы они давали нам инструмент.

– Существует больше сотни теорий грозы и сто тридцать теорий атмосферного электричества. У каждой есть статьи и диссертации. Поэтому не хер орать на меня. Ты только одной занят, а я уже навидался вашего брата, все кандидаты, у каждого своя заморочка. Один занят туманами, другой градом, третий грозой, четвертый снегопадом, все воздействуют, поди докажи, отчего град пошел, отчего кончился, может, мы и ни при чем.

– Живет себе облако, откуда оно взялось – не знаем, чем питается – не знаем, почему кончилось – неизвестно. Ничего не знаем.

* * *

Как известно, ленинградская блокада стала символом стойкости в истории не только Отечественной, но и Второй мировой войны. Блокада овеяна ореолом героизма защитников города, врага не пустили, и 900 дней блокады показали, что город выдержал невиданную, неслыханную осаду, несмотря на все лишения и голод.

Для меня всегда было непонятно, что на самом деле произошло под Ленинградом.

17 сентября 1941 года, надеюсь, что память мне не изменяет, я с остатками своего полка 1ДНО отступил из Пушкина в Ленинград. Мы вышли на рассвете, где-то в 5 часов утра, получив приказ отойти из района расположения дворца. Наш штаб полка находился в Камероновой галерее. К тому времени немецкие автоматчики уже занимали парк, они обстреливали галерею, расположения всех рот. Одна за другой роты покидали свои позиции, отходя к дворцу. С правого и с левого флангов, вероятно, никаких частей наших уже не было. Во всяком случае, получив приказ, мы эвакуировали раненых, и остатки полка организованно отходили по шоссе в направлении Шушар. Дойдя до Пулково, мы подверглись налету немецкой авиации. Спустились в низину Шушар, и я увидел, как немецкие эскадрильи одна за другой обстреливали людей, которые шли, бежали к городу. Это были беженцы из пригородов и остатки частей вроде нас.

Колонна подошла к Пулково, и я увидел, как внизу по всему полю

к Ленинграду идут такие же колонны, отряды, группы и одиночки. Тысячи и тысячи солдат стекались в город. Было понятно, что фронт рухнул. По крайней мере, юго-западный участок прорван. Не видно было никакой попытки остановить эти массы отступающих. Куда они стремились? Как будто город был убежищем. Показались немецкие самолеты. Десятки, а может, сотни. В поле негде было укрыться. Ни окопов, ни щелей, открытое пространство, на котором отчетливо виден каждый. Свинцовые очереди штурмовиков полосовали почти без промаха. Сбрасывали небольшие бомбы, сыпали их беспорядочно, благо любая настигала. Настигла и меня, взрыв подбросил, я шмякнулся

о землю так, что отключился. Когда очнулся, наша колонна разбежалась.

Перебежками, а потом уже просто пешим образом я дошел до Средней Рогатки, до трамвайного кольца, сел на трамвай и поехал к дому. Все было ясно, немцы на наших спинах войдут в город.

Меня поразило, что на всем пути не было никаких заградотрядов, никаких наших воинских частей, никто не останавливал отступающих, впечатление было такое, что город настежь открыт. Через день, придя в штаб Народного ополчения, я получил направление в отдельный артпульбат укрепрайона, он занимал позицию перед Пушкином, в Шушарах. Там я и воевал вплоть до конца зимы 1942 года (292-й артпульбат 2-го укрепрайона).

Но с тех пор меня томит загадка – этот день 17 сентября, когда город был абсолютно не защищен со стороны Шушар и немцы спокойно могли войти в него. Пустые доты, покинутые баррикады. Почему они не вошли?

Не знаю, как выглядела оборона города на этом участке 15, 16 сентября и что было 18 сентября. Запечатлелся навсегда день 17 сентября 1941 года, страшный день открытого, беззащитного города.